Анатолий Собчак: тайны хождения во власть - Шутов Юрий Титович. Страница 30

Коммерческий успех книги «Хождение во власть» превзошел все ожидания «патрона». Он враз стал, впервые в жизни, состоятельным человеком. Разумеется, наибольшую прибыль принесла не реализация этого «шедевра» внутри нашей страны. Дело в том, что рукописи таких субъектов испокон века использовали для покупки самих авторов. Важно было только найти покупателя. Забегая вперед, скажу: на Собчака покупатель нашелся сразу, и он, как товар, был вскоре приобретен.

Узнав, что его хотят купить иностранцы, Собчак враз побросал все дела и с женой умчался в Париж, прихватив с собой рукопись, укрытую во вместительном ридикюле от неясных тогда преград при случайном таможенном досмотре.

Вместе с ним отправился и автор текста книги А.Чернов, кровно заинтересованный в своей законной доле и поэтому решивший не отпускать далеко от себя жуликоватого партнера.

В Париже в первый выдавшийся вечер они встретились с одним из содержателей известной газеты «Русская мысль» А. Гинзбургом и постаревшим за годы эмиграции, сильно располневшим А. Синявским, происходившим, как и Гинзбург, из мутной волны первых диссидентов.

С 1955 года Андрей Донатович Синявский под псевдонимом Абрам Терц исправно поливал грязью нашу страну и плевался в народ. За это его совсем недавно реабилитировали и чуть было не наградили. Так вот, эти ребята, наиболее яркие и выдающиеся представители из плеяды злейших врагов СССР, без обиняков и пустой салонной болтовни, обожаемой женой «патрона», разъяснили Собчаку, «как родному», что издание его рукописи на Западе может принести автору максимальный доход до двух тысяч долларов. Но если заинтересовать солидное издательство, а вместе с ним крупный капитал, намекнули они, то тогда рукописная макулатура Собчака может потянуть на два и более миллиона долларов. Все зависит только от того, во сколько покупатели оценят самого автора, и будет ли он согласен исправно послужить своим новым хозяевам.

Собчак, расправив плечи, в бриллиантовом угаре возбужденно прошелся в тогда еще дешевых ботинках по краю ковра, как породистый, но пожилой конь, доставленный на аукционную площадку для последней в его жизни продажи. В мозгу Собчака ударами изношенного сердца, танцующего вприсядку, выстукивалась цифра в два миллиона долларов, которая без помощи калькулятора никак не переводилась на количество привычных «видиков», но, несомненно, в дальнейшей судьбе «патрона» решала все. Поэтому, выждав положенное время, Собчак, чтобы не продешевить лицом, сдержал восторженный стон и, опустив выдающие волнение глаза, с наигранным равнодушием изрек: «Согласен».

А. Чернов сидел молча и пил другую чашку кофе, думая свои черные думы. Полагаю, не стоит теперь читателю удивляться общей стене между французским банком «Креди Лионэ» и оперативным управлением штаба Ленинградского военного округа.

Окрыленный первоначальным потрясающим финансовым успехом, Собчак быстро сляпал новый совместный «шедевр» под названием «Ленинград ( Санкт-Петербург», в котором бегло рассказал о своей беспощадной борьбе с теперь уже ненавистным ему социализмом и коммунистическими вождями, имена которых клялся выжечь с названия самого города, улиц и памяти всех жителей.

Изготовив срочным порядком эту рукопись, он вновь умчался в Париж, где уже не спеша, обстоятельно и не волнуясь, торговался до конца относительно собственной, вредоносной России, стоимости.

Подобная беспринципная идеологическая пакостность «патрона» потрясла даже видавшего виды, одного из самых славных представителей русской диаспоры в Париже, я бы сказал, нулевой эмигрантской волны. Он родился и вырос вне России и до недавнего времени никогда у нас не был, но, в отличие от Собчака, нашу страну всегда считал своей настоящей и единственной Родиной. Я с гордостью демонстрировал ему наш город, всю жизнь беспокоивший сны и до самой смерти воспеваемый его дедом. Мы заехали в Петропавловскую крепость, ворота которой разделяли двадцатый век с «осьмнадцатым». Он вышел из машины и, стоя на площади перед собором с задранной в темное звездное небо непокрытой головой, высказал мысль, которую я просто обязан тут выразить и взять в кавычки, ибо, несмотря на готовность своей кровью под ней подписаться, она была мне все же подарена другим ( человеком, всю жизнь прожившим в Париже: «Чтобы такую великую страну, как Россия, поставить на колени, нужно незаметно, но интенсивно прикормить гуманитарной либо любой иной помощью ее народ, тем самым постепенно отучив людей от свойственного им веками созидания. Одновременно надо разрушить дотла все индустриальные источники, после чего Россия без этой самой помощи уже обойтись не сможет никогда. Похоже, что ваш Собчак с этой задачей успешно справляется».

Часы на колокольне собора стали отбивать время. Глядя в его глаза, увлажненные болью и искренней обидой за нашу Родину, я почувствовал первый накат удушающей ненависти к «патрону».

Потом мы в машине забрались прямо на бастион, где когда-то монархисты повесили декабристов задолго до прихода к власти охаянных «демократами» коммунистов.

Граф, пройдясь по каменному карнизу над Невой, встал невдалеке спиной к выхваченному прожекторами из хмурой мглы северной ночи соборному шпилю и что-то шептал, возможно, молился.

Перед нами спал, положив голову на притушенные набережные, любимый город. Под стенами крепости плескалась тихо река, в которую, как известно, дважды войти нельзя...

Спустя некоторое время мне вновь посчастливилось встретиться с ним в одном из зарубежных аэропортов. Я издалека приметил высокую породистую фигуру графа. В ожидании отлета мы вспомнили его визит в Ленинград, и тут высокородный русский дворянин неожиданно досказал то, о чем, вероятно, из соображений такта, промолчал в памятную ночь на крепостном бастионе. Хмуро улыбнувшись, граф сообщил мне, что если у нас люди так грустно отупели и не видят учиненный Собчаком грабеж и воровство, то тогда России и ее великому народу будет совсем непросто подняться с колен.

В конце первого месяца пребывания «патрона» в Ленсовете мне позвонил А.Невзоров и своим лукаво-интригующим тенорком сообщил, что у него есть по Собчаку потрясающий своим крохоборством «матерьяльчик», который он покажет сегодня же всем телезрителям. Я переполошился. «Патрон» все эти дни вроде был на глазах, поэтому чего-то украсть либо смошенничать явно не мог. Тогда о чем могла идти речь? Нужно было срочно мчаться к Невзорову. Хотя я отчетливо сознавал абсолютную невероятность заставить автора «600 секунд» отказаться от приготовленного им к показу скандального сюжета. Ведь в этом был весь смысл его тогдашней жизни. Публичному процессу сдирания шкур с еще живых он придавал особое, зрительное очарование.

О Невзорове написано много, но уверен, ( далеко не все. Причем, если собрать и взвесить уже написанное, то хулительное перетянет, как кирпич, внезапно брошенный на аналитические сверхчувствительные весы. Удивляться тут нечему. Ведь пишут о нем, в основном, его же неудачливые собратья по профессии, которые до зубовного скрежета не желают понять простую причину, ежедневно приковывающую 70 миллионов пар глаз к «шестерке с двумя нулями», как назвал эту популярную телепрограмму председатель депутатской комиссии по гласности Вдовин, впавший в очередной припадок «демократически» злобной, но серой ярости.

Между тем, причина популярности Невзорова действительно проста и прозрачна, подобна капле росы. Невзоров ( это как природное явление. Это не образованность или жизненный опыт; не воспитание либо кругозор ( это просто от Бога. Это пламя свечи, зажженной Всевышним, которое своим неровным, порой бликующим светом выхватывает из окружающей нас тьмы все то, что многие даже страшатся замечать. Шаманы власти хотят, чтобы наша жизнь протекала темными каналами массового самообмана, окончательно задымленного розовым информационным дурманом. Тогда не будет помех безропотному управлению зачуханной бытовыми проблемами толпой. Вот поэтому и кидается из тьмы, порой обжигая лапы, на единственную сегодня свечу очередная нанятая этими шаманами разная шваль.