Сочинения - Высоцкий Владимир Семенович. Страница 5

x x x

Я не пил, не воровал

Ни штанов, ни денег,

Ни по старой я не знал,

Ни по новой фене.

Запишите мне по глазу,

Если я соврал, —

Падла буду, я ни разу

Грош не своровал!

Мне сказали — торгаши

Как-то там иначе, —

На какие-то гроши

Строят себе дачи.

Ну и я решил податься

К торгашам, клянусь,

Честный я — чего бояться! —

Я и не боюсь.

Начал мной ОБХС

Интересоваться, —

А в меня вселился бес —

Очень страшный, братцы:

Раз однажды я малину

Оптом запродал, —

Бес — проклятая скотина —

Половину взял!

Бес недолго все вершил —

Все раскрыли скоро, —

Суд — приятное решил

Сделать прокурору.

И послали по Указу —

Где всегда аврал.

Запишите мне по глазу,

Если я соврал!

Я забыл про отчий дом

И про нежность к маме,

И мой срок, как снежный ком,

Обрастал годами.

Я прошу верховный суд —

Чтоб освободиться, —

Ведь жена и дети ждут

Своего кормильца!..

Зэка Васильев и Петров зека

Сгорели мы по недоразуменью —

Он за растрату сел, а я — за Ксению, —

У нас любовь была, но мы рассталися:

Она кричала и сопротивлялася.

На нас двоих нагрянула ЧК,

И вот теперь мы оба с ним зека —

Зэка Васильев и Петров зека.

А в лагерях — не жизнь, а темень-тьмущая:

Кругом майданщики, кругом домушники,

Кругом ужасное к нам отношение

И очень странные поползновения.

Ну а начальству наплевать — за что и как, —

Мы для начальства — те же самые зека —

Зека Васильев и Петров зека.

И вот решили мы — бежать нам хочется,

Не то все это очень плохо кончится:

Нас каждый день мордуют уголовники,

И главный врач зовет к себе в любовники.

И вот — в бега решили мы, ну а пока

Мы оставалися все теми же зека —

Зека Васильев и Петров зека.

Четыре года мы побег готовили —

Харчей три тонны мы наэкономили,

И нам с собою даже дал половничек

Один ужасно милый уголовничек.

И вот ушли мы с ним в руке рука, —

Рукоплескали нашей дерзости зека —

Зека Петрову, Васильеву зека.

И вот — по тундре мы, как сиротиночки, —

Не по дороге все, а по тропиночке.

Куда мы шли — в Москву или в Монголию, —

Он знать не знал, паскуда, я — тем более.

Я доказал ему, что запад — где закат,

Но было поздно: нас зацапала ЧК —

Зека Петрова, Васильева зека.

Потом — приказ про нашего полковника:

Что он поймал двух крупных уголовников, —

Ему за нас — и деньги, и два ордена,

А он от радости все бил по морде нас.

Нам после этого прибавили срока,

И вот теперь мы — те же самые зека —

Зека Васильев и Петров зека.

Весна еще в начале

Весна еще в начале,

Еще не загуляли,

Но уж душа рвалася из груди, —

Но вдруг приходят двое

С конвоем, с конвоем.

«Оденься, — говорят, — и выходи!»

Я так тогда просил у старшины:

«Не уводите меня из Весны!»

До мая пропотели —

Все расколоть хотели, —

Но — нате вам — темню я сорок дней.

И вдруг — как нож мне в спину —

Забрали Катерину, —

И следователь стал меня главней.

Я понял, я понял, что тону, —

Покажьте мне хоть в форточку Весну!

И вот опять — вагоны,

Перегоны, перегоны,

И стыки рельс отсчитывают путь, —

А за окном — в зеленом

Березки и клены, —

Как будто говорят: «Не позабудь!»

А с насыпи мне машут пацаны, —

Зачем меня увозят из Весны!..

Спросил я Катю взглядом:

«Уходим?» — «Не надо!»

«Нет, хватит, — без Весны я не могу!»

И мне сказала Катя:

«Что ж, хватит так хватит», —

И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу.

Как ласково нас встретила она!

Так вот, так вот какая ты, Весна!

А на вторые сутки

На след напали суки —

Как псы на след напали и нашли, —

И завязали суки

И ноги, и руки —

Как падаль по грязи поволокли.

Я понял, мне не видеть больше сны —

Совсем меня убрали из Весны…

Я был душой дурного общества

Я был душой дурного общества,

И я могу сказать тебе:

Мою фамилью-имя-отчество

Прекрасно знали в КГБ.

В меня влюблялася вся улица

И весь Савеловский вокзал.

Я знал, что мной интересуются,

Но все равно пренебрегал.

Свой человек я был у скокарей,

Свой человек — у щипачей, —

И гражданин начальник Токарев

Из-за меня не спал ночей.

Ни разу в жизни я не мучился

И не скучал без крупных дел, —

Но кто-то там однажды скурвился, ссучился —

Шепнул, навел — и я сгорел.

Начальник вел себя не въедливо,

Но на допросы вызывал, —

А я всегда ему приветливо

И очень скромно отвечал:

"Не брал я на душу покойников

И не испытывал судьбу, —

И я, начальник, спал спокойненько,

И весь ваш МУР видал в гробу!"

И дело не было отложено

И огласили приговор, —

И дали все, что мне положено,

Плюс пять мне сделал прокурор.

Мой адвокат хотел по совести

За мой такой веселый нрав, —

А прокурор просил всей строгости —

И был, по-моему, неправ.

С тех пор заглохло мое творчество,

Я стал скучающий субъект,

Зачем же быть душою общества,

Когда души в нем вовсе нет!