Уничтожить Израиль - Щелоков Александр Александрович. Страница 32

Андрей такого тона в разговорах с начальниками, даже со своими непосредственными, не терпел никогда. Ко всему министр не кутакбаши туркменских песков, и он ему присяги верности не приносил. Права говорить так с посторонним человеком у министра не было, а позволять ему продолжать разговор в том же духе означало такое право дать. Андрей встал. Свирепо воткнул окурок сигареты в хрустальную пепельницу и оттолкнул ее от себя. Оперся руками о стол.

— Ни хера ты сам не понял, начальник. Расхлебывать все это вы должны по положению. И не потому, что об этом стало известно от меня. Кашу заваривали здесь, в этом доме, в этом кабинете. Разве не так? И хером погонять будут не меня. И потом даже министр к незнакомому человеку должен обращаться на «вы».

Аркатов не скрыл раздражения:

— Ты что такой чувствительный? Я к тебе на ты как к коллеге…

— Хорошо, тогда взаимно. Не знаю, как тебе это понравится.

— Переживу, — усмехнулся Аркатов, хотя к разговору в таком тоне не был готов. Он давно привык обращаться к своим сотрудникам на «ты», а тем перейти на ту же ступень общения не позволяло ни воспитание, ни служебное положение.

— А теперь ответь, почему тебя принесло сюда, почему не пошел в ФСБ?

— А ты подумай сам, Аркатов. Подумай. На кого покатят бочку, если Ульген-Сай растрясут, достанут оттуда портфельчик и рванут его где-нибудь в Европе или, скорее, в Израиле. Может такое случиться? — Андрей не стал ждать ответа. — Может, и еще как. Тогда с кого будет спрос? С тебя, господин коллега. И спрашивать будут именно дяди из ФСБ и прокуратуры. «Доложите нам, гражданин бывший министр, как такое могло случиться?» — Ладно, заткнись. Я все это и без тебя знаю. А теперь скажу, чего не знаешь ты. Гражданин Назаров пришел ко мне в уверенности, что министр — пуп земли. Махнет рукой, и все вокруг забегают, проблемы начнут решаться сами собой. Так?

— Ну, не совсем так, но решаться будут.

Аркатов раздраженно шагнул к окну. Остановился, глядя в него и заложив руки за спину.

— Как ты думаешь, почему у моей шляпы такие широкие поля? Мода?

— Должно быть, и так.

— А вот хрен тебе! Большие поля, чтобы я поменьше глядел вверх, а если подниму глаза, то видел бы не больше, чем мне дозволено. Вот, — Аркатов показал на два телефонных аппарата, стоявших на отдельной тумбочке возле его письменного стола. — Это трубка премьера, а это — президента. Услышу звонок, знаю сразу, кто говорит. Но если мне припечет задницу и я сниму трубку, то ответит не сам, а помощник. Сам трубку не берет. Не царское это дело.

— Но секретарь, если надо, сразу передаст трубку шефу. Разве не так?

— Передаст. Только я ему должен буду изложить вкратце суть дела. Иначе начальство тревожить не позволено.

— Круто, — согласился Андрей.

— Теперь попробуй, позвони премьеру. Думаешь, он на себя мой крест взвалит? На хрен ему эта собачья радость! Много ты знаешь дураков, которые готовы расхлебывать чужие проблемы?

— Имеешь в виду меня? — Андрей сразу понял недоговоренное.

— А почему нет? Тебя тоже. Правда, ты в этом деле шестерка, ко всему удобно подстраховался. Короче, расхлебывать должен Аркатов.

— Поставь в известность ФСБ сам.

— Все-то ты знаешь, Назаров. — Аркатов усмехнулся. — Тебе в телевизионные игры идти играть. Вопрос — ответ, и деньги в сумку.

— Почему ФСБ не подходит?

— По положению. О таких случаях я в первую очередь обязан информировать президента. А уж он потом сам решит, кому и в каком объеме нужно знать подробности. Ладно, кончили, я звоню.

В приемной президента раздался чуть приглушенный переливчатый сигнал спецтелефона. Впрочем, среди множества аппаратов правительственной связи нельзя было назвать ни одного, который не был бы спецтелефоном. Но этот со своим особым голосом и, как заверяли специалисты, с абсолютной защищенностью от любого подслушивания, предназначался для связи с президентом только строго ограниченного круга лиц, да и те пользовались им только в особых случаях.

Отработанным, почти благословляющим движением руки, каким патриарх подает ее для целования, дежурный секретарь президента снял трубку мягкого салатного цвета.

— Приемная. У аппарата полковник Краснов.

Для тех, кто пользуется особо закрытой аппаратурой связи, достаточно было одной фамилии — секретарей президента знали все члены правительства, — но инструкция требовала именно такого ответа, и нарвись секретарь на начальственный контроль, он мог бы заработать нелестное и ненужное ему внушение.

— Роман Андреевич, здравствуйте. Это Аркатов. Мне нужно срочно поговорить с президентом.

— Здравствуйте, Алексей Адамович, — секретарь прекрасно знал министра. Тот, как руководитель одного из стратегических государственных ведомств, был включен в список абонентов спецтелефона под десятым номером и за долгое время почти не пользовался своей привилегией. — К сожалению, в данный момент это вряд ли возможно. Президент беседует с представителем Международного валютного фонда. Там же премьер и министр финансов. После беседы у него встреча с председателем Центробанка.

— Роман Андреевич, Центробанк со всеми его валютными резервами может подождать. Дело чрезвычайное, и президент должен меня принять. Надеюсь, вы понимаете.

— Алексей Адамович, прошу прощения, — чувствовалось, что секретарь искренне опасается ломать расписание президента, всеми силами стараясь этого избежать. — Может быть, я могу доложить президенту ваш вопрос? Это займет несколько минут. Потом он сам назначит вам встречу.

— Роман Андреевич, я выезжаю. Чтобы не подставить Владимира Васильевича, сделайте все, чтобы он меня принял. И предупредите службу охраны, что я к президенту.

Аркатов положил трубку и молча посмотрел на Андрея, словно хотел сказать: «Теперь видишь, как такое бывает?» Но сказал другое:

— Ты тут у нас побудь. Я вернусь, договорим. И не обижайся.

Выйдя в приемную, Аркатов подозвал Катенина.

— Виктор, — министр заметно нервничал, — Назарова накормите обедом. За мой счет. Дайте возможность отдохнуть. Надеюсь, меня надолго не задержат.

Аркатов еще не выбрался из потока машин на улицах Замоскворечья, как зазвонил радиотелефон. Говорил президент.

— Алексей Адамович? Я слушаю, — по нескольким словам было непросто определить настроение звонившего, но Аркатову показалось, что президент слегка раздражен, хотя понимает, что по пустякам такой вышколенный государственный деятель, как Аркатов, беспокоить его не станет. — Что у вас?

Президент хотел сказать «у тебя», чтобы подчеркнуть расположение, но Аркатов академик и лучше всего выказать ему свое отношение в форме особой вежливости.

Аркатов заранее продумал форму и стиль сообщения президенту о происшествии. Сделать это следовало так, чтобы не показаться паникером, но, с другой стороны, не позволить отложить встречу и разговор ни на один час и уж тем более на день. Обстоятельства не позволяли делать затяжку.

— Возникла ситуация… нечто вроде Чернобыля.

Вообще-то в разных странах для чрезвычайных ситуаций приняты к употреблению условные слова и фразы, описывающие суть происшествия. Американские летчики, попадая в аварийную ситуацию, бросают в эфир фразу «Мэй дэй!», которая означает беду в воздухе. Наши военные авиаторы в подобных обстоятельствах говорили «Прибой!». Неприятности, возникшие с ядерным оружием на борту самолетов и кораблей, американцы обозначают словами «Броукн эрроу» — «Сломанная стрела». Специальной договоренности на такой случай у Аркатова с президентом не было, поэтому он, чтобы подчеркнуть важность сообщения, сказал «Чернобыль».

И президент понял:

— Поторопись, я жду.

Президент ревностно следил за состоянием ракетно-ядерного потенциала страны. Он знал и понимал силу этого вида оружия в обеспечении мирового равновесия сил и в то же время постоянно ощущал беспокойство из-за возможности возникновения техногенных катастроф, связанных с недостатками обращения и порядком хранения ядерных зарядов.