Мастер-Ломастер - Шумилов Павел Робертович. Страница 2

– Это «Каравелла-555», – ответил Тимоти.

– Ну и что?

– У нее фары и клаксон сидят на общем предохранителе.

Я все равно ничего не понял, но решил подождать и посмотреть. Из-за угла.

Тимоти подошел к «Каравелле», рукой в перчатке выбросил из разбитой фары осколки стекол и вставил что-то вместо лампы. Достал из потайного кармана пиджака полуметровую стальную линейку, прижал к стеклу дверцы водителя, просунул в щель и сильно нажал. На долю секунды вспыхнули фары, слабо вякнул клаксон, а над разбитой фарой поднялось облачко дыма. Дверца открылась. Тимоти сел на место водителя и принялся шарить под щитком. Потом вышел, снял с крыла глушилку, вынул из разбитой фары свою фиговинку и вновь скрылся в салоне.

Через минуту «Каравелла» плавно подрулила ко мне. Почему считается, что этот пульмановский вагон сложно угнать? Где знаменитые четыре степени защиты?

Тимоти вышел и с поклоном открыл мне заднюю дверцу.

– Прошу вас, сэ-эр!

Я важно сел и небрежно кивнул. Чуть слышно заурчал мощный мотор, машина плавно набрала скорость. Хорошая машина. Люблю ездить в хороших машинах. Включил телевизор, но из динамика раздался хриплый рев, а экран остался черным. Где-то в машине продолжала работать глушилка. Обидно. Сейчас по восьмому каналу идут мультики про Микки-Квакера. Я их люблю. Но, если выключить глушилку, машина завопит на полицейской волне, и копы сядут на хвост уже через две минуты.

Доехали быстро. Как я и предполагал, дом был заброшен. Грязные, много лет не мытые стекла, криво висящая на одной петле дверь. Тимоти вышел первым, потому что я был занят – переправлял шикарные сигары из бардачка во внутренний карман своего пиджака. Зажигалка мне тоже понравилась.

Дверь не только висела на одной петле, но еще изнутри была привязана проволокой. Пока Тимоти возился с ней, я любовался резервуаром. Чем-то он напоминал старинный замок. Глухая неприступная стена метров тридцать высотой. Только зубцов по верхней кромке не хватает. И башенок.

Тимоти наконец-то открыл дверь. Мы вошли. Коридор освещала тусклая лампочка, а под ней сидел панк. То ли пьяный, то ли наширявшийся. Скорее, второе.

– Ты один тут такой? – навис над ним Тимоти.

– Жди, – сказал наширявшийся панк.

– Кого?

– Их, – панк махнул рукой туда, откуда мы пришли. Я оглянулся, и мне захотелось спрятаться. Я спрятался за Тимоти. Не весть что, но лучше, чем ничего. К нам приближались три шкафа и Важный Шишка. А еще мне не понравилось, что под рукой у панка была коробочка с кнопкой, а провод от коробочки уходил за стенку. Панк наш был то ли часовым, то ли приманкой. И то, что дверь была изнутри проволокой привязана, тоже не случайно. Вроде бы, и ломать повода нет, а на две минуты задержала.

Важный Шишка достал из кармана – нет, не сотовый телефон. Полицейский хойти-тойти. Готов спорить, с шифратором на канале. Серьезные ребята. И богатые. И в заброшенном доме, в промзоне. Вывод – наркотой пахнет. А наркобизнес – дело жестокое.

– Фраер в пиджаке на шикарной тачке с подбитым глазиком и с ним горилла, – сказал Шишка в хойти-тойти. – Тачка? «Каравелла». Да, да, пятьсот пятьдесят пятая «Каравелла».

А что, хорошая легенда. Я – шеф, Тимоти – телохранитель. Только бы Тимоти рот не раскрывал, – думал я, прислонютый к стенке, пока сноровистые руки обшаривали карманы.

– Босс, вы уверены, что ситуация под контролем? – выдал Тимоти.

– Не делай резких движений и не открывай рот, пока я не скажу, – ответил я.

Хорошо иметь дело с Тимоти. Мы понимаем друг друга с полувзгляда.

– Итак, кто вы, и зачем? – спросил Шишка, когда обыск закончился. Я достал две сигары, одну предложил Шишке, откусил у своей кончик и щелкнул золоченой зажигалкой, экспроприированной из автомобиля. Зажигалка выдала огонек, после чего исполнила мелодию. Я чуть не сел. Дослушал музыку до конца и попытался посмотреть на Шишку сверху вниз. При моем росте это сложно, но, кажется, он понял, что я хотел изобразить. Во всяком случае, подтянулся.

– Я прилетел к вам с Филиппин. Можете звать меня Москито. Может быть слышали? Надеюсь, что нет. Не люблю людей, которые обо мне слышали, – выдал я и хохотнул. В гордом одиночестве. Никто даже не улыбнулся. – Итак, вы хотите знать, зачем я здесь. Можете считать мой визит неофициальным, дружественным, без галстуков. Территориально мы находимся слишком далеко, наши рынки сбыта не пересекаются, – я лихорадочно изобретал лапшу для развешивания на уши.

– Босс, шеф не велел говорить о рынках, – встрял Тимоти. Я строго посмотрел на него. Он заткнулся и даже сделал шаг назад.

– На чем я кончил? – я опять строго посмотрел на Тимоти. – Ах, да! Произошло одно досадное недоразумение. Исчез наш курьер. На нем долг. Сто семьдесят тысяч. С учетом расходов на розыск – двести двадцать тысяч. Наш агент разыскал курьера в этом городе и напомнил, что долг надо вернуть. Курьер попросил два дня отсрочки и назвал адрес – вот этот самый дом. К счастью, мы знали, что находится по этому адресу. Напрашиваются две гипотезы: или он переметнулся к вам, или хотел столкнуть нас лбами. Второе ему не удалось, а насчет первого нужно выяснить.

– Что вы хотите от нас?

– Не удивляйтесь, ничего. Просто мы хотим, чтоб вы знали: на Джейке из Техаса долг. Человек, обманувший один раз, может обмануть снова. Разумеется, если вы вернете нам заблудшую овечку, это будет воспринято как жест доброй воли. Вот, собственно, и все.

Шишка отошел и долго совещался с начальством по своему хойти-тойти. Передатчик шипел, слышимость была плохая. Шишка даже сильно стукнул передатчиком по ладони. На самом деле это сказывалось влияние глушилки в автомобиле.

– У нас работает только один техасец. Сейчас он будет здесь, – сообщил Шишка. Я спрятался за Тимоти, а местные дуболомы удивленно посмотрели на меня и достали пистолеты.

Техасец оказался удивительно похож на мексиканца. После короткого допроса и взаимных уверений, что друг друга в первый раз видим, он был отпущен с миром.

– Что вы намерены теперь делать?

– Как можно быстрее убраться на родные Филиппины, – сказал я. – Дело в том, ребята, мне очень не нравится, что Джейк пригласил меня сюда, а сам не пришел. Вы понимаете, о чем я?

– Чашечку кофе?

– Нет, спасибо. Мой принцип – никого не видел, ничего не знаю. Могу подтвердить это на детекторе лжи. – Я опять хохотнул. На этот раз Шишка вежливо улыбнулся.

Как ни странно, нас отпустили. Даже проводили до машины. Только перед этим проверили по телефону, в какой гостиннице мы остановились.

Отъехав на пару кварталов, я ткнул Тимоти в бок кулаком, мы принялись смеяться. От этого чуть не протаранили пожарную колонку. Минут пять только и раздавалось: «А как ты его сигарой угостил!» «А как ты – шеф не велел о рынках». «А как ты – можете звать меня Москито!»

Потом я заметил на воротнике у Тимоти жучок-маячок. Он осмотрел меня и тоже нашел жучка. И мы опять долго смеялись. Отсмеявшись, стали думать, что делать с наркомафией.

– Их надо эвакуировать из дома, – заявил Тимоти. – Они могут обидеться, если мы сковырнем их домик. А потом будут нас искать. Я не хочу, чтоб нас искала мафия.

Я согласился с Тимоти. Достал карманный комп, но в машине комп не захотел работать из-за глушилки. Пришлось выйти. Набрал на клавиатуре текст, прослушал, как комп проговаривает его голосом вышколеной секретарши, позвонил в полицию и им тоже дал послушать. В полиции очень заинтересовались и начали задавать вопросы. Я не стал отвечать и повесил трубку.

– Что ты им напел? – поинтересовался Тимоти.

– Правду, только правду, ничего кроме правды! Аминь!

Не прошло и десяти минут, как мимо нас в промзону на полной скорости промчались два десятка полицейских автомобилей и четыре фургона.

– Ну вот, людей из дома мы эвакуировали, – весело сказал я Тимоти. – А если что, пусть думают на Джейка из Техаса. Полицейским я именно так представился.

И мы опять долго смеялись. Остановились у ресторанчика, перекусили. Потом стали думать, что делать с автомобилем. Расставаться жалко, но к вечеру его будут искать по всей стране. Я утверждал, что его надо отдать хозяину, а Тимоти – сдать в полицию. Тогда все будут довольны. Хозяин – как хорошо и быстро работает полиция, а полиция – как быстро они вернули хозяину автомобиль! Аргументы Тимоти перевесили, и он взялся писать записку: