Опасная тропа - Шульц Джеймс Виллард. Страница 12
Белый Волк и Питамакан присоединились к ее смеху. Потом вождь сказал мне:
— Я всегда называл тебя сыном и рад, что теперь ты действительно им становишься. И твоя «почти-мать» Тситсаки — как она будет рада, когда вы с дочкой поставите общую палатку. Она мечтает об этом уже много зим.
— И когда же будет поставлена эта новая палатка? — полюбопытствовал Питамакан.
— О, они еще так молоды! Давайте не будем сейчас об этом, — предложила мать Отаки.
— Ну, сынок, — обратился ко мне вождь и глаза его блеснули, — я думаю, если ты смело и достойно пройдешь всю предстоящую вам длинную и опасную тропу, на которую вы выходите завтра, то ты будешь вполне готов к тому, чтобы тебе можно было доверить завести собственную палатку.
Как счастливо (и смущенно) обменялись мы с Отаки улыбками! И как быстро спрятала она свое зарумянившееся лицо! Но ее отец был весьма тактичен — он переменил разговор на то, какие предосторожности мы с Питамаканом должны будем блюсти и день и ночь на своей длинной тропе. Когда он закончил свои наставления и мы легли спать, было уже довольно поздно.
— Хо! Просыпайтесь! Просыпайтесь, лентяи! — разбудил нас Белый Волк ранним утром.
Мы открыли глаза и увидели, что вершина палатки покраснела в первых лучах восходящего Солнца. Завернувшись в свои накидки, мы вместе с вождем поспешили к реке и бросились в воду. По всему течению, и вверх и вниз, раздавался плеск купающихся мужчин и мальчишек. Женщины и девушки делали это позже, днем. Это ежедневное (зимой и летом) купание значило для черноногих много больше, чем простое омовение для соблюдения чистоты. Оно так их закаляло, что они становились нечувствительными к зимним холодам. Это позволяло мужчинам охотиться и сдирать шкуру с добычи на снежных равнинах, когда она смерзалась так, что ее трудно было снять даже ножом.