Род Волка - Щепетов Сергей. Страница 30

Оказалось, что толстые колышки рвут края шкуры, а тонкие не хотят забиваться в каменистый грунт и ломаются. Слишком короткие «тонут» и шкуру не держат, а длинные торчат, как частокол, и не дают подступиться к объекту работы.

Это было трудно, но он справился. Предстояло мездрение.

Что такое мездра? А черт его знает! Это слой какой-то ткани, которая уже не кожа, но еще и не мясо. Именно она, будучи не снятой, превращает засохшую шкуру в подобие картона, который ломается и трескается при малейшей нагрузке. А в мокром виде все это протухает, соли – не соли. В общем, со шкуры ее надо удалять во что бы то ни стало. А чем? Обычный нож тут мало пригоден – только лишних дырок наделаешь. Нужен скребок. Каменный…

Семен собрал и переколотил кучу камней, потом отобрал все сколки, имеющие мало-мальски острые края, и принялся за работу. Не прошло и нескольких часов, как он попутно решил проблему отмочки: надо ли шкуру вымачивать, а если надо, то сколько? Оказалось, что вымачивать (или высушивать) нужно ровно столько, чтобы эта самая мездра сдиралась – со слишком мокрой или сухой отделить ее практически невозможно. Кроме того, он понял, почему на стоянках первобытного человека археологи находят больше всего… нет, не наконечников для стрел и не крючков для ловли рыбы, а именно скребков для снятия мездры! То есть всего остального вообще может и не быть, но скребки найдутся обязательно. Потому что для полной обработки только одной шкуры скребков нужно много и разных, а они быстро выходят из строя. Миновать же эту операцию нельзя никак. Можно только попытаться ее облегчить. Некоторые народы Сибири, к примеру, густо намазывают мездряной слой кашицей из гнилушек лиственницы или ели, разведенной в воде или оленьем молоке, кто-то рекомендует подсыпать песок во время работы. Так или иначе, но скоблить и драть все равно надо. Причем, пока работаешь с одним краем, другой успевает засохнуть, и его надо вновь подмачивать, но, если воды налить слишком много, она образует на шкуре лужи, и в этих местах мездра размокнет слишком сильно…

В общем, спустя какое-то (совсем не малое!) время Семен решил, что, пожалуй, погорячился и вся целиком волчья шкура ему не нужна – только два куска, которые пойдут на рубаху, а с остальным возиться не стоит. Точнее, остальное можно отложить на потом. Он кое-как наметил контуры выкройки и сосредоточил свои усилия на них.

Сколько это продолжалось, сказать трудно. По ходу дела Семен добывал и готовил еду, кормил и мыл туземца, ходил на террасу есть ягоды, собирал дрова, колол камни, чтобы получить пригодные хоть на что-то сколки… Когда материал для рубахи был готов, он сообразил, что сшивать ее лучше всего ремешками, а не сухожилиями, и, значит, нужно хоть немного кожи. А кожа получается, если после мездрения удалить со шкуры шерсть. Способов волососгонки не один десяток, но после большинства из них кожу вновь нужно приводить в мягкое и эластичное состояние. Проще всего сбрить… И он сидел верхом на бревне, придерживал ногами кусок шкуры и скоблил шерсть лезвием многострадального ножа, которое все время приходилось подтачивать. Потом мял щетинистый лоскут руками, чтобы придать ему мягкость, подмачивал и снова мял до полного высыхания. Потом втирал жир и снова мял…

Как обрабатывать камус для обуви, Семен не знал. Он решил одну пару засушить впрок вместе с мездрой, а из другой, опять-таки без обработки, изобразить тапочки и посмотреть, что получится.

Чем шить, Семен придумал давно. Именно из-за этого он не решился пустить на рыболовные крючки пружинное колечко, на которое были надеты ключи от недоступной теперь квартиры. Колечко он раскалил докрасна на углях, а потом дал остыть. Сталь стала мягкой, и Семен распрямил проволочку, а потом согнул пополам, положив в место сгиба тоненький прутик – получилось ушко. Готовое изделие он хотел вновь нагреть и закалить в воде, но передумал – зачем? Такая «игла» предназначена не для прокалывания, а для протаскивания «нитки» сквозь уже готовую дырку, твердой ей быть ни к чему – еще, не дай бог, сломается!

То, что жить здесь придется без штанов, было ясно с самого начала. Во-первых, штаны – изделие сложное, а польза от него, пока нет морозов, сомнительна. Откуда пошла такая мода, вообще непонятно. Кажется, жители Средиземноморья – колыбели цивилизации «белого человека» – много веков без штанов обходились, а потом римляне переняли зачем-то их у галлов, которых считали варварами. Причем это были не настоящие штаны, а отдельные штанины, которые к чему-то подвязывались. Может быть, их изобрели первые всадники, чтобы защищать ноги от кустов и колючек? Так или иначе, но брючины можно изготовить и потом, когда станет совсем холодно, или, во всяком случае, не в первую очередь. Кроме того, мужчины Европы в Средние века ходили в чем-то типа трикотажных колготок с гульфиком на причинном месте. А суровые горцы Шотландии, по данным Вальтера Скотта, упорно и долго сопротивлялись попыткам заставить их ходить в штанах, так как они противоречили традициям и мешали лазить по скалам. И это при том, что Шотландия вовсе не Италия или Греция, там зимой, скажем так, не жарко. Упорство шотландцев находит объяснение, если вспомнить, что нижняя часть ног у человека самая холодоустойчивая, после лица, часть тела. Чтобы убедиться в этом, достаточно понаблюдать в хороший мороз за прохожими на улице современного города, посмотреть на женщин, которые рассекают по снегу в шубах, сапогах и… с голыми коленками! Когда штаны появились на Руси родимой, Семену было неизвестно, зато было совершенно ясно, что с их помощью с морозом не боролись. Никаких утепленных зимних портков отродясь не водилось, а в холода надевались длинные тулупы, в крайнем выражении – «до пят».

С учетом всех этих соображений Семен решил ограничиться одной рубахой такой длины, какую позволят размеры волчьей шкуры. Получилось чуть выше колен. А сама конструкция – что-то вроде южноамериканского пончо, только сшитая по бокам. После некоторых размышлений Семен сделал разрез на груди от горла до уровня солнечного сплетения и прошнуровал его ремешком – для улучшения вентиляции в жару, а в холод можно будет затянуть шнуровку, и щели почти не останется. От рукавов он пока отказался, но дал себе слово, что обязательно сделает их, как только появятся возможность и время. А вот без чего обойтись было совершенно невозможно, так это без карманов – подпоясываться и цеплять к поясу кульки и мешочки Семен не собирался. Немедленно встала проблема: внутри или снаружи? Накладные или внутренние? Последний вариант, конечно, в исполнении легче, но тогда придется сделать в шкуре, которая далась таким трудом, большие горизонтальные прорези – жалко до слез! А если в лесу за сук зацепишься и оторвешь половину «подола»? Нет уж, пусть лучше будут накладные, хотя на их месте придется удалять шерсть. Опять же: где именно? Если выше талии, то при наклоне вперед все вывалится, а если ниже, груз будет болтаться и мешать при ходьбе и беге… В конце концов Семен придумал оптимальное место: немного ниже пояса, по бокам, но не спереди, а чуть сзади – так, чтобы можно было сунуть руку.

Теперь обувь! ОБУВЬ!!

«Цивилизованный человек даже не представляет, сколько проблем он приобрел, разучившись ходить босиком! Плохая, дырявая обувка – это хуже хронической болезни, к ней ни приспособиться, ни привыкнуть. Это беда, которая всегда с тобой.

В свое время попался мне рассказ какого-то путешественника о том, как на берегу резвились голые и босые чернокожие ребятишки. То, по чему они прыгали и бегали, представляло собой коралловый риф, несколько шагов по которому превращали в лохмотья любую европейскую обувь. Что ж, наверное, так бывает. В деревне, куда в детстве возили на лето, я единственный из пацанов бегал в кедах или сандалиях. За это меня долго не хотели признавать своим – местные такой роскоши себе позволить не могли. И все же, и все же… Чтобы жить, нужно функционировать, а как это делать, если постоянно выбирать место, куда поставить ногу при следующем шаге? Наверное, можно привыкнуть, но хватит ли жизни на это? Значит, вариантов нет – обувь нужна.