Дипломат особого назначения - Щеглов Сергей Игоревич. Страница 37
Слезы выступили на глазах, и Олега захлестнул вихрь жалости к себе. Он заговорил, как все, витиевато, внятно, истово:
— Я всю жизнь действовал. Я делал, что мог. Я делал даже больше. И вот я перестал действовать; я стал наблюдать. И ничего не изменилось! Я не заслуживаю даже осуждения… — Что за чушь, подумал Олег, что за чушь я несу, вроде бы про то, но какими словами! Великий Космос! Да этот Баген сумел-таки захватить контроль над речью!
Миг — и Олег привел себя в норму.
— Что ты можешь предложить во искупление? — все так же спросил Баген.
— Мне нечего искупать, — ответил Олег хмуро. Забавное до сего момента действо уже не казалось ему забавным.
— Есть и тебе. Думай. Ты?
Баген указал вверх.
Герт задумчиво уронил:
— Я, Герт Порти, всю жизнь жил как все. И нисколько об этом не жалею… а значит, не заслуживаю наказания!
— Что ты можешь предложить во искупление?
— У меня нет ничего лишнего!
Не действует, подумал Олег. Не действует гипноз-то!
Он был почти уверен, что знает, почему.
Он понял, что произойдет, за миг до того, как Хамп шумно вдохнул и с ревом прыгнул вверх. Обхватив обеими руками шею не успевшего отпрянуть Герта, он вместе с ним тяжело упал обратно.
Вздохнув, Олег оказал помощь и им. Его уже пошатывало от постоянных концентраций. Сегодня он транжирил энергию на редкость успешно.
Герт поблагодарил и отполз к монсеньору. Тот поспешно отодвинулся от своего блюстителя веры.
— Мы выслушали всех, — сказал Баген. — Но искупление должно состояться. Решим же, кто из нас заслуживает Высшего!
Молчание окутало камеру.
Потом Хамп нерешительно, как бы борясь с сомнениями, хотя никто б не заподозрил его в способности сомневаться, произнес:
— Олег… Нам… Пора..?
— Нет! — возразил Баген. — Думай!
Олег подумал. Что-то слишком мрачно это «высшее»; нет ли здесь некоей связи с высшей мерой?..
— Я! — монсеньор с воплем бросился на колени. — Позволь мне!
— Нет, — сказал Баген.
— Тогда я! — Эдор взял исповедника за плечо. — Я устал, я способен только на предательство…
— Нет!
— Может быть, достоин я? — вкрадчиво спросил Герт.
— Нет, — вновь произнес Баген. Казалось, он забыл остальные слова.
— Как же это? — пробормотал Хамп дель Райг, пытаясь улыбнуться. — Или ты намекаешь, что лишь сам заслуживаешь такой чести?
— Нет, — ответил Баген. И посмотрел на Олега.
Все посмотрели на Олега.
Олег словно видел себя их глазами.
Печальное зрелище. Уставший, побитый, все еще в крови, голодный, запутавшийся… В глазах снова появились слезы. Себя было жалко!
Намек Багена поняли. В камере было тихо, как после взрыва. Олег чувствовал напряжение, с которым Баген проводил гипноз. Все шло к развязке.
И что самое неприятное, Олег все еще не знал, кто же посланник.
Баген произнес:
— Тебе нечего искупать, чужеземец — тебе незачем жить! Ты достоин вознестись! Прими же Высшее с честью.
Вот тебе и «не согрешишь — не покаешься», подумал Олег, собираясь с силами.
— Нам пора. Соберись с мыслями, у тебя есть еще час! — сказал Баген, вставая.
Почти тотчас сверху полился свет. Баген взялся за лестницу:
— Ступайте за мной! Мы должны приготовить костер.
Первым за ним последовал монсеньор.
Олег машинально окликнул Хампа — «Хамп, постой!» — но ответа не дождался. Дель Райг снова поддался внушению.
Конечно, он мог выйти с ними; но он ничего не понимал — и потому ничего не делал. Версий было пять — по числу присутствовавших; и не было ни малейшей уверенности ни в одной из них. А значит, следовало ждать.
Пусть посланник действует сам.
Час пробежал быстро; Олег только-только успел настроить тело на боевой режим. Кроме того, он наконец сформулировал противоречие: Баген не мог не быть посланником, иначе он начал бы свою исповедь не дожидаясь Олега, и он не мог быть посланником, потому что слишком хорошо известен в здешних местах. Задача не решалась, а это могло означать только одно…
Бросили лестницу; Олег вспрыгнул наверх сам.
Ход из подземелья, извилистый и грязный; о темноте нечего и говорить.
Олег шел за человеком в черных доспехах, державшим вонючий факел.
Они вышли во двор замка; на мощеной площадке в форме угловатой восьмерки был сложен костер. Иного Олег и не ждал. Какая чушь, опять подумалось ему.
На вознесение, казалось, собрался поглазеть весь замок. Латники, прислуга, Отряд. Они стояли, сидели, лежали на теплых камнях двора.
Латник в черном откинул забрало — обменялся взглядами с Багеном, стоявшим тут же, по-прежнему в своих грязных лохмотьях, — и мягко толкнул Олега вперед.
Тут бы мне и сорваться, усмехнулся про себя Олег. Никто б не ушел обиженным…
Он не спеша зашагал вперед, нервно оглянулся и полез на костер. Столба, чтоб привязать, не было. Видимо, Баген был уверен в силе своего гипноза.
Олег еще не знал, что будет делать, когда высокий латник запалил факел. Можно было исчезнуть; можно — действительно вознестись. Можно, при особой глупости, и сгореть.
— Зажигай! — произнес Баген твердо.
Олег глянул на толпу; сотни глаз смотрели на него, в них горела тупая гипнотическая вера, смешанная со странной завистью. Все улыбались ему, оставлявшему грешный мир, приказывающему им долго жить во искупление грехов своих. Олег вдруг понял, что сейчас поддастся общему безумию; но ноги словно налились свинцом, и он продолжал стоять, надеясь, что боль приведет его в чувство.
Латник, державший ослепительно пылавший факел — страх заставил Олега вновь ощутить свои ноги, страх, что костер сгорит слишком быстро! — начал медленно, торжественным шагом приближаться к костру. Музыку бы, подумал Олег, переводя дух: он уже полностью владел собой, готовый к действию. Но что делать-то? Где посланник? Хотя… ведь это и есть критическая ситуация!
Вряд ли он допустит, чтобы я сгорел.
Олег содрогнулся, поняв, что за мысль только что пришла ему в голову. Внешне он казался невозмутимым, спокойно, даже с некоторым восторгом ждущим Вознесения.
Латник подошел к самому костру и поднес факел к политым маслом сухим поленьям. Пламя стремительно взметнулось вверх, заставив Олега отшатнуться. И тут же из толпы раздался крик, похожий на крик человека, только что выплюнувшего кляп:
— А-а-а-а-лег! Беги!
Хамп, узнал Олег голос. Значит, все-таки Хамп?
Больше он ничего подумать не успел. Какое-то движение позади, что там? кажется, внешняя стена… резкий поворот, что-то цепляет за одежду, уже вспыхнувшую — проклятая Офелия! — багор? — почему?
Не устояв на ногах, Олег покатился с быстро разгорающегося костра, влекомый металлическим крючком на длинной ручке. Он узнал это орудие, он видел такое же у одного из подручных Герта.
Плюх!
Олег свалился прямо в огромную открытую бочку, полную ароматного тритского вина. Одежда мигом погасла.
— Быстрее, быстрее! — Олег узнал голос Герта и пулей выскочил из бочки.
Так… Еще и Герт! Или… Мысль эта казалась безумной.
Неужели они спасают меня просто как друга?
Он твердо встал на ноги, повысив темп восприятия. Мир вокруг застыл в огромную живую картину.
Колодец двора, озаренный огромным костром — пламя на Офелии ярко-желтое, непривычное, лишь окаймленное алым, — в сером сумраке тритского рассвета; грубые камни мостовой; сзади стена, сложенная из огромных черных блоков, слева башня и темное пятно проезда; справа — деревянные, черные от старости строения, видимо, конюшня и крытый двор; прямо — отблескивающий фасад резиденции герцога, на балконе — отец Туринг и все семейство орт Трит, даже младенец на руках у какой-то женщины, печальные, но просветленные лица — как будто чужая смерть сделает осмысленной их жизнь; повсюду вокруг — челядь, латники, нищие-прихлебалы, лохмотья и роскошь, и над всем — запах, крепкий запах болотной грязи и пота; посреди толпы, безмолвно замершей в экстазе, возвышается, воздев руки к небу, Баген, худой, исполненный какой-то пронзительной силы, голова его медленно поворачивается направо, на губы ложится изгиб изумления — справа возвышается, полуприсев — сейчас бросится вперед — Хамп дель Райг, с открытым ртом, все еще кричащим: