Племя Тигра. Страница 55

Увы, сходство Головастика с Андрюхой оказалось чисто внешним. Парня, конечно, можно было понять: что ему стоило оторваться на миг от костяной статуэтки и глянуть в степь? Всего одно движение глазами, которое он сделать мог, но не сделал, и вот… Сотни трупов – и своих, и чужих, а сам он повис в пустоте – приговоренный к мучительной смерти и помилованный, не ребенок и не взрослый, не изгой, но уже и не член рода. Вот он сидит в шалаше, прислонившись спиной к кривой слеге, и смотрит в пустоту остановившимся взглядом, вяло и односложно отвечает на вопросы… Да, собственно, о чем его спрашивать? Всю его прошлую жизнь можно уместить на половине странички крупным почерком. Наверняка она была точно такой же, как у всех остальных. Там, в другой реальности, подростковый возраст считается трудным – и для родителей, и для самих подростков. Гормональный взрыв, перестройка характера, попытки самоутвердиться. Причем часто самоутвердиться самым простым способом – не утверждая собственную талантливость, а доказывая, что все вокруг плохие и не могут понять такого замечательного меня. Что ж, надо признать, что лоурины проблему переходного возраста решают успешно. Да, жестоко, но – эффективно. Пара лет ежедневных тренировок с короткими перерывами на сон, потом посвящение – интимное знакомство со смертью, и пожалуйста – готов новый воин-охотник. Спокойный, отрешенно-доброжелательный, способный получать удовольствие от работы, от еды, от удачного выстрела, от соития с женщиной и немудреной шутки напарника. Способный, не потея, пробегать десятки километров по степи, выхватить из воды проплывающую рыбу, в долю секунды взорваться яростью битвы и умереть без сожаления и страха. Общинники… Общинное сознание… Даже он, Семен, человек из другого мира, чувствует, насколько комфортно и уютно это неразделенное «я – мы». Комфортно и… уязвимо. Выпасть из общности, оказаться вне ее – это страшнее, чем смерть, потому что простой физической смерти тут никто почти не боится. Он видел, как чувствовал себя Черный Бизон, оказавшийся оторванным от общности Людей… «Вот Мария Семенова создала замечательный по своей выразительности образ Волкодава. Против волшебной силы искусства доводы разума бессильны, но в жизни так не бывает. Подросток из рода Серых Псов, оставшийся сиротой, ни при каких обстоятельствах не мог сам по себе стать воином, да еще и мстить кому-то. И вовсе не потому, что это невозможно физически – возможно, наверное. Это невозможно психологически: оставшись без „своих“, незачем жить, незачем прилагать какие-то усилия. Это даже не исчезновение „земли под ногами“, это исчезновение всего сразу: верха и низа, правого и левого, закона и беззакония, добра и зла. Строго говоря, наверное, часть людей получила возможность жить и действовать в одиночку, не оглядываясь и не опираясь на „своих“, лишь в результате „революции“ Христа. Именно Он предложил себя в качестве универсальной, высшей замены рода, клана, племени. Даже те, кто не верит в реальность евангельских событий, все равно живут с сознанием того, что есть некие высшие, надчеловеческие критерии добра и зла. Это кажется настолько естественным, что люди забывают о том, что так было не всегда. У литературного Волкодава, по сути, христианское самосознание. А вот у Гамлета – не очень.

Удивительно, но, кажется, правы те, кто полагает, что идея единого Бога-Творца очень древняя, если не изначальная. Позже в ходе истории она будет трансформирована или забыта, а затем возродится библейским преданием. Только этот единый или двуединый Творец настолько высоко, так далеко, что для большинства его как бы и нет, а вот род и племя – есть, это объективная, так сказать, реальность. Так что мне нечего предложить Головастику вместо того, чего он лишился. Если только убедить, что скоро все наладится. Впрочем, для него это ложь, поскольку он действительно собирается перевоплотиться, перестать быть самим собой и стать кем-то еще. И что делать?»

В первый день после нескольких неудачных попыток контакта Семен нашел-таки выход:

– Знаешь что, парень… Ты, конечно, в депрессии: у тебя шок, ступор, нервный срыв и так далее. Разговаривать ты не можешь или не хочешь – ну и черт с тобой! Но я прошу тебя по-человечески: не вздумай гадить под себя! Понял? Будь добр набраться сил и вылезти наружу, когда приспичит! Иначе я буду лечить тебя по-нашему – по-бразильски! – Он погрозил ему кулаком.

Кучу непонятных парнишке слов Семен подсыпал умышленно – для пущего воздействия. Головастик вяло кивнул, и Семен отправился гулять по окрестностям: уговора о том, что все семь дней он должен сидеть на месте, не было. Может быть, конечно, это подразумевалось само собой, но Семен предусмотрительно вопроса не задал, зато придумал оправдание на случай предъявления претензий: раз он такой «волчистый» волк, то должен ходить-бродить, а не лежать, как медведь в зимней спячке.

Выпавший накануне снег благополучно растаял, светило солнышко, было тепло и приятно. Правда, все вокруг было мокрым, и мокасины Семена, хоть и были пропитаны жиром, быстро размокли и болтались на ногах как безразмерные лапти. Впрочем, далеко в этот раз ему идти не пришлось – глину он нашел в русле ближайшего ручья, вздувшегося от талой воды. Как опытный гончар, Семен помял ее, растер между пальцами, понюхал (зачем-то) и решил, что сойдет. Правда, в ней многовато песка и встречаются мелкие камешки, но, в конце концов, не посуду же он лепить из нее собирается! Семен наковырял килограмма два, кое-как размял, слепил в ком и потащил к шалашу. Там он уселся на свою подстилку и с умным видом принялся за работу.

Заяц у него не получился, и он переделал его в рыбу. Потом стал лепить Чебурашку, но он оказался больше похож на крокодила Гену. Семен решил, что об этом никто не догадается, поскольку крокодилы здесь не водятся, и занялся изготовлением Винни-Пуха. Получилось довольно удачно, и скульптор глубоко задумался над тем, как сделать, чтобы Винни все-таки отличался от своего друга Пятачка. Или, может быть, стоит сделать ему круглый нос, и тогда это будет не сомнительный медведь, а совершенно ясный поросенок?

– Не так, – еле слышно сказал Головастик. – Передние лапы…

– Поучи меня еще, мальчишка! – возмутился Семен. – Ты и так не сможешь!

– Смогу…

– Так я тебе и поверил! – усмехнулся ваятель, отделил изрядный шмат глины и протянул мальчишке: – На, дерзай!

– Что?

– Лепи, говорю, раз ты такой умный!

– Угу…

Вообще-то, в комплект детских игр у лоуринов, как заметил Семен, возня с глиной и лепка почему-то не входят. Если, конечно, не считать кидания друг в друга комками грязи или ила. Однако короткого наглядного урока Головастику оказалось достаточно. Он даже приспособился плевать на пальцы, чтобы материал не прилипал. У Семена отвисла челюсть – на его глазах в тонких грязных пальцах с обгрызенными до мяса ногтями комок глины превратился в ушастого зайца, заяц – в рыбу (щука – совершенно точно!), рыба – в медведя, а медведь – в кабана, кабан – в…

– Господи, – пробормотал Семен. – Зачем же ты их ломаешь?! Оставляй – пусть сохнут! Глины я тебе еще принесу.

– Развалятся…

– Может, и не развалятся. В ней вроде песка достаточно. Если не потрескаются, то мы потом их в костре обожжем – будут твердые, как камень. Видел мою посуду – вот так я ее и делал!

– Видел… Кривая…

– Сам ты кривой! Нет, ну кривая, конечно… Но все-таки! Давай, лепи! А я пойду погуляю.

Он отошел на полсотни метров, зажмурился, подставив лицо солнцу, и засмеялся: «Ай, да я! Он теперь не оторвется. Вот и ладненько, вот и пускай себе… Да-а, но получается, что старый жрец не ошибся, да и старейшины тоже. А ведь как было обидно, когда они прямо в лицо заявили, что жизнь этого тощего чумазого мальчишки имеет несравнимо бoльшую ценность, чем жизнь всего рода (и моя – Семена Васильева – тоже!). И ведь не только сказали – не колеблясь отправили людей сражаться, и маленький, глуповатый, безжалостный старейшина Медведь пошел первым. Неужели вся эта кровь пролита не напрасно? Хотя если подойти к ситуации с философских позиций…»