Зверь - Шведов Сергей Владимирович. Страница 40

– Браво, Рихард, ты, оказывается, еще способен шутить – после всего пережитого. Так на кого он похож?

– На очень большую обезьяну, Вернер. Но не это главное.

– А что?

– Ужас, господин гауптман. На миг мне показалось, что я попал в ад. И еще мне показалось, что он прочитал мои мысли.

– А ты не выдумываешь сейчас, Рихард?

– Клянусь, Вернер. Я ничего подобного прежде не испытывал. Воля ваша, господин гауптман, но я боюсь.

– И напрасно, Рихард. Если бы он хотел тебя убить, то легко бы это сделал. Следовательно, он не счел ни тебя, ни нас опасными. И у нас есть надежда вступить с ним в контакт.

Пораскинув мозгами, Рильке пришел к выводу, что фон Бюлов, скорее всего, прав. Во всяком случае, в отношении Рихарда. Если сын Криста Балдуpa действительно прочел его мысли, то, надо полагать, убедился, что имеет в его лице дело с самым обычным обывателем, ни на что в сущности не претендующим и готовым подстроиться под любую власть земного и божественного происхождения. Правда, хотелось бы, чтоб новый бог Третьего рейха имел антропоморфную, а не зооморфную природу.

– Сын Криста Балдура заколдован вотанистами, – пояснил фон Бюлов. – Но, думаю, мы сможем снять с него это древнее заклятье.

Бог в помощь, как говорят в таких случаях русские. А Рильке в эту минуту вдруг страстно захотелось оказаться где-нибудь очень далеко от этого места. К счастью, он вовремя осознал, что это «очень далеко» может находиться в одном из окопов Восточного фронта, а потому он не только не возразил сумасшедшему фон Бюлову, но и с готовностью закивал головой. В конце концов, почему бы и нет? Чем этот лесной урод хуже тех, что сейчас заправляют делами Третьего рейха? Кроме того, он обладает таинственной силой, которая, возможно, поможет немцам выиграть затянувшуюся войну. А у Рильке появится шанс не только уцелеть в этой бойне, но и занять вполне приличное место среди жрецов нового бога.

С рассветом двинулись в путь. Вернер фон Бюлов, видимо, считал, что если Зверь и согласится вступить с ним в контакт, то только у Горюч-камня. Знать бы еще, что это за камень и какими свойствами он обладает. Рильке не хотелось бы потерять здоровье, получив порцию таинственных лучей, о которых столько говорили в предвоенное время в научных кругах.

– А что из себя представляет этот камень? – тихо спросил Рильке у гауптмана.

– Видимо, сгусток космической энергии, от которого сын Криста Балдура черпает силу. Иначе зачем бы он поселился в этих местах. И эта космическая энергия дает ему бессмертие.

– А человек? – встрепенулся Рихард. – Человек может зачерпнуть из этого источника?

– Наверное.

Услышав этот ответ, фельдфебель едва не подпрыгнул от восторга. Так вот к какому источнику с таким упрямством и отчаянной смелостью рвется Вернер фон Бюлов! Этот надменный аристократ хочет обрести бессмертие. А чем же, скажите, хуже простолюдин Рильке?

– А сколько лет сыну Криста Балдура?

– Десять тысяч, по меньшей мере.

Рильке икнул. Цифра показалось ему несуразной. Ну сто лет, ну двести, ну триста. Но десять тысяч – это слишком. На такой срок Рихарду не хватит природного оптимизма. Да и мозги за такое время непременно скиснут, не в силах принять в себя тот огромный объем информации, который еще придется переварить и разложить по полочкам. Когда-то Рильке читал о древней расе гипербореев. Они проводили время в пирах и прочих удовольствиях, а когда им надоедало жить, они просто бросались со скалы и разбивались насмерть. А что? Это, пожалуй, выход, ибо человек, скорее всего, не рожден для вечности.

Первым камень увидел Курт, он и просигнализировал всем остальным. Ломая строй, эсэсовцы гурьбой кинулись на поляну. Рильке бежал рядом с Вернером фон Бюловым, с трудом переводя дыхание.

От камня навстречу немцам поднялся человек. На вид самый обычный. В синих галифе, защитного цвета френче и хромовых сапогах. Рильке плохо разбирался в знаках различия советских командиров, но без труда определил, что перед ними птица высокого полета. Странно только, что этот высокопоставленный офицер был без шинели – и это в сильный мороз, пробирающий до костей.

– Лютый! – вдруг выкрикнул Северьян, стоящий в двух шагах от задыхающегося фон Бюлова.

Рильке показалось, что Лютый смотрит не на немцев, а куда-то поверх их голов. Да и вообще он больше напоминал статую, чем живого человека. Во всяком случае, он не сделал ни шагу навстречу своим врагам и даже не пригнулся, когда на него обрушился шквал огня. Обезумевший от ужаса Рихард тоже стрелял в эту ожившую статую. Но Лютый все стоял и стоял, опершись спиной о камень, от которого во все стороны летели крошки.

– Да он мертвый! – догадался наконец Курт.

– Прекратить стрельбу, – крикнул опомнившийся фон Бюлов. Вернер первым двинулся к камню, держа в опущенной руке вальтер. Рильке семенил следом, то и дело проваливаясь в глубокий снег. Возле камня намело огромные сугробы, но на Лютого, неподвижно стоящего среди белого безмолвия, не упало ни одной снежинки. Он действительно был мертв, хотя поначалу Рильке показалось, что человек во френче сидел. А поднялся он только при появлении немцев. Но, видимо, это был обман зрения.

– Мертвее не бывает, – охрипшим голосом произнес Вернер фон Бюлов и протянул руку к трем орденам, сиявшим на груди у Лютого. И в этот миг случилось ужасное. Материя и плоть стали сползать кусками с Лютого, обнажая скелет. Фон Бюлов и Рильке закричали одновременно. Фельдфебель кричал просто от ужаса, а вот крик несчастного гауптмана, похоже, был предсмертным. Вернер фон Бюлов все-таки коснулся растопыренной ладонью Горюч-камня. Ноги его подкосились, и он медленно осел на землю.

И в это мгновение из-за деревьев заговорили автоматы. Рильке так и не понял, кто стрелял и откуда. Он стоял и смотрел, как один за другим падают эсэсовцы, словно колосья, срезанные невидимым серпом, а потом рухнул сам, получив удар в грудь от невидимого противника.

Очнулся Рихард от скрипа чьих-то шагов, но глаза не открыл, а продолжал неподвижно лежать на холодной земле. Страха не было, Рильке ощущал только боль в груди да слышал голоса, долетающие из ниоткуда.