Живым не брать - Щелоков Александр Александрович. Страница 12

— Завтра отвезу тебя на дачу. Там надо поработать по специальности.

— Задарма? — спросил Макс с удивлением.

— Что значит задарма? Служба в армии у тебя уже пошла. Кормить тебя будут. И главное — не на Камчатке…

Дачу себе военком отгрохал двухэтажную, кирпичную, с паровым отоплением и, чтобы считать её строительство законченным, надо было протянуть к дому нитку водопровода от магистрали. Траншея уже была выкопана, трубы в неё спущены, дорогая итальянская сантехника завезена в дом.

Хозяйка — жена военкома Антонина Анатольевна — сдобная дама с пухлыми щеками, с руками, которые украшали дорогие перстни, с ниткой крупного жемчуга на лебединой шее, показала Максу место, где ему предстояло жить. То была маленькая комнатка, должно быть спланированная архитектором под кладовку. В ней свободно уместилась раскладушка, застланная по-солдатски скромно.

— Спать — здесь, — хозяйка говорила по-командирски отрывисто и коротко. — Обедать — на кухне. Начинайте работу.

Уже на второй день, когда Антонина Анатольевна по делам уехала в город, оставив дом открытым, Макс решил пошуровать по хозяйским сусекам. Для начала он обшарил кухню, намазал большой кусок белого хлеба маслом и черной икрой, налил себе из большой квадратной бутылки полстакана виски. Тяпнул, закусил. В гостиной взял со стола пачку сигарет «Кэмел». С удовольствием задымил и продолжил экскурсию по дому. Не спеша, поднялся на второй этаж, вошел в хозяйскую спальню. Огляделся.

Комнату размерами метров на пятнадцать квадратных занимали две деревянные кровати с полированными спинками и дубовый платяной шкаф с резными карнизами и рамками на дверцах.

— Суки, — пробормотал Максим. — Жируют, паразиты. Ну, ладно. Мы их слегка раскурочим.

Он потянул дверцу, проверяя, закрыта ли она на ключ или нет. Шкаф открылся легко и без скрипа. Он был заполнен мужской и женской одеждой. Брать носильные вещи не имело смысла. Полковник был коротышка с хорошим пузом и ни его брюки, ни пиджаки Максу все одно не подошли бы. А вот по карманам пошуровать стоило — если повезет, можно обнаружить заначку.

Первом кителе во внутреннем кармане Макс сразу же натолкнулся на три сотенные бумажки, согнутые пополам. Другой бы обрадовался, а Макс выругался:

— Во, сучара, что ж он наличку в баксы не перевел? Ну, фраера!

Когда Макс шмонал второй китель, дверь в спаленку открылась, и на пороге возникла Вика, великовозрастная дочь полковника. Еще вчера вечером её на даче не было, и, когда она появилась дома, Макс не знал.

Лицом дочь походила на папочку — бульдожистая приплюснутость носа, нижняя висячая губа, глаза навыкате — все это не позволяло назвать её женщиной красивой. Зато фигурка у Вики удалась на славу — по формам и габаритам — все тик в тик. Точеные ножки, округлые твердые ягодицы, которые привлекательно двигались на ходу; широкие бедра, плавно переходившие в узкую талию, и, наконец, грудь. Ах, какая у неё была грудь!

— Ты что здесь делаешь? — спросила Вика голосом, в котором скрипели хриплые нотки вчерашнего вечернего перепоя. Она была на девичнике, где подруги изрядно поддали, и теперь, бродила по дому в поисках таблетки от головной боли.

Макс посмотрел на неё со вниманием. Мелькнула мысль: «Во, сучара, приперлась! Надо же так погореть». Он потянулся лениво, будто кот, кайфовавший на солнцепеке. Ответил негромко:

— Ваша мамаша велела взять деньги.

Он блефовал напропалую, поскольку один хрен надолго оставаться в белых рабах у краснорожего и пузатого полкаша-военкома не собирался. Три сотенных бумаги при любом раскладе позволяли ему умотать из дачного поселка в город без всяких трудностей. А в городе его — ищи-свищи. Там он как рыба в воде: и заметишь, да не поймаешь. Главным было выйти из спальни.

Макс сделал шаг к двери.

— Посторонись.

Вика не сдвинулась с места. «Во, сучара, — зло подумал Макс, — теперь обижайся сама на себя». Он подступил к Вике вплотную и с высоты своего роста вдруг увидел в разрезе халата сразу обе груди полковничьей дочки — белые, круглые, крупные, не поддерживаемые ничем, кроме собственной внутренней упругости.

Во рту мгновенно пересохло. Сердце сладостно сжалось. Горячая волна крови хлынула в голову, дурманя сознание. Вторая, не менее жаркая волна бросилась вниз к животу, заставляя естество встать на боевой взвод. Уже не контролируя себя — теперь ему один хрен, и если пропадать, то с музыкой — Макс обнял Вику за талию, рывком притянул, прижал к себе.

— Ты что? — только и спросила Вика и тут же замолчала.

Макс даже не догадывался, что занятие, которое он собирался предложить полковничьей дочке, было единственным в жизни делом, которое та искренне обожала. Макс запечатал ей рот поцелуем, чтобы не говорила под руку. Потом развернул и подтолкнул к кровати. Они повалились на постель, застланную розовым шелковым покрывалом. Жадная дрожащая рука Макса распахивала полы махрового дорогого халата. Отлетела не выдержавшая резкого рывка пуговица. Щелкнула и покатилась по полу.

Вика не сопротивлялась. Наоборот, она помогала Максу содрать с себя остатки одежды. А её толстые бульдожьи губы мусолили его лицо. Но это уже казалось Максу приятным, пьянило его и заставляло балдеть до крайности. Остальное прошло в лучшем для подобных дел стиле.

Вика села на постель. Отдышалась. Провела рукой по розовому шелковому покрывалу.

— Фу, намокрили. Теперь мать озвереет. Ну, да ладно, переживем. — Она встала, накинула на плечи халат, запахнула полы. — Пойдем ко мне наверх. Так хорошо начали, жаль, если не продолжим. Верно?

Она приоткрыла полы халата, показывая Максиму себя. Ее бульдожье лицо сияло внутренним светом и Максим послушно как теленок за хозяйкой, которая тащила его за собой на веревочке, двинулся за Викой по крутой лестнице на мансарду. На полпути он подсунул руки под полы халата и сжал холодные ягодицы Вики горячими ладонями. Та полуобернулась к нему и по-голубиному застонала.

Выйдя из дома, Макс сел на краю траншеи и обалдело сидел, так и не начав работы.

Вечером, Вика, которая всегда уезжала в город, на этот раз туда не поехала. Улучив момент, она подошла к Максу и предупредила его:

— Мамаша ложиться спать в одиннадцать. К двенадцати приходи ко мне. Побалуемся.

— А чо, — сказал Макс, — это можно. Приду.

В двенадцать ночи он встал со своей раскладушки и, не обуваясь, собрался к Вике. Он хотел пройти по гостиной без шума, но половица, которую плотники не удосужились как следует закрепить, предательски скрипнула.

— Ты что тут делаешь?

Полковничиха Антонина Анатольевна к удивлению Макса не спала. Она при потушенном свете сидела в кресле. Хозяйку дома мучила бессонница. Она принимала снотворные, но даже те не всегда помогали: голова от лекарств тупела, делалась тяжелой, но сон все равно не приходил. Антонина Анатольевна прекрасно знала причину недомогания. Женщина в полном соку, здоровая, энергичная, была сосудом, который переполняли жаркие соки желаний, и расплескать их у неё возможности не было. Муж уже более года не баловал супругу ласками.

Антонина Анатольевна знала причину. Петр Григорьевич по контракту зачислил в штат военкомата молодую разбитную девицу. Произвел её в прапорщицы и теперь регулярно в служебном кабинете на кожаном диване настоящим образом учил тонкостям военного дела.

Полковничиха по темпераменту была женщиной страстной, по настроениям — сексуально озабоченной. Муж, постаравшийся классным харчем откормить супругу и наполнить её сытое, гладкое и тяжелое тело бурлящими соками желаний, потом внезапно переключивший энергию пола на ублажение молодой тощеватой прапорщицы без груди и попы, не задумывался, к чему это приведет. А задуматься стоило бы.

Оставаясь одна в большом доме, Антонина Анатольевна отдавала время музыке и видеофильмам. Мелодрамы будили в ней лирические воспоминания о золотых деньках девичества, когда наслаждение ей приносили тайные обжимания с мальчиками в темных подъездах и на скамеечках городского парка. В душе пробуждались желания, которые жгли плоть изнутри, а погасить их опаляющее пламя у неё возможностей не было…