Маска чародея - Швайцер Дарелл. Страница 23

С тех пор, казалось, прошла целая вечность. Четыре года? Три? Всего три?

– Что тебе надо, Секенр? – спросил он без малейшего следа дружелюбия в голосе. Он поднялся со скамьи, вытирая свои громадные руки о кожаный фартук. Он очень сильно вырос. На массивных челюстях явственно проступала черная щетина.

– Я…

– Секенр, никогда не думал, что снова встречусь с тобой.

– Но я… дом моего отца… ведь я живу совсем рядом с тобой, по соседству…

– Никогда не думал встретить тебя вновь или, по крайней мере, не хотел этого. Чего тебе?

Я оглядел небогатую мастерскую. Он, без всякого сомнения, стал тут хозяином. Когда я дружил с ним, он был у отца подмастерьем. Наверное, отец умер и оставил ему свое дело.

Он направился ко мне, его тяжелые ботинки гулко стучали по доскам пола. Я пристально посмотрел ему в глаза. Бесстрастное лицо ничего не выражало. Он так вырос.

– Повторяю свой вопрос. Чего ты хочешь?

Его голос звучал как голос мага, изгоняющего нечистую силу. Я пожал плечами, попытался засмеяться, сделать вид, что мы снова стали детьми, и обратить все в шутку. Я опустил взгляд и пошевелил пальцами ног.

– Разве это не очевидно, глупец? Туфли. Это же сапожная мастерская, я не ошибся случаем? Или все это, – я махнул рукой, показывая на товар на полках, – корм для райских птиц?

Он рассмеялся, зло и отрывисто.

– Намек? – Голос принадлежал женщине. Намек обернулся. Выражение его лица моментально изменилось – теперь на нем явно читался ничем не прикрытый страх. Из задней комнаты в лавку зашла девушка примерно моих лет. Было уже заметно, как округлился ее живот. Намек поспешил к ней, положил руки ей на плечи и что-то настойчиво зашептал. Она посмотрела на меня широко открытыми глазами. Я сложил руки на груди и уставился на стену, избегая ее взгляда. Она кивнула и ушла.

– Твоя жена?

– Тебе были нужны туфли, – отрезал Намек.

– Мне бы хотелось познакомиться с ней. Мы могли бы стать друзьями…

– Идем, мне надо снять мерку.

Я показал на туфли на полках.

– А может мне просто померить что-то из этого?

– Твоя первая пара обязательно должна быть сшита на заказ, по твоей ноге. Ведь это будут твои первые туф ли, не так ли, Секенр?

Смущенный, словно ребенок, пойманный на обмане взрослым, я посмотрел на свои грязные ноги и ответил:

– Да.

Он снова повернулся ко мне спиной, вынудив меня пройти за ним вглубь лавки, и уселся на табурет. Деревянной планкой с метками он измерил мою ногу.

– Ты уже стал мужчиной, Секенр?

Наверное, мне стоило перейти в наступление – ответить какой-нибудь колкостью. Ведь это было излюбленной издевкой городских юнцов, дразнившихся: «Да ты уже стал мужчиной? Неужели» Когда одна ватага дерется с другой, победители стаскивают обувь с побежденных и восторженно вопят: «Ну, и какой же ты мужчина?»

Но я лишь сдержанно кивнул:

– Да.

Намек вернулся на скамью за прилавком. Когда я поднялся, чтобы подойти к нему поближе, он протестующе замахал рукой и сказал:

– Нет. Жди там.

Я снова сел. Повисшее в воздухе молчание было страшно тягостным. Я попытался заполнить паузу наскоро придуманной неуклюжей историей о том, как я был посвящен во взрослую жизнь своим отцом, но он забыл купить для меня пару обуви или она куда-то затерялась, а потом исчезла, когда дом был очищен жрецами.

– М-мда? – только и сказал мой друг.

Вновь повисло молчание; он принялся кроить кожу, а лицо его скрывал прилавок. Раз или два он низко наклонился, полностью пропадая с моих глаз. Я слышал лишь стук молотка.

Начало темнеть. Намек зажег свечу там, где сидел сам, но не предложил свечи мне.

Больше терпеть я уже не мог.

– Намек! Мы же друзья. Почему же ты не хочешь поговорить со мной?

Он сглотнул слюну и заговорил, но обращался скорее к себе, чем ко мне, просто размышляя вслух.

– Когда-то у меня был друг Секенр. Он умер. Его убил его собственный отец, как судачат люди, убил и поселил в его теле дух Ночного Змея, того чудовища, которое в древности победил царь Неок. Отец Секенра был самым злым чародеем из всех живущих на земле, он-то и отыскал способ освободить Ночного Змея из-за точения…

– Нет, неправда…

Но Намек продолжил рассказывать так настойчиво, что я понял – я должен молчать и внимательно слушать, что это, как и все остальное, случившееся в эти дни, является частью божественного замысла, фрагментом гигантской головоломки. Боги, сама судьба или Сивилла говорили сейчас устами моего друга. Он не был мастером рассказывать истории. Когда мы оба были детьми, я постоянно рассказывал истории, а он увлеченно слушал.

– …И этот Змей, который убил и съел Секенра, украл его тело и по-прежнему находится здесь, найдя себе приют в старом доме. И отца он тоже убил и съел. Правда, отец это заслужил. Временами у нас рождается надежда, что злой дух покинул наш мир. Но теперь все знамения налицо. Это очевидно. Ночной Змей по-прежнему насылает на нас зло, проклятия, болезни. Он погубит нас всех, ввергнув в бесконечные адские муки, если не найдется смельчак, который убьет его. Так что мы молимся, чтобы вернулся Царь Неок и спас нас всех…

Я так и подпрыгнул на месте.

– Нет! Ты просто не можешь верить в это! Все это ложь!

Я подбежал к прилавку. Высотой он был мне по грудь. Я схватился за край доски, резко подтянулся и повис, опираясь руками и ногами, тяжело дыша и глядя на Намека. Я увидел, что он работает вовсе не над туфлями, а над грубым изображением демона со змеиной головой, и с громадными человеческими ногами. Босыми ногами! Он вырезал его из гладкого куска кожи и прибил на доску, обозначив глаза, нос и рот гвоздями.

Он сидел с кинжалом в руке, приготовившись разрезать изображение. Но, когда он увидел меня, лежащим на прилавке, то встал во весь рост, показавшись мне даже выше, чем был на самом деле. Я подался назад и упал на спину, больно ударившись об пол. Перепрыгнув прилавок, он молча надвигался на меня, тяжело дыша. Я поспешил откатиться подальше. Кинжал выскользнул у него из рук и воткнулся в пол. Я вскрикнул. Он схватил меня за лодыжку, а я изо всех сил лягнул его в лицо другой ногой. Моя школьная сумка каким-то образом оказалась у него в руках, и в тот миг, в пылу борьбы я вел себя как сумасшедший: вместо того, чтобы поспешно отступить, я бросился сражаться насмерть за сумку, где лежали ручки, пузырьки с чернилами, рукопись, деревянный божок и несколько монет.

Он вновь накинулся на меня с кинжалом и рассек левую штанину, глубоко порезав бедро. Почти не сознавая, что делаю, я потянулся к его руке, сжимавшей кинжал. Я вспомнил об огне, и огонь вспыхнул у меня на ладони, и теперь уже закричал Намек. Забыв про кинжал, оставшийся у меня в бедре, он пополз прочь, слишком потрясенный, чтобы понять, что холодное пламя не обжигает.

– Грязный ублюдок! Ты все равно скоро умрешь! Мы надеялись, что ты мертв, и мертв уже давно. Потом я решил, что сам смогу избавить от тебя мир. Моей жене пришла в голову мысль получше. Она просила меня задержать тебя здесь, пока она сходит за солдатами и священниками…

Преодолевая боль, я встал, с трудом вытащил кинжал из ноги, бросил его на пол и поковылял к двери, прижимая к себе сумку.

– Я был твоим другом…

– Неужели ты так ничего и не понял, Секенр? Совсем ничего? У чародеев не может быть друзей.

– Извини. Я пойду. Постарайся все же вспомнить, что я был твоим другом.

– Мой друг мертв.

Я подошел к выходу. Горячая кровь лилась по ноге непрерывным потоком. Боль усилилась. Я боязливо выглянул на улицу – никакого намека на солдат. Возможно, жене Намека не удалось убедить власти, что чудовище, которым пугают детей, собственной персоной сидит, дожидаясь их в лавке ее мужа. Наверняка за подобную информацию была назначена награда, и жрецам приходилось каждый день выслушивать самые неправдоподобные истории.