Асгард — город богов - Щербаков Владимир Иванович. Страница 32

— Помогает. Ещё как. Выбирайте: танцы или два коктейля.

— Выбираю и то и другое.

И мы пошли танцевать. Две рослые девицы лет двадцати и левитатор. На асфальтовом пятачке левитатор показал подготовку, девушки сказали за это, как в Одессе, что неплохо. Снова принялись за коктейли, потом — за танцы, потом — за обсуждение проблем выживания, возникших в связи с ростом благосостояния. Они пришли к выводу, что это логично: сначала программа строительства коммунизма, потом продовольственная программа, потом программа борьбы с алкоголизмом и, наконец, программа выживания. Пошли на набережную. Начали знакомиться. Их зовут Ира и Оля. Приятно говорить с неглупыми девушками. Я рассказал, что смотрел вчера здесь по телевизору фильм о полётах бабочек, стрекоз, жуков, мух.

— Хорошо летают?

— В умении двигаться и летать им не откажешь, но представьте себе, в каком положении они оказались бы, если бы их сызмальства начали учить летать в нашей средней школе, потом — в высшей.

— В каком положении оказались бы эти невинные существа?

— В незавидном. Человек ещё не знает, почему они летают и как построить аппарат с машущим крылом, мускулолёт.

— А вы знаете?

— Да, вчера вечером я бродил вот по этой набережной, на это ушла и часть ночи. В уме рассчитал аппарат для полёта человека на принципе крыла бабочки, крыла стрекозы.

— Махолёт?

— Да.

— И на это у вас ушло целых три или четыре часа? При вашем-то интеллекте?

— Каюсь, был не в форме, устал.

— Левитатор — и устал?

— Как ни странно.

(Я успел-таки раскрыть секрет полишинеля, что левитатор и я — одно и то же лицо.)

— Не верится. Что вы ещё успели открыть или изобрести за вчерашний вечер и часть ночи?

— Придумал название для этой набережной. Набережная махолётов.

— В честь вашего будущего полёта?

— Нет, пока только в честь открытия принципов машущего полёта. Я открыл главный закон такого полёта. Крылья должны быть гибкими, движения похожи на движения рыбы-вьюна, я назвал это волновым движителем.

— В махолёт вам придётся впрягать бабочек и стрекоз, не так ли?

— Нет, мне нужны бамбук от удочек, кожа, резина, замша, дома валяется старая дублёнка.

— Нет-нет, не делайте этого! Старая дублёнка после перестройки пойдёт по цене новой!

— Хорошо. Заменю другими упругими материалами.

— На сэкономленные деньги мы сможем здесь заглядывать почаще в бар. Логично?

— Да. Начнём реализацию этих средств хоть с завтрашнего дня!

— Так долго ждать?

— Простите, я хотел сказать: с сегодняшнего дня.

— Так и быть, принимаем приглашение, возвращаемся в бар. Вы сможете подробнее рассказать там о принципах полёта чаек и голубей, это нас тоже очень интересует. Почему они летают, а?

Мне стало не по себе. Это могло быть случайностью, Но… неужели они знали о той чайке? Видели меня тогда на пляже в Алуште? Пауза. Я не знал, что сказать. Не может же левитатор так опростоволоситься, что примет язвительную насмешку за серьёзный вопрос да ещё начнёт рассказывать о крыльях чаек. Что подумает публика?

Ну, я выразился почти математически, они не совсем так среагировали, как это было бы, если б знали про чайку. Сели за столик. Вдруг опять: как летают чайки?

— Может быть, начать с рябчиков, глухарей?

— Нет, с чаек.

— Какое совпадение, я думал о чайке, вы спросили о том же, об этой самой птице. Случайность? Телепатия?

— Да, мы читаем мысли. Обе очень хорошие телепатки. Вам это на руку, освобождает от необходимости все объяснять.

— Как здорово! Есть вещи, которые трудно объяснить необычным девушкам.

— Я сделал усилие и ушёл от темы чайки, мне было бы сейчас неприятно, если нашёлся бы человек, который оказался в роли наблюдателя. Не люблю, когда за мной наблюдают, а я нет.

Витя Васильев явился на следующий день, явился без помпы, буднично, его глаз был оттенён синяком — саданулся на гонках.

Мы ждали их в кафетерии за столиком, я сидел лицом к раскрытой двери, чтобы увидеть и пригласить их. Кофе остыл, но их не было. Мы прошли на крохотный базар, где осталась лишь самая отважная бабуся, пытавшаяся продать даже последний килограмм клубники за восемь рублей — это две дневные зарплаты инспектора, инженера или молодого рабочего.

Мы вернулись на пятачок у магазинов. Две элегантные дамы ждали нас. Не сразу их можно было узнать: удивительные сочетания цветов их кофт, блузок, юбок, гетр тому причина да ещё туфли с французским каблуком, делавшие их ещё выше ростом и потому красивее, небеснее.

Слева подрулил таксист и за левую же цену согласился доставить нас в Ялту. Мы как бы поплыли между небом и морем в мягких сиденьях, на поворотах нас легко качало, сквозь дождевое низкое облако мы пролетели в одну минуту. Зелёный склон справа опять золотило солнце, стало весело, легко, пока мы не врезались — так мне показалось — в ялтинские лабиринты улиц. Магазины. Постовые на углах, на других углах — парни со спиртным, цена — два номинала. Бродячие фотографы, муравейники площадей, сами муравьи и муравьихи. Вроде нас. Мидгард. Средний мир, где живут люди или делают вид, что живут.

Балаганчик. На закат от площади. Это шашлычная. Восточная. Узбекские блюда в исполнении вновь появившихся здесь крымских татар. Это единственный шанс. Пивные залы так грязны, что входить туда нашим дамам можно лишь в тёмных очках и противогазах. Как везде, конечно. Ничего другого нет на морскую милю в окружности. Обычные хлопоты, уговариваю продлить рабочий день балаганчика за мой счёт. Заказ принят! Вдруг вспоминаю: магазин с удочками закрывается через полчаса. Это важнее всего для меня сейчас. Если какой-нибудь мудрец вот сейчас, под руку, скажет мне, что эти удочки через месяц будут валяться в сарае моего друга под Москвой, я без труда опровергну его построения. Но есть выход. Подхожу к одному из парней у мангала. Объясняю. Ещё раз. Ответ: столько удочек не дадут. Это меня не убеждает.

Потом вспоминаются Куприн и его персонаж из «Поединка», денщик, доводящий до сведения офицера с некоторым акцентом: «Буфенчик папиросов не даваит».

Нужно что-то предпринять. Я порылся в карманах, извлёк какой-то московский рецепт, вероятно, поликлиники Литфонда, на нем огрызком карандаша, который тут же охотно подарила мне Оля, жирно написал: «Один татарин, два аула, сто десять удочек». Я вручил ему этот рецепт с напутственным словом: