Народ Моржа - Щепетов Сергей. Страница 49

Глава 10

ПРОЩАНЬЕ

Кровавый морок схлынул – отступил, как вода отлива, – и больше не возвращался. А на песке остался Семен – одинокий и голый. После окончания боевых действий он попытался организовать поиски сына. Они оказались безрезультатными – охотники сообщили, что следов ребенка не нашли, а мамонты ушли на дальние пастбища. Семен принял и этот удар.

Нет, он не раскис и не сломался – воли хватило. Аддоки и имазры потеряли многих мужчин и остались практически без лошадей – им предстояла голодная зима. Помогать им лоурины не хотели и имели на это полное право. Пришлось уговаривать и договариваться. Ващуг и Данкой уцелели и остались на своих местах – подбирать им замену было не из кого, а ставить на такое «грязное» дело своих учеников Семен не хотел, тем более что они были еще слишком молоды.

Нужно было начинать новый учебный год, и хлопот оказалось, как говорится, полон рот – Семен суетился. Меньше всего ему хотелось, чтоб окружающие его жалели. Тем не менее люди что-то чувствовали – особенно те, кто знал его много лет. Их помощь заключалась в том, что Семена пытались освободить от мелких бытовых и организационных хлопот. Через некоторое время он с мрачным удовлетворением отметил, что почти всё, включая школьные занятия, может «крутиться» и без него. Всё у всех, конечно, получается хуже, чем получилось бы у него самого, но… Но не настолько хуже, чтоб стоило вмешиваться.

После первых заморозков в нескольких километрах от поселка лоуринов прошла семейная группа мамонтов. Животные не задержались возле стогов и ушли куда-то на восток. Охотники вышли смотреть следы и обнаружили в стоге сена Юрку – он ждал их, спрятавшись от холода. Мальчишка был оборван и грязен. При этом он не выглядел истощенным – скорее наоборот, хотя отсутствовал больше двадцати дней. Охотникам он заявил, что ему срочно нужно в школу, потому что занятия, наверное, уже начались. На резонный вопрос: «Где был и чем занимался?» – он ответил: «Не ваше дело!» Хамить учителю он, конечно, не решился, но и рассказывать что-либо отказался.

Осенняя суета постепенно утихла, жизнь вошла в нормальное русло, и у Семена неожиданно оказалось много свободного времени. Он предпочел бы быть занятым двадцать часов в сутки, но для этого пришлось бы отбирать работу у других. Придумывать же себе новые занятия ему не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось, потому что грызла тоска.

Семен использовал проверенное средство – начал усиленно тренироваться. Это не помогло: никак не удавалось полностью сосредоточиться, физическая усталость не приносила ни удовлетворения, ни облегчения. Тогда Семен попробовал пить – по вечерам, после «работы», в одиночку. Получилась напрасная трата ценного продукта и собственного здоровья – похмелье по полной программе, а радости никакой. Тогда он перестал пить и вернулся к тренировкам.

Ждать, когда «время вылечит», было невмоготу. Семен, словно наркоман, испытывал ярко выраженную «тягу», желание от всего отключиться. К чему же его тянуло? Если алкоголь и физические упражнения отпадают, что тогда остается? Грибочки лоуринов? Попробовал Семен и грибочки. Управляемые галлюцинации провели его по таким закуткам памяти, что на выходе он готов был повеситься. «А вот этого – нельзя! – сказал он сам себе. – Я тут сделался символом, олицетворением и воплощением. Мне теперь можно бесследно исчезнуть и продолжить свое существование в легендах и мифах, но никак уж не самоубиться. Это будет признанием поражения».

Один из приступов «вселенской» тоски застал Семена в поселке неандертальцев. Он куда-то зачем-то направлялся и вдруг… Это было как железом по стеклу – аж мурашки по коже. Семен обошел два стоявших рядом жилища и увидел то, что, собственно говоря, и ожидал увидеть – несколько неандертальцев сидели на снегу и «медитировали». Причем, их «песня», точнее, какая-то ее часть звучала наяву – в звуковом диапазоне.

И Семен понял, к чему его тянуло, чего не хватало в последнее время. Не колеблясь, он подошел, опустился на корточки и… И «поплыл» вместе со всеми – почти сразу. «Хор» принял его легко и даже как-то радостно. Может быть, потому, что на сей раз Семен ничего не нащупывал и не искал, а «вошел» со своей «темой». Он не вторил и не подпевал, а как бы взял нужную тональность и повел сольную партию. Его личное горе, его одиночество слилось с тысячелетней тоской вымирающей расы, облеклось в обращение (не в мольбу, не в упрек!) к более успешной, удачливой части человечества:

…Вы вечно молитесь своим богам.

И ваши боги все прощают вам…

Считается, что похмелье алкоголика или «ломка» наркомана – это защитная реакция организма. Таким способом он проявляет свое недовольство. Никаких неприятных последствий после «сеанса связи» Семен не обнаружил – все тесты, которые он сам себе задал, были пройдены успешно. Это, конечно, само по себе настораживало, но он махнул рукой – хуже не будет! Через день он вновь участвовал в неандертальских посиделках. А потом еще раз, и еще, и еще…

Через пару месяцев Семен обнаружил, что, когда у него возникает потребность глотнуть просветляющей скорби «альтернативного человечества», в форте обязательно оказываются несколько неандертальцев – по делам, конечно, – и ходить никуда не нужно. Видеть себя со стороны Семен не мог, но, судя по отношению к нему окружающих, его явно стали считать «идущим на поправку». Во всяком случае, он вновь обрел способность смеяться.

Кое-какие изменения в себе Семен все-таки заметил. Кроманьонцы по сравнению с неандертальцами стали казаться ему суетливыми, поверхностными и легкомысленными – как бы не имеющими настоящих глубинных корней. «Наверное, в первых веках нашей эры правоверные иудеи так относились к бывшим сородичам, ставшим христианами, – усмехался Семен. – Это явное искажение восприятия, грозящее неадекватностью решений. С медитациями пора завязывать». Он и «завязал», но это оказалось почти бесполезным – очередная отвинченная в мозгах гайка вставать на место не хотела. Выяснилось, что для погружения в мир коллективных неандертальских «грез» никакие помощники или спутники ему больше не нужны – он вполне может медитировать и в одиночестве.

«Со мной или без меня, но кроманьонцам принадлежит будущее. Вопрос стоит лишь о том, каким оно будет. У неандертальцев же, по-хорошему, никакого будущего нет вовсе. А ведь мне нужно отдать долг оноклу – от него не отмахнешься и никакими объективными причинами не закроешься. Похоже, в этом мире я еще не заработал права умереть со спокойной совестью. Может, и правда подумать об операции „земля обетованная"? Или лучше назвать мероприятие „Исход"? Скорее уж „Уплыв"… А почему нет?»

И Семен отправился на собачьей упряжке объезжать неандертальские поселки. То, что он там увидел, заставило его слегка оторопеть. Получалось, что флот почти готов. Точнее, готовы детали судов – очень многих, и собрать их можно за несколько месяцев. «Как же так вышло?! Все ведь делалось бесконечно медленно, и конца этой работы было не видно! Да, действительно, было не видно – потому что я и не всматривался, не контролировал ситуацию, не обращал внимания. А между тем прошли годы – терпенье и труд, как известно, все перетрут. Что же случилось в последние месяцы? Похоже, изменился характер этой ритуальной деятельности. Неандертальцы перестали брать в работу все новые и новые заготовки и закончили старые. Выдолбленные стволы просушили, прогрели у костров и пропитали жиром. Теперь подкатывают к берегу, поднимают на подпорки и сооружают палубы-настилы. Когда они их соорудят, катамараны будет с места не сдвинуть – их поднимет только весенний паводок… Но ведь никто не принимал решения, не давал команды! Они что, таким образом восприняли мое «подключение» к их «полю»?! Совсем не факт, что я теперь могу своей волей перенести экспедицию, скажем, на следующий год или вообще отменить. Да и хочу ли я этого? Похоже, меня самого несет поток чужого сознания…»