Генеральские игры - Щелоков Александр Александрович. Страница 53
О недавнем социалистическом прошлом Петр Маркианович вспоминал с отвращением. Эти проклятые коммунистические комиссары оплели в армии все. Даже расстегнуть ширинку, чтобы это осталось незамеченным, не удавалось никому. Перед лицом строгой партийной комиссии Хряченко представал дважды. И не за государственную измену, а за любовь-с. За благодатные, так сказать, порывы.
В первом случае, будучи майором, облагодетельствовал жену старшины-сверхсрочника Дубова. А тот, вместо того чтобы пережить, поднял неимоверный хай. Хряченко схлопотал строгача. Сверхсрочник, конечно, вылетел со службы: не надо вякать! Была бы хоть баба, за которую стоило заступаться.
Во второй раз Хряченко прокололся на несоблюдении правил дурацкой партийной морали уже в звании полковника-инженера. К этому времени он научился маскировать случаи нештатного расстегивания ширинки в чужих домах и тем самым обезопасил себя от комиссаров. Прогар произошел по другой причине.
Теща Хряченко Людмила Сергеевна Хвощ, баба деловая и крайне активная, отхватила себе дачный участок в Подмосковье рядом с Рязанью. Не с тем городом, что стоит на Оке и где, по пословице, пекут пироги с глазами, а у небольшой одноименной деревеньки в живописной местности — хоть глазами ешь, хоть рисуй, — расположенной между Звенигородом и Кубинкой на Москве-реке.
К недостаткам тещи относилась её настырность, а к недостаткам дачи то, что её надо сперва построить, а потом постоянно достраивать и обихаживать.
Чтобы теща перестала доставать его дачными беспокойствами, Хряченко послал в её распоряжение солдатика срочной службы, крепкого деревенского парня, умело владевшего топором, косой и столовой ложкой. Солдат был рад, что утрами не нужно вскакивать по заполошной команде: «Подъем!», мести плац, потом отбивать на нем ноги, печатая по бетону парадный шаг. На даче было вольготно, сытно и куда более приятно, нежели в казарме.
Совсем хорошо батраку стало, когда однажды душной летней ночью хозяйка позвала его в свою постель — разделить ложе и желания. Пятидесятипятилетняя Людмила Сергеевна уже десять лет оставалась вдовой и с удовольствием взяла на себя роль бескорыстной наставницы. Когда под её руководством солдатик превратился в неутомимого бычка-производителя, постоянно пребывавшего в состоянии желания, разразился скандал.
Нет ничего на свете поганей, чем зависть. Кто-то из соседей накатал в министерство обороны письмо и сообщил, что юношу, призванного служить социалистической Родине, полковник превратил в крепостного, который за народный счет ишачит на командирскую тещу. В Рязани появился партийный дознаватель из политотдела. Загорелого, больше того, пребывавшего в легком хмелю солдата он обнаружил на морковной грядке. Проступок командира был налицо. Квалифицировать его как уголовное преступление по статье «злоупотребление властью» не рискнули: создай прецедент, потом и к генералу солдата на дачу не пошлешь. Короче, пресечь практику подобного батрачества на корню политотдел не решился. Ограничились тем, что Хряченко вызвали на парткомиссию и внесли в личное партийное дело выговор.
С той поры Хряченко окончательно разочаровался в коммунистической морали и потому так называемую деполитизацию и демократизацию армии принял с радостью. Теперь над ним не стояло штатных блюстителей норм морали, жизнь открывала самые широкие возможности для творческой инициативы. При случае можно было сходить в церковь и тихо покаяться в грехах и продолжать их множить — на службе это никоим образом не отразиться, а облегчение на душе возникнет.
Капитан Давид Бергман сделал ставку на Хряченко, когда тот был подполковником и приезжал инспектировать задрипанную кадрированную (то есть сокращенного штата, а в армейском просторечии «кастрированную») дивизию в глухом сибирском гарнизоне. Хряченко проверял службу вооружений. Капитан Бергман командовал артиллерийской мастерской.
Подполковник получил огромное удовольствие от гусиной охоты на таежном озере. Он увез домой мешок кедровых орехов и мех песца на шубу в подарок жене.
Артиллерийская мастерская получила высшую оценку, и позже, по итогам года, её начальника удостоили поощрения от имени командующего войсками округа.
При первом же посещении областного центра, где располагался штаб, в котором служил Хряченко, Бергман явился к нему домой. Жена подполковника прямо у дверей получила чудесный подарок — чернобурку на воротник. Батарея бутылок в серванте самого Хряченко пополнилась целебной водочкой, настоянной на женьшене.
Бергман не ошибся в выборе человека, на которого делал ставку. В свою очередь, не допускал ошибок в этом вопросе и сам Хряченко. Он знал, с кем пить, кого угощать, кому посылать подарки, для кого организовать царскую охоту или королевскую рыбалку.
Бергман знал, что любит Хряченко, что нравится его жене, что сыну и дочери, что ублажит манерную тещу.
Хряченко, в свою очередь, досконально изучил слабости своих патронов. И, как оказалось, ни разу не промахнулся.
Те, на кого он ставил, уверенно продвигались к вершинам службы. Они тянули за собой верного Хряченко, тот — ещё более верного Бергмана.
Быстро менявшиеся времена и порядки способствовали ускоренной мутации офицерской чести и верности присяге. Жизнь подсказывала — в генеральских играх преуспевают самые беспринципные, самые бессовестные.
Когда к Хряченко, который занимался расформированием запасов вооружения российских войск в Германии, и туда неожиданно приехал Бергман, служивший на Дальнем Востоке, генерал нисколько не удивился. На что способен Бергман — он хорошо знал.
Они поздоровались, и Хряченко в упор спросил:
— Ну что? Излагай. Ты же не просто так прорвался через две границы?
— Я привез миллион зеленых…
— И что я должен сделать?
— Самую малость. Тысячу тонн гаубичных снарядов.
— Кому ты их загонишь?
— Моше Бен-Ари.
— Американец?
— Израильтянин.
— Мне с ним встречаться надо?
— Ни в коем случае.
— Хорошо, я, допустим, боеприпасы дам. А что дальше?
Хряченко смотрел на Бергмана холодным гипнотизирующим взглядом, каким смотрят ужи на лягушат. Он не подозревал полковника в двойной игре, слишком тесно тот был повязан общими делами с шефом, чтобы подставить его. Но понимать суть комбинации, особенно приобретавшей такой размах, надо было до последней мелочи.