Идентификация Спрута - Щеглов Сергей Игоревич. Страница 68

2.

Калашников возмущенно фыркнул и скинул ноги на пол.

– Одинаковые?! Да я даже мычать членораздельно не мог, в то время как вы разговор поддерживали!

– Разве? – удивилась дарсанка. – Ах да, керофе действует на все тело сразу. Но тут уж извините, мы не настолько хорошо знакомы.

Калашников хотел сказать «и это радует», но передумал. Мало ли что Миноуи взбредет в голову.

– В любом случае, – примирительно сказал Калашников, – мне очень понравилось. Что вы делали? Какой-то вид массажа?

– Клеточный энергообмен, – Миноуи повертела ладошками. – У людей с дарсанцами достаточно совместимая физиология.

Особенно учитывая, что мы из одного исма, подумал Калашников.

– То есть и люди так могут? – спросил он с интересом.

– Могут, – кивнула Миноуи. – Если сформировать соответствующие навыки. Во взрослом возрасте это довольно проблематично.

– Да? – удивился Калашников. – Ладно, посмотрим!

– Только не в ущерб основной работе, – улыбнулась Миноуи. – Напомню, что мы до сих пор не знаем, кто такой Спрут.

– Спрут – не проблема, – махнул рукой Калашников, – думаю, Макаров его уже вычислил. Что с Ядерной Федерацией делать – вот в чем вопрос! Сосредоточьте усилия на Хозяине; думаю, перед войной нами займется именно он.

– Договорились, – ответила дарсанка. – Расстаемся?

– До завтра, – уточнил на всякий случай Калашников.

Нея Миноуи растаяла в портале. Калашников потер лоб, разыскал ногами сандалии, встал с кровати. Раньше надо было про керофе узнавать, подумал он. Теперь, похоже, пора вечерний ритуал осваивать.

Калашников вошел в Сеть и выдал запрос по Экспедиции Павлова-Гейнца. Ритуалы ритуалами, а работа ждать не будет. Самостоятельно разобраться в астрофизике 23 века Калашников так и не сумел, а потому решил обратиться непосредственно к специалистам.

Вместо ответа Сеть зажгла посреди комнаты розовый огонек – сигнал прямой связи с представителем экспедиции.

– Артем Сергеевич? – услышал Калашников мягкий вкрадчивый голос. – Интересуетесь нашей работой?

Огонек раздался в стороны, перегородив спальню плоским голографическим экраном. Калашников увидел невысокого лысого старичка с белоснежной клинообразной бородкой. Сеть на секунду высветила бэдж – «Альбер Гейнц, руководитель экспедиции».

Сам Гейнц?! Полезная штука известность, подумал Калашников.

– Здравствуйте, коллега Альбер! – воскликнул он, приветственно поднимая руку. – Конечно же, интересуюсь, ведь я вчера лично напоролся на вашу супергравитацию в окрестностях местной Центральной дыры!

– Тогда спрашивайте, – кивнул Гейнц и скрестил руки на груди.

Калашников покосился было на кресла, но Гейнц не выказывал ни малейшего желания садиться.

– Расскажите мне, – попросил Калашников, – что происходит с галактикой после возникновения в ней супергравитации.

– Если вкратце, то ничего принципиально нового, – сказал Гейнц, хитро прищурившись. – А если чуть подробнее, то позвольте прочитать вам небольшую лекцию об эволюции галактик. Вы наверняка слышали такое слово – квазар?

– Еще бы, – улыбнулся Калашников. – Это такое состояние галактики, при котором в Центральную дыру поступает больше материи, чем обычно.

– Хорошо сказано, – одобрил Гейнц. – Но откуда берется эта материя, вот в чем вопрос! Любая галактика является гравитационно стабильной системой, каждый рукав и каждая звезда имеют собственные траектории вращения, никоим образом не пересекающиеся с центральной дырой. По всем теоретическим построениям, центральные дыры обречены вечно сидеть на голодном пайке. Да вы и сами, наверное, знаете, что на каждый квазар приходится миллион нормальных галактик?

– Знаю, – кивнул Калашников. – У меня вообще сложилось впечатление, что квазар – это что-то вроде сверхновой, вспыхнул и тут же погас.

– Совершенно верно! – обрадовался Гейнц. – Но что является причиной такой вспышки?

– Судя по последним событиям, супергравитация? – догадался Калашников.

– На этапе розжига – да, – согласился Гейнц. – Но откуда берется сама супергравитация? В спокойных галактиках она начисто отсутствует, это я вам как руководитель Экспедиции говорю! А в некоторых галактиках что-то происходит – и в считанные годы они превращаются в квазары!

– Вообще-то это я у вас хотел спросить, – напомнил Калашников, – что же там такое происходит. Поначалу я думал, что центральная дыра превышает какую-то критическую массу, потом залез в ваши работы и понял, что полный профан в большинстве наук.

– Хорошо, объясню, – улыбнулся Гейнц. – Я не случайно упомянул слово «розжиг». Супергравитация возникает не внутри дыры и не за ее пределами; она появляется в так называемой «серой зоне», охватывающей ближайшие окрестности горизонта событий. Досветовое излучение из этой зоны вырваться уже не может; однако если плотность энергии в серой зоне превышает некий предел, она превращается в природный аналог наших телепортеров и прыжковых звездолетов. Начинаются микропроколы пространства, меняется тонкая структура вакуума, и фьють, – Гейнц взмахнул руками, – супергравитация заработала. Но заработала, как всякий примитивный телепорт – с огромным пространственным разбросом! В результате значительная часть материи попадает не в саму серую зону, а в ее окрестности, падает на дыру, выделяя дополнительную энергию, еще больше разогревает серую зону – и так далее по нарастающей. И уже через несколько столетий мы получаем молодой, но вполне жизнеспособный квазар!

– Прямо как костер, – хмыкнул Калашников.

Гейнц покачал головой:

– Похуже костра, молодой человек. Скорее это можно сравнить с гипотетической детонацией океана под воздействием термоядерной бомбы. В галактических масштабах вспышка квазара за сто лет – это взрыв, а не костер.

– Я о другом, – пробормотал Калашников. – Ну ладно, а что происходит с квазаром дальше?

– А вот этим как раз мы сейчас и занимаемся, – потер руки Гейнц. – В теории, существует и верхний предел плотности серой зоны. Ведь ее сверхсветовая активность может быть направлена не только наружу, но и внутрь дыры! Начиная с некоторой критической плотности, серая зона превращается в насос, который выкачивает массу из самой черной дыры и разбрасывает ее в окружающее пространство. Это приводит к образованию вокруг дыры плотного газового облака, которое начинает препятствовать поглощению добываемой супергравитацией материи. Дело выглядит так, словно дыра включает гигантский вентилятор и выдувает из своих ближайших окрестностей собственную пищу! Вскоре после этого квазар гаснет, а на его месте мы видим самую обыкновенную галактику – слегка потрепанную супегравитацией, но вполне пригодную для обитания. Этот цикл занимает от силы миллион лет, и за свою жизнь средняя галактика способна побывать квазаром несколько тысяч раз!

– Тогда понятно, почему квазаров в миллион раз меньше, чем галактик, – согласился Калашников. – Спасибо за доходчивое объяснение, Альбер. Ну а теперь главный вопрос. Вы не задумывались о том, что квазар можно зажечь, так сказать, вручную? Искусственным путем, создав вокруг центральной дыры мощную энергосистему?

Гейнц опустил голову.

– Конечно же, можно, – ответил он. – В нашей Галактике сумели, чем остальные хуже… Вы неправильный вопрос задали, Артем Сергеевич. Правильный звучит так: а можно ли погасить квазар? Точнее, до какого момента его еще можно погасить?

– И сколько у нас осталось? – вздрогнул Калашников. – Я был уверен, что все под контролем…

Гейнц покачал головой.

– Вы никогда не задумывались, – спросил он, – почему мы не знаем ни одной внегалактической цивилизации?

– Вот даже как? – пробормотал Калашников. – То есть не все под контролем?

– Здесь есть и хорошая сторона, – попробовал улыбнуться Гейнц. – Если нам придется покинуть нашу Галактику, у нас будет огромный выбор свободных звездных систем.