Монеты на твоей ладони - Шумилова Ольга Александровна "Solali". Страница 58

— Плохо, — он запахнул крылья. — Зачем тебе?

— Скажи, — я подняла на него глаза.

— Помнишь, ты мне рассказывала… Как стая саранчи. И чертовки большая стая. Вчера их не было, сегодня ты не видишь космоса за ними. А хуже всего — лучшие аналитики не могли ничего высчитать. Это только потом стало ясно, почему, — пауза. — Так что случилось?

— Неделю назад мне показалось, что т, хоры вернулись.

Рейн оцепенел. Медленно-медленно повел рукой перед глазами:

— Показалось?…

— Т, хоры не оставляли одиночных трупов, в этом все дело, — пробормотала я, откидываясь на спинку стула. — Да, в этом и проблема — у меня всего два трупа. И один до безумия похож на работу т, хора. Но знаешь, что страшно?… Все это — на Безымянной.

— Это не страшно, это — нереально. Или вето на убийство — уже не основа Закона?

— Все еще. Более того, первое тело однозначно ниоткуда принести не могли. Я проверила — дерево ощутило смерть. Да и кровь землю пропитала так, что оё-ёй. И больше ни-ка-ких следов — его нашли только через неделю.

— А второй?

— А вот со вторым… Он замерз. Сержант-десантник элитного корпуса войск Союза при полном снаряжении замерз насмерть в полярной пустыньке пяти километров в поперечнике. Ты себе это можешь представить? Театр, блин, абсурда… Причем я проверила его идентификационную карту в части — последний раз, когда его там видели, он намеревался загадочным образом догонять свою эскадру после загула. Додогонялся… И знаешь, когда это было? Почти месяц назад. Я из принципа утюжила эту пустыньку из конца в конец раз пять. И максимальный мороз там был — минус сорок. Учитывая ветер. Вовсе не та температурка, при которой можно замерзнуть в десантном снаряжении, рассчитанном на минус сто. А самое любопытное, что он весьма недвусмысленно сжимал деатоматор, только кобуру расстегнуть не смог.

— И?…

— Не знаю, Рейн, не знаю… — я закрыла руками лицо и оперлась локтями на стол. — Это рушит все. Основы, непререкаемые основы. Трупы — ерунда, мало я их видела? Но — Закон есть Закон. Для всех. Правила, которые не могут не выполняться физически, — последнюю фразу я проговорила с таким нажимом, что она отразилась от стола. — Сегодня это были Дальние Пределы. Кто знает, что — завтра?

— А будет ли это завтра? Быть может, оно так и останется на Дальних Пределах.

— А даже если и так — это не снимет проблему. Не говоря уже о том, что будет, если этот некто, способный обходить Закон, почувствует свою безнакозанность, — я помолчала. — А еще хуже будет, если об этом узнает кто-нибудь из сумеречных. У этого некто появится масса заказов.

— Закон — детище богов, в конце концов. Кому не знать все щелки, через которые можно протиснуться, как не им? Не дури себе голову, а иди прямо к Серебряному. Тем более, что чтобы кого-то целенаправленно заморозить, нужно стихийное воздействие никак не ниже пятого уровня. А на Безымянной…

— …Выше первого все равно ничего не получишь. Я, конечно, схожу, и, быть может, он даже примет меры, но лиан-то я. И, строго говоря, это моя обязанность и моя головная боль.

— Но не в три часа ночи, да еще после дороги в пятеро суток. Иди ты лучше спа…

Шорох. Я предупреждающе подняла руку. Неслышно поднялась и резко распахнула полуоткрытую дверную панель до конца. Пусто. И легкий терпкий запах человека.

— Он подслушивал, — резко бросила я и вышла.

Утром было тяжко. Мне устроили показательный выговор с занесением в личное дело.

А после завтрака Тень устроила мне проверку.

Дикий, как ты был прав…

Подобной склонности к мучительству история не знала еще ни у одного сдвинутого маньяка-шизофреника. К концу второго часа я уверился, что участь геройски погибшего в зубах вампира Хранителя меня определенно устраивала бы больше. На меня почти не орали, но подбадривали такими пинками, что ноги как-то сами прибавляли ходу. Трасса двоилась, троилась и почти что четверилась в глазах. Второе дыхание все никак не приходило, хотя первое было уже на исходе. Вот сейчас лягу и умру.Я тебе умру! Ну никакой силы воли… Так зачем же измываться, если ее нет?Так будем воспитывать.А ну, прибавить темп! Я судорожно хватал ртом воздух, легкие горели, колени тряслись, но приходилось прибавлять. Ментальные оплеухи Тень раздавала более чем щедро. Я просил, я убеждал, что никакие тренировки мне не помогут, потом умолял, потом грозил. Я униженно хныкал. Я пытался валяться у нее в ногах. Я обзывал ее бессердечной стервой, инопланетной сучкой и белобрысой тварью. Мне невозмутимо давали пинок под зад и заставляли начинать все сначала. После этого кошмара у меня оставались силы только на беспомощный скулеж. И тут она начала вытаскивать меч… Я застонал и осел на полу бесформенной кучей. В таком положении мне дали полежать минут пять (Дикий ходил за моей железякой), потом же я был поднят за шкирку и поставлен на ноги. Дикий сунул мне в руку тяжеленный кусок металла, сияющий белым, и невозмутимо проронил:

— Посмотрим, что скажет по поводу твоих способностей мастер клинка.

Меч брякнулся о пол, глухо звякнув. Ну если Дикий не мастер… Я осел на пол вторично. У Дикого совсем другой стиль, тебе не подходящий. Он упирает на силу, которой у тебя уж точно никогда не будет. Меня опять подняли. Меч оказался в руке. Заторможенное сознание с удивлением отметила, что у Тени меч синий, а не алый, как у Дикого. Прям раскрашены во все цвета радуги. И началось… Господи, ниспошли мне немедленную, и желательно безболезненную смерть. Не могу я так больше. Не умею, и не хочу уметь обращаться с этим бесполезным куском металла.

Хорошая такая оплеуха прошлась по мозгам. Я честно попытался сосредоточиться на том, что происходит. Мои жалкие попытки нападения отбивались с изящной легкостью, защита сметалась в момент. Мозг просто не успевал фиксировать удары, а не то что отбивать их. Она двигалась с невозможной скоростью, перетекая с одной стойки в другую, молниеносно смещалась по совершенно невозможной траектории. Мой измочаленный организм пытался хоть как-то подстроиться, скопировать движения, но, судя по результату, это было не в его силах. И потому, когда Тень вдруг остановилась и скомандовала: «Все, на сегодня хватит», я рухнул на пол там же, где и стоял. Я надеялся, что она забудет…

— Перерыв пять минут и еще пять кружочков по трассе для закрепления, — Не-е-е, эта не забудет, — И походи, сердце посадишь.

Как будто там еще осталось, что садить. Тяжеловесный тычок заставил все пять минут бродить по подвалу, подволакивая ноги. Я тяжело вздохнул и побежал, пыхтя и проклиная всех и вся. Ненавистные инопланетные гады мирно беседовали, неусыпно следя за тем, чтобы я не срезал углы.

Я проводил Лиса безнадежным взглядом и повернулся к Скай. И увидел на ее лице отражение тех же чувств, что обуревали и меня. Она бережно поглаживала клинок Осколка, пряча глаза. Я практически ничего не говорил ей вчера, хотел, чтобы она увидела это своими глазами. Она увидела. И, боюсь, пришла к таким же выводам, что и я. Мы молчали, не решаясь заговорить. Я поднял с пола Луч, повертел длинный тонкий клинок в руках. Таким его сделал Волк, и до сих пор он оставался неизменным. Искра беспокойно заворочалась в ножнах, чувствуя собрата.

Я поднял глаза. Эта мысль должна прозвучать, чтобы она не сулила нам в будущем.

— Скай, кого ты привела ко мне? Это — все что угодно, но не человек.

Тень повернулась к трассе. Я взглянул туда же.

Лис взбежал на поваленную балку, стрелой промчался по ней, не замедляя бега, даже не балансируя руками, легко, ловко, с невероятным для человека изяществом. И сразу же, одним мягким, гибким, молниеносным движением, не замедляясь ни на миг, поднырнул под препятствие, только мелькнул и тут же скрылся в лабиринте трассы, не задев ни единого обрывка и обломка хламья.

— А знаешь, я начинаю ощущать себя старой засохшей кочерыжкой с кучей болячек, — у Скай вырвался нервный смешок. — Я всякого повидала в жизни, но такого…не видела, и, боюсь, никогда уже не увижу. И, Рейн… Он меня почти что размазал по стенке. Ты знаешь мой уровень. И знаешь, сколько сотен лет я до него шла. Так что…