Меченые - Шведов Сергей Владимирович. Страница 96
– Вопрос – где взять золото? – покачал головой Хаслумский.
– Кое-что могу дать я, – не очень охотно пообещал Брандомский.
– Орден тоже не останется в стороне.
Генерал Труффинн оглядел собрание: довольных не было, но и возражать никто не собирался. Многим придется поступиться, очень многим, но игра стоит свеч. Время меченых прошло – никто уже не в силах удержать границу на запоре. Там, где нельзя прорубиться мечом, ворота открывают золотом. Золото становится самым надежным оружием, и горе тому, кто не способен это понять.
Труффинн отступил в тень, исчез, словно растворился в темноте. Хаслумский тяжело вздохнул и позавидовал генералу. Самому Бенту предстояло тащиться через весь город, рискуя привлечь внимание грабителей или тайных агентов молчунов, которыми они с поразительной быстротой наполнили весь город. Сегодняшний вечер много дал Бенту и о многом заставил призадуматься. Что-то рушилось в привычном ему мире, и не только меченые были тому виной. Но каков Труффинн! Хаслумский покачал головой. И как это благородный Бент, первый министр королевства, мог проглядеть силу, которая, похоже, прочно обосновалась в Лэнде?! И ведь догадывался, что не все чисто вокруг Труффинна, но не хватило ума и времени, чтобы докопаться до сути. Впрочем, не все еще потеряно. Вот только ошибаться нельзя, ибо ставка в этой игре – голова самого Бента и судьба Нордлэндского королевства.
Глава 8
В НЕВОЛЕ
Тор открыл глаза, медленно соображая, где же он все-таки находится. Потемневшие от влаги стены, кое-где покрытые белым налетом плесени, слабо освещались солнечными лучами, с трудом пробивающимися через узкий, забранный решеткой оконный проем почти у самого потолка.
– Очнулся, – склонился над ним Рыжий.
Лицо меченого было бледнее обычного, а на лбу, прямо под копной ярко-рыжих волос, темнело коричневое пятно засохшей крови. Тор приподнялся, превозмогая слабость. Тело болело так, словно его весь день молотили палками.
– Кости целы, – успокоил Рыжий, помогая удобнее устроиться у стены.
Тор нащупал большую шишку на затылке и невольно поморщился. Голову разрывало от боли, он осторожно прислонился затылком к холодной стене, на минуту стало легче.
– А где Чиж? – спросил он, обводя товарищей глазами.
– Чижа нет, – угрюмо отозвался Рыжий.
– Спасибо Чубу, – прохрипел Ара, поудобнее устраивая поврежденную при падении руку. Под левым глазом у него расплывался синяк, зато правый был в полном порядке и горел бешеным огнем.
– Сами виноваты, – грустно констатировал Сурок, – вляпались, как мальчишки.
Тор вспомнил все: вспомнил окровавленного Чижа, распластанного на каменных плитах, торжествующую улыбку Чирса и непостижимое поведение Лося. А ведь Тор рассчитывал на поддержку первого лейтенанта. Вовсе не наобум он приехал в этот замок. Право суда – священное право на земле Приграничья. Не все, конечно, гладко было в претензиях владетеля Нидрасского, но ведь даже Чуб заколебался. Или сделал вид, что колеблется. Леденец бы обязательно поддержал Тора. И общими усилиями они бы вытащили Лебедя из петли. Но Лось сказал «нет» и тем погубил товарища. Все остальное было потом. Чирс, суранцы, молчуны – это не важно. Предательство Лося – вот главное.
Почему он спокойно смотрел, как убивают ни в чем не повинного Чижа? Зачем его вообще надо было убивать, если бежать меченому все равно некуда?
– Волка надо повидать, – скрипнул зубами Ара и заметался по тесному помещению.
Десять шагов в одну сторону, десять в другую. У Тора от его метаний закружилась голова, но он только прикрыл глаза и попытался вздохнуть поглубже. Судя по тому, как Ара нянчился со своей рукой, ему тоже приходилось несладко.
– Охраняют нас тюремщики Хаслумского, – поделился своими наблюдениями Сурок, – а на выходе – суранцы. Чуб не дурак, меченым нас не доверил.
– Нужно связаться с Волком, – стоял на своем Ара, – не может быть, чтобы они оставили нас здесь подыхать.
– А кто это «они»? – скривил губы Сурок.
– Волк, Соболь, Жох, Резвый, Зуб.
– Лося забыл, – усмехнулся Сурок. – Вот кто нас похоронит, не дрогнув ликом. Первый лейтенант настоящий меченый, не нам чета.
Сурок всегда удивлял Тора. Он удивлял его своими познаниями, почерпнутыми у молчунов, но более всего – точными суждениями, раскрывающими суть происходящего. И надо сказать, молчуны тоже не оставляли Сурка своим вниманием, во всяком случае, из всех ожских меченых именно этот смуглый, с вечной скептической улыбкой на губах молодой человек чаще всего гостил в организованной Сетом школе. Тор тоже почерпнул в той школе немало полезного для себя, но до Сурка ему было далеко. И все-таки этот любимый ученик Сета не остался с Чубом, а ушел вместе с Тором в Хаар. Почему?
– Драбант опаснее всех, – сказал вдруг Сурок словно бы в ответ на мысли Тора, – и не только для нас, но и для Чуба. Жаль, что капитан этого не понимает.
– Я их всех не люблю, – поморщился Ара.
– Ты не прав, – покачал головой Сурок, – молчуны тоже разные. Но Драбант не успокоится, он будет рваться к власти. И, если понадобится, через труп Чуба.
– Преувеличиваешь, – хмыкнул Рыжий.
– Нет, – стоял на своем Сурок. – Дело, может быть, даже не в самом Драбанте, а в каком-то гнилом блоке, заложенном в основание Башни. Что-то там было неверно с самого начала.
– Твое счастье, что Лось тебя не слышит, – засмеялся Рыжий, – он бы тебе вправил мозги.
– Вы Лося не судите, – сказал Сурок, – для него Башня – как для Тора Ожский замок, все его нутро на этом замешено.
Тор собрался было возразить Сурку, но потом передумал, ибо пришел к выводу, что тот прав. Ожский замок для благородного владетеля не просто дом. Это еще и память о всех, кто жил под его кровом. И ради этой памяти он отдал бы свою жизнь, не говоря уже о жизнях несчастных суранцев, которые встали на его пути. Владетель Нидрасский и Ожский, ярл Хаарский убил, и в этом они с Лосем на равных. А значит, Сурок прав – не судите. Ибо судить придется многих, очень многих. И правду этих многих, каждый по-своему, защищают владетель Нидрасский и первый лейтенант Башни Лось. Ибо не защитить тех, кто жил до нас, – значит, предать. А предавать мертвых – последнее дело. Страшный кровавый круговорот, выходом из которого является только собственная смерть. Во всяком случае, никакого другого выхода Тор пока не видит, и оттого, наверное, так горько у него на душе.
Хаслумский сдержал слово, данное ярлу Грольфу Агмундскому. Появление невзрачного человечка в королевском замке прошло почти незамеченным. Суранец, стоявший на часах у входа, бросил на Хоя равнодушный взгляд и чуть отодвинулся в сторону, пропуская в подвал. Начальник Хоя, толстый неповоротливый малый, встретил новичка с откровенным ликованием. Ему уже изрядно поднадоели бесконечные хождения по крутым узким лестницам. Нельзя сказать, что Гартвиг, так звали тюремщика, очень уж себя утруждал, но как ни отлынивай от работы, а кормить заключенных, которых с каждым днем становилось все больше, хотя бы раз в день надо. А тут еще свалились на его голову меченые: люди нахальные, ни в грош не ставящие своего тюремщика.
Конечно, будь они обычными узниками, Гартвиг нашел бы способ призвать их к порядку, но кто их знает этих меченых: сегодня они в темнице, а завтра, глядишь, на свободе. Правда, сержант меченых Шорох, передавая Гартвигу новых постояльцев, велел смотреть за ними в оба и даже покрутил для верности плетью перед самым носом тюремщика. Но сам Шорох держался с узниками запросто и даже перебрасывался шутками. Вот и думай тут. Гартвиг хоть и слыл отчаянным лентяем, но дураком не был. В нынешние опасные времена, да еще в непосредственной близости от новых господ, главной обязанностью разумного человека перед самим собой было выживание.
Меченые, в тюрьме они или на воле, все равно останутся мечеными, то есть колдунами, опасными для всякого порядочного христианина. Чем меньше он будет сталкиваться с ними нос к носу, тем лучше будет для него самого. И хитрый тюремщик с радостью переложил львиную долю своих обязанностей на расторопного помощника. Этот невесть откуда взявшийся шустрый малый без устали носился по крутым ступенькам, проявляя завидное терпение и послушание. Гартвиг простил ему и незавидный рост, и темное происхождение, и даже снисходил иногда для нравоучительной беседы. Хой выслушивал своего наставника с большим вниманием, но по его малоподвижному лицу трудно было определить, что остается в этой квадратной башке, а что сотрясает воздух без всякой пользы для пропащей души. Но Гартвиг относился к этому философски: что взять с дикаря, еще недавно бороздившего бескрайние снежные равнины вдали от цивилизации. Нехристь – он и есть нехристь, такому только и прислуживать колдунам.