Род Волка - Щепетов Сергей. Страница 15

Часа через два Семен выломился из кустов с длинной кривулиной в руках. Он уселся у кострища и принялся работать ножом.

Общая длина получилась около двух метров. Каждый из рогов сантиметров по тридцать, а «шип» – около пятнадцати сантиметров. Это было, пожалуй, многовато, но таковым уж оказался природный материал. С другой стороны, даже если сама идея и окажется правильной, данное конкретное орудие, по сути, одноразовое – деревянный шип или сломается, или затупится так, что все равно вскоре придется делать новую рогатину.

Ближе к вечеру острога была готова. Конечно же, это оказалось не прямое и изящное приспособление, которое представлял себе Семен первоначально. То, что получилось, было кривоватым, сучковатым и выглядело весьма неэстетично. Ни перекусить, ни перекурить после окончания работ было нечем, и Семен сразу отправился проводить боевые испытания. Одежду и обувь он предусмотрительно снял и, так как оставаться голым было совсем не комфортно, обмотался рогожей.

Плот медленно двигался вдоль границы камышей, Семен всматривался в воду, трепеща от волнения и холода. Первую рыбину он заметил довольно быстро (их же здесь навалом!). Она стояла среди камышей и на приближение плота никак не реагировала. Семен приготовил рогатину, сосредоточился и… понял, что ничего у него не выйдет. Плот проплывет в полутора метрах от щуки, и ее ему никак не достать. А скорректировать движение плавсредства нет никакой возможности – это не надувная лодка, на которой можно крутиться, как хочешь. Другими словами, по сторонам можно даже и не смотреть – только в воду под собой.

Он проехал почти всю протоку, когда наконец увидел ее. Она стояла поперек движения, и из-за крайнего бревна плота виднелась только голова и часть туловища. Семен замер в ожидании момента, когда окажется прямо над ней.

И этот момент настал. Он опустил рогатину в воду (чтобы не было всплеска!) и резко двинул ее вниз. А потом навалился, буквально повис на корявой сучковатой палке.

Снизу пришел мощный толчок, и он понял, что не промахнулся.

Обычно такой неуклюжий, плот на сей раз как-то очень живо отреагировал на импульс и стал быстро уходить из-под ног. Семен оказался в воде, но не попытался встать на ноги, а всем своим весом старался вдавить рогатину в илистое дно. Его стало заваливать на сторону, и он попытался найти опору, чтобы выровняться. Вместо опоры под ногами оказалось какое-то скользкое бревно. Оно вывернулось куда-то в сторону, а потом мощно двинуло его по коленям. Семен рухнул в воду и немедленно получил еще один толчок, от которого буквально перевернулся через голову во взбаламученной воде. Он выпустил свою рогатину и беспомощно задвигал конечностями, пытаясь понять, где верх, где низ. Руки все время натыкались на огромное круглое бревно, которое ну никак не ассоциировалось с рыбой. В конце концов он понял-таки, в какой стороне дно и встал на ноги, увязнув почти по колено. Открыл глаза и увидел, как в метре от него из воды начинает высовываться огромная длинная морда. Сам не понимая, что делает, Семен кинулся к ней, словно в порыве обнять любимую девушку.

И обнял – правой рукой чуть пониже головы. А левую руку просунул под жаберную крышку и ухватился там за какую-то жесткую колючую веревку. Он попытался обхватить ее и ногами, но они сразу же соскользнули.

Что было потом и сколько это длилось, Семен запомнил плохо. Его швыряло то вверх, то вниз, иногда буквально волочило по дну и переворачивало головой вниз. Он то обхватывал скользкое тело, то их соединяла только левая рука, запущенная в жабры…

Этот кошмар не прекратился, но стал постепенно как бы ослабевать. В какой-то момент до Семена дошло, что он может даже слегка корректировать ситуацию. Сначала робко, а потом все более активно он стал пропихиваться в сторону ближайшего берега.

Потом они долго лежали рядом в мелкой прибрежной грязи. Семен дышал, смотрел в небо и получал время от времени мощные шлепки хвостом по ногам.

В конце концов он почувствовал холод, встал на колени и освободил левую руку. Потом подобрал рядом корягу и ударил ею рыбу по голове. Коряга сломалась. Пришлось искать подальше от воды более крепкий сук. Потом он продел этот сук ей в жабры и, ухватившись за конец, поволок добычу через протоку на свою сторону. О брошенном в камышах плоте он даже не вспомнил.

Минут через сорок Семен сидел у костра, рвал на бинты собственные трусы (ну, о-очень стерильные!) и смеялся сам над собой: «Ты самоубийца, Сема! Камикадзе! Или, может быть, тот самый дурак, которому везет?»

Все оказалось просто, страшно и глупо. Он атаковал добычу, которую толком не рассмотрел. А она оказалась размером с него самого. Бред? Полный! Но это только, как говорится, половина смеха. Обнимаясь с нею в воде, он умудрился сунуть ей руку в жабры. Он сделал это инстинктивно – как же еще можно удержать рыбу? А если бы подумал, то вспомнил бы, что у щук жабры внутри покрыты этакими зубами, загнутыми в сторону пасти. Другими словами, даже палец, засунутый щуке в жабры, вытащить обратно целая проблема, а он засадил руку по локоть! И какой щуке! Да если бы он попытался потом от нее отцепиться, выдернуть руку обратно, то от руки бы осталось… Нет, ну что-то бы осталось: кости, клочья мяса и кожи, сухожилия…

Только он все равно не смог бы выдернуть руку – она должна была его утопить. Обязательно.

Есть такой варварский способ, который кое-где применяют при активном лове крупной рыбы. Добивать каждую пойманную особь слишком хлопотно, а оставлять живой и активной нельзя. Узкое лезвие ножа всаживается рыбе в основание черепа – туда, где он соединяется с позвоночником. Добыча теряет подвижность, но еще долго остается живой. Тут главное правильно угадать место для удара – чуть ошибешься, и будешь иметь хлопот полон рот.

Семен не угадал. Он попал случайно. «Шип» его рогатки пробил рыбе именно то самое место. Он боролся в воде со щукой, которая была практически парализована.

Мясо оказалось безвкусным (без соли же!) и жестким. «Ну, разумеется, – кивнул Семен, разжевав первый кусок. – Приличные промысловики щуку за рыбу не считают». Тем не менее желудок он набил до отказа и с удовлетворением вспомнил о планировавшемся с утра поносе, который так и не состоялся.

На другой день Семен управлял плотом, гордо расправив плечи: когда он появился в этом мире, у него не было почти ничего, а теперь есть плот, кое-какой инструмент, запас лыка и запас еды на несколько дней. Эти дни надо использовать с толком – чтобы не было потом мучительно больно. Прежде всего нужно найти такое место, где есть… В общем, где есть все: илистая отмель с ракушками, мелкая протока для рыбалки, галечная коса с хорошими камнями, лес с ягодами и «лыковыми» деревьями. Что еще? Ах, да! Еще желательно, чтобы были заросли чего-нибудь типа ивы, потому что есть идея… Желание немедленно найти людей не то чтобы исчезло, но как-то слегка рассосалось – не до этого сейчас.

Примерно к полудню гордый разворот Семеновых плеч сменился обычной понурой сутулостью. Плыл он уже долго, а подходящего места все не попадалось. Нет, хорошие места, конечно, встречались, только выяснялось это, лишь когда они оставались позади. А судно его, ясное дело, обратный ход давать не умело. «Нет, все-таки надо делать лодку, – мечтал Семен. – Берется большая толстая лесина и в ней… Вырубается? Выжигается? Выскабливается? Да-а…»

Семен решил снизить требования к месту обитания и исключил из числа таковых лес с ягодами. Чуть позже он откинул заросли ивы и косу с камнями. Он уже готов был ограничиться лишь требованием наличия дров и места для рыбалки, когда ему попалось почти то, что нужно. Тут были дрова – завалы плавника, мелкая (пожалуй, слишком) протока и заросли кустов, похожих на иву. «Все! – решил Семен. – Хватит привередничать! Здесь будет город заложен!»

Обосноваться он решил рядом с водой под двухметровым обрывчиком, обращенным к основному руслу. Первым делом, разумеется, разжег костер, обжарил кусок рыбы и стал «набивать кишку». Надо сказать, что с самого начала он не стремился доводить пищу до полной готовности, а употреблял ее полусырой. Вот и сейчас он рвал зубами почти сырое жесткое мясо и, пожалуй, получал от этого удовольствие. «При глубокой термической обработке, как известно, в продукте гибнет масса полезных веществ – всякие там аминокислоты, витамины… Общая беда первых „бледнолицых“ покорителей севера – цинга. А, скажем, чукчи и эскимосы веками жили в таких условиях и ни о какой цинге и слыхом не слыхали. А все почему? Потому что занимались сыроедением. И вовсе, наверное, не из-за того, что у них была проблема с топливом».