Розанна - Вале Пер. Страница 33

Зазвонил телефон. Это был заведующий отделением.

— Я забыл упомянуть кое о чем, что могло бы вас интересовать. Эта пациентка уже была у нас раньше, в конце декабря шестьдесят второго года. Я забыл об этом, потому что в то время был в отпуске и к тому же она лежала в другом отделении. Я только прочел историю болезни. В прошлый раз у нее были сломаны два пальца на левой руке, указательный и средний, сломаны в первом суставе у самой ладони. В тот раз она тоже не хотела сказать, как это произошло. Ее спросили, может быть, она упала с лестницы, и она подтвердила, но мой коллега, у которого она лежала, сказал, что такое вряд ли возможно. Перелом у нее действительно был такой, как при падении на руку, но кроме этого не было никаких ушибов или синяков, ничего. Лечили ее как обычно, нашили гипс и так далее, кости срослись нормально.

Мартин Бек поблагодарил, положил трубку, тут же снял ее и набрал номер ресторана «СХТ». Он слышал грохот рассыпавшихся столовых приборов и шум в кухне, кто-то кричал, казалось, прямо в трубку: «Бифштекс, три раза!». Продолжалось это несколько минут, потом трубку взяла Гёта Изаксон.

— У нас тут ужасная спешка, — сказала она. — Где мы были, когда она заболела? Конечно, помню, это было в Гётеборге. Когда мы отплывали утрем, ее не было, а замена подоспела только в Тёребуде.

— Где вы жили в Гётеборге?

— Я обычно спала в приюте Армии спасения, а куда ходила она, не знаю. Наверное, оставалась на судне или ночевала в гостинице, не знаю. К сожалению, мне нужно бежать, посетители ждут.

Мартин Бек позвонил в Муталу; Ольберг выслушал его молча.

— Это значит, что она уехала из Гётеборга и отправилась прямо в Векшё, в больницу, — сказал он наконец. — Нужно выяснить, где она провела ночь с восьмого на девятое августа. Именно в ту ночь это и случилось.

— Она очень ослабела, — сказал Мартин Бек. — Странно, что в таком состоянии она поехала в Векшё.

— Тот, кто это ей сделал, мог быть из Гётеборга — в таком случае всё, по-видимому, произошло у него дома. — Он немного помолчал и сказал:

— Если он сделает это еще раз, мы его схватим. Нам просто не повезло, что она не захотела сказать, как его зовут, потому что ей прекрасно известно, кто он.

— Она боялась, — сказал Мартин Бек. — Она перепугалась до смерти.

— Думаешь, уже слишком поздно и мы до нее не доберемся?

— Конечно, — сказал Мартин Бек. — Когда она удирала, то знала, что делает. Теперь она уже много лет здесь не появится. Причем мы знаем, почему она это сделала.

— Почему же?

— Потому что речь шла о ее жизни, — сказал Мартин Бек.

XXII

На улицах и крышах лежит толстый слой размокшего снега, а с больших золотистых рождественских звезд, развешенных над Регерингсгатан в Стокгольме, капает вода. Звезды развешены здесь уже несколько недель, хотя до рождества остается еще почти месяц.

На тротуаре множество спешащих людей, а по проезжей части плотным потоком несется городской транспорт. Каждую минуту какой-нибудь автомобиль прибавляет газу и втискивается на свободное место в веренице машин, выбрасывая из-под колес грязную слякоть.

Патрульный полицейский Лундберг наверняка единственный, кто никуда не спешит. Заложив руки за спину, он медленно шагает по Регерингсгатан мимо рождественских витрин. Тающий на крышах снег тяжелыми каплями стучит по его форменной фуражке, а ботинки шлепают по снежной слякоти. Возле универмага «НК» он сворачивает на Смоландсгатан, где меньше автомобилей и нет такой толкучки. Медленно спускается с горы, чтобы не поскользнуться, останавливается и стряхивает с фуражки капли воды перед зданием, где когда-то находился полицейский участок округа Якоб. Лундберг молод, на службе он еще новичок, поэтому не может помнить старый полицейский участок, который уже много лет закрыт, а его район теперь относится к полицейскому участку округа Клара.

Патрульный Лундберг служит в участке округа Клара, и на Смоландсгатан он по служебным делам. На углу Норландсгатан есть кондитерская. Он входит туда. У него есть приказ взять у одной из продавщиц, которая обслуживает несколько столиков, конверт с неизвестным ему содержимым. Он ждет ее, облокотившись на стойку со сладостями, и глазеет вокруг.

Сейчас десять часов утра и кондитерская почти пуста.

За столиком прямо напротив него сидит мужчина с чашечкой кофе. Лундбергу мужчина кажется знакомым, и он начинает рыться в памяти. Мужчина сует руку в карман за деньгами и рассеянным взглядом скользит по патрульному.

Лундберг чувствует, как у него на затылке шевелятся волосы.

Мужчина с Гёта-канала!

Лундберг почти уверен, что это он. Много раз в полицейском участке патрульный подробно изучал его фото и хорошо его запомнил. В азарте он чуть не забывает о конверте, который продавщица подает как раз в тот момент, когда мужчина встает и кладет на столик несколько монеток. Он с непокрытой головой и без плаща, а когда он идет к двери, Лундберг отмечает, что рост, телосложение и цвет волос соответствуют описанию.

Через застекленную дверь Лундберг видит, как мужчина поворачивает направо. Быстро прощается с продавщицей и бежит за ним. В двух шагах впереди него мужчина входит в дом, и Лундберг успевает заметить, как за ним закрывается дверь, ведущая в широкий подъезд. На двери табличка: «И.А. ЭРИКСОН, ПЕРЕВОЗКА МЕБЕЛИ, КОНТОРА». Верхняя часть двери застеклена. Лундберг осторожно входит в подъезд. Проходя мимо двери, он пытается заглянуть внутрь, но ему удается выяснить лишь, что в правом углу за дверью имеется еще одна стеклянная перегородка. Во дворе стоят два грузовика, а на дверцах у них написано белыми буквами «ЭРИКСОН. ПЕРЕВОЗКА МЕБЕЛИ».

Он снова проходит мимо двери в контору. На этот раз еще медленнее, вытягивает шею и изо всех сил пытается заглянуть внутрь. За стеклянными перегородками имеются еще две или три комнатки, двери которых выходят в коридор. На ближайшей двери, которая ведет в самый маленький кабинет, он замечает надпись «КАССА». На следующей двери написано «ДИСПЕТЧЕР Ф. БЕНГТССОН».

Высокий мужчина стоит у стола и разговаривает по телефону. Он повернулся спиной к Лундбергу и смотрит в наполовину выкрашенное белой краской окно, выходящее на улицу. Пиджак он снял и надел черный рабочий халат, одну руку держит в кармане. В последнюю дверь в конце коридора входит мужчина в синем комбинезоне и шапочке. В руке он держит какие-то бумаги. Открывая дверь в диспетчерскую, он бросает взгляд в сторону входной двери, и Лундберг спокойно, медленно снова выходит на улицу.

Он только что успешно закончил свою первую слежку.

— В таком случае, я идиот, — заявил Колльберг. — Нужно постучать по дереву.

— В двенадцать часов у него обед, — сказал Мартин Бек, — так что если поторопишься, вполне успеешь. Замечательный парень этот Лундберг, если, конечно, он прав. Надеюсь на это. Если все будет нормально, позвони днем, Стенстрём тебя сменит.

— Думаю, до конца дня меня хватит. Пусть подменит меня вечером.

Без четверти двенадцать Колльберг был на месте. Он сел у окна в маленьком ресторанчике напротив здания транспортного агентства. На столике перед ним стояли кофе и маленькая красная вазочка с чуть увядшим тюльпаном, еловой веткой и пыльной фигуркой из пластмассы. Он медленно пил кофе и наблюдал за подъездом на противоположной стороне. Прикинул, что пять окон слева от входа принадлежат фирме по перевозкам, но за ними ничего не видно, потому что они наполовину выкрашены снизу белой краской.

Когда из ворот выехал грузовик с названием фирмы на дверцах, Колльберг взглянул на часы. Без трех двенадцать. Через две минуты открылась дверь конторы и вышел высокий мужчина в темно-сером плаще и черной шляпе. Колльберг положил на стол деньги, встал, надел шляпу и при этом непрерывно наблюдал за мужчиной, который тем временем сошел с тротуара, пересек улицу и проходил мимо ресторана. Когда Колльберг вышел на улицу, мужчина как раз поворачивал на Норландсгатан. Колльберг направился за ним. В двадцати метрах за углом был ресторан самообслуживания. Мужчина вошел туда.