Героиновые пули - Щелоков Александр Александрович. Страница 48
В редакции «секреты» Федоткина ни для кого не были тайной. Художник Ларионов, встречая его в коридоре, дружески шлепал по ягодицам и неизменно спрашивал: «Работаем?» Шеф-редактор службы информации Круглов в день рождения поздравил Игоря словами: «Желаю тебе, коллега, большого, человеческого…» Больше он ничего не добавил, но все бурно зааплодировали. Фотокорреспондент Калинин однажды на отдыхе на лоне природы оглядел Федоткина от пояса до колен и спросил: «Ты ещё себе эту штуку не срезал? Зря. Тысячу баксов за такой трансплантат дадут…»
Богданов, серьезно изучавший любой интересовавший его предмет, знал и другие истории о юном носителе «четвертой власти», однако перебарщивать в использовании своих знаний на первый раз не собирался — они могли пригодиться в другое время. Потому Богданов изящно увел разговор в другую плоскость.
— И еще, Игорь, хочу подкинуть в вашу кошелку проблемку. Существует мнение, что в стране только тогда восторжествует законность, когда власть окончательно возьмут в свои руки криминальные структуры…
— Вы шутите? — Федоткин округлил глаза. — Или это розыгрыш?
— Игорь, дорогой, я говорю с вами доверительно, как с человеком, который способен думать самостоятельно. Тысячи обывателей читают и потом пережевывают идеи, которые вы им подкидываете в своих статьях. Но вы-то до этих идей доходите сами. Или я ошибаюсь?
Федоткин молча кивнул.
— Вот видите, кому как не вам исследовать проблему. В её парадоксальности немало привлекательного для читателей. Такая статья может стать бестселлером.
— А сами что вы думаете по этому поводу?
Богданов хитро улыбнулся.
— Нет, господин журналист, позвольте мне промолчать. Дабы не было причин сказать, будто я давил на вас своим мнением.
— Я не боюсь советов.
— Аналогично. Но у меня есть постулаты, которых строго придерживаюсь. И вообще, на мой взгляд, если бы на знаменах демократии написали лозунг «Знай свое место», общество избежало бы многих недоразумений. К сожалению, лицемерие одна из наиболее живучих инфекций любого общества, любого социального института. Нам долго вбивали в головы, что всем можно совать носы в любые дыры. И мы лезем куда надо, куда не надо. А это опасно даже в условиях самого открытого общества. Есть темы, закрытые для общества. Журналистам, которые их касаются, грозят серьезные неприятности. Правда, бывают смельчаки, которые на таких темах делают имя.
— Вы имеете в виду что-то конкретное?
Федоткину показалось, что полковник готов предложить ему нечто остренькое и проверяет его на готовность взяться за тему.
— Есть и конкретное, но боюсь вам от одного взгляда поплохеет. — Богданов смотрел на журналиста с ехидной улыбкой. Тот понял — отвечать надо в таком же тоне.
— Что-нибудь гнусненькое?
— Не то слово. Есть желание взглянуть?
Журналист не спешил выдать интерес, который уже забродил в нем.
— Если покажете.
Богданов вынул из папки лист стандартного формата, взглянул на текст, убедился что это та самая бумага что надо, перевернул её так, чтобы написанное оказалось внизу, подвинул Федоткину. Тот взял лист за уголок и перевернул текстом вверх. Богданов заметил его неуверенное движение и засмеялся:
— Боитесь оставить пальчики?
— Нет, что вы…
— Ладно, ладно, я пошутил. Читайте.
Глаза Федоткина привычно заскользили по строкам.
«Выписка из протокола № 13 Заседания Центральной аттестационной комиссии МВД России.
СЛУШАЛИ:
О зачислении в кадры органов МВД России Волкова Анатолия Петровича, 1947 года рождения, образование высшее, с назначением на должность начальника Главного управления Внутренних дел…»
Федоткин оторвался от текста. Приподнял глаза к потолку, кивнул подбородком вверх и спросил:
— Это он?
Богданов молча кивнул.
«… Проходил военную службу во внутренних войсках с 1966 по 1989 год. Уволен в запас по сокращению штатов. С 1992 по 1995 работал начальником службы безопасности банка „Стройкредит“.
По материалам военного личного дела характеризуется как «склонный к очковтирательству», «злоупотреблял служебным положением в корыстных целях», за что его дело рассматривалось судом офицерской чести, назначен с понижением. За систематическое пьянство исключен из КПСС и понижен в должности вторично. В коллективе неуживчив, авторитетом среди товарищей по службе и у подчиненных не пользовался.
Секретарь комиссии начальник отдела полковник милиции И. Н. Бошков.»
Дочитав, Федоткин осторожно, как нечто взрывоопасное, перевернул лист текстом вниз.
— Да, я вам скажу…
— Мне ничего говорить не надо. — Богданов выглядел угрюмо. — Набрались бы духу и сказали об этом в газете.
Федоткин быстро оценил ситуацию и искус поразить воображение читателей «жареным» фактом зажег в нем огонек азарта.
— Вы мне это отдадите?
— Под гарантию анонимности. Только, Игорь, не подумайте, что я боюсь. Просто не могу подставить под удар людей, которые это мне передали.
— Все ясно, товарищ полковник.
Они поняли друг друга и союз был заключен.
Прощаясь, Богданов протянул Игорю руку и на миг задержал его ладонь в своей. Игорь поднял на него глаза и подумал, что Богданов уже нравится ему как мужчина.
Андрей из «Хамелеонов», с которым его связывала почти двухгодичная связь, растратил свой шарм. Он медленно опускался — жирел, тело становилось дряблым, манеры грубыми. Его облик все больше соответствовал имиджу группы, которую фанаты называли просто и точно: «хамы». Андрей не любил мыться, вонял потом, не брился и все чаще поглядывал на других женоподобных мальчиков. А их вокруг «Хамелеонов» крутилось немало. Пора с ним кончать отношения. Пора…
— Командир, я его нашел вчера. — Гриша Кислов по кликухе Турухан дрожал от победного нетерпения. — Фраера, который шился к аптекарше.
Голиков с нервным автоматизмом постукал ногой по полу, как собака хвостом. Он делал это в минуты раздражения сам того не замечая.
Поставив перед Туруханом задачу найти типа, который угрожал их делу, Голиков не стал посвящать подручного в тонкости дела и все свел к банальной ревности, которую он испытывал к своей полюбовнице.
— Кто он?
— Работает в «Трансконтинентале». Командир, прикажете провести операцию по нейтрализации?
Голиков поморщился. Слишком быстро Турухан нахватался военных выражений. И это полковнику не нравилось в такой же мере, как если бы тот начал называть себя генерал-майором.
— Ты очень уверенно смотришь на это. Может он из ментовки?
— К-о-м-ан-д-ир, — Турухан протянул слово с таким долгим звуком, словно растягивал во всю ширь меха гармошки. — Он секурити. Я выяснил.
— Се-ку-ри-ти! — Голиков в последний раз стукнул ногой и дробь прекратилась. — Охренели вы все! Менаджеры, продусеры, авдиторы, хоть бы говорили как следует!
На такие выпады Турухан вообще не привык обращать внимание. Русский язык великий и могучий. Можно сказать: «Чего хочешь» или «чего хотишь», один хрен поймут. И пошли они все, со своими университетами. Турухан один срок оттянул в Азербайджане в Мингечауре и выговаривал эти названия даже под большой балдой, а президент Горбачев — был такой государственный чудик — ковырял языком, как лопатой: «Азербаджан». Все слушали, понимали, в аплодисменты били. Короче, пошли они все со всеми своими университетами!
— Ты уверен, что он не мент?
Турухан чиркнул ногтем большого пальца по горлу.
— Командир! Сука буду!
— Сумеешь его спеленать?
— Е-моё, хрен с бандурой! Раз плюнуть.
— Ты не дрочись, Григорий. Похищение — дело подсудное.
— Командир! Все в лучшем виде…
— Ну, смотри, на твой страх и риск.
— Понял, не турок же в самом деле…
— Возьмешь его, привози на дачу.
От троллейбуса к дому Алексей шел проходными дворами, спрямляя неблизкий путь. За ним на отдалении в несколько шагов шли два парня. Насколько сумел заметить Алексей, им было не больше, чем по шестнадцать лет. Шли они весело гогоча. Их ноги шаркали по асфальтовой дорожке с громким шорохом.