Женщины в игре без правил - Щербакова Галина Николаевна. Страница 40

Одиночество и ожидание и по отдельности-то не радость, а тут, в тандеме… Она бы очень удивилась, если бы знала, что процесс вымеривания квартиры ступнями совсем недавно проходила ее мама. Что ею тоже был изучен пейзаж из окна, лес и горбатый мостик… Что вскрылась тайна числа тринадцать, закамуфлированная как бы тщательно, но и с расчетом, что будет открыта. Только злой дух, устраивая эти маленькие пакости, в случае числа тринадцать обмишурился. Тринадцатого мая родился Георгий. А значит, это число могло нести для Алки только счастье.

Но он не звонил и не ехал.

Алка пришла к его бабушке, но выяснилось – она уехала тоже. Соседка, которая ей об этом сообщила, знала о несчастье Алки, была к ней расположена, но не была расположена к «черным сволочам, которые все захватили».

Разговор получился содержательным. Соседка захлопнула дверь и кричала все свои слова отважно, потому что у нее была металлическая дверь, а Алка ключом от квартиры разламывала ей звонок и забивала в замочную скважину подручный материал в виде сгоревших спичек и сигаретных бычков.

Домой она вернулась полная злой и неукротимой энергии, посмотрела на себя в зеркало, осталась вполне довольна и поехала в лавашную. Там ей сказали, что убили одного из дядьев Георгия, и теперь семья будет решать, что делать мальчику, когда пролилась кровь.

«Ну что же, – подумала Алка. – Я ведь тоже могу что-то решать».

А вечером примчалась бабушка, вызванная сразу и школой, и соседкой с испорченным звонком. Бабушка требовала, чтобы Алка переехала к ним. Алке было ее жалко, она понимала: будь она бабушкой, она бы вела себя так же. Очень хорошо это виделось – собственная внучка, отбившаяся от рук. У Алки даже гнев в душе возникал против той «будущей дуры», которая непременно испортит ей кровь. Мария же Петровна не могла понять, откуда у Алки покладистость: переехать к ним отказалась, но в школу пообещала вернуться. Что касается соседки…

– Пусть она попросит у них прощения, тогда я починю ей замок.

– У кого у них? – спросила Мария Петровна.

– Она знает…

С тем и разошлись, а тринадцатое число все-таки оказалось счастливым – Георгий вернулся.

Он робко постучал – не позвонил! – ночью, боясь напугать Алку.

– Я вернулся, – тихо сказал он. – Это имеет еще для тебя значение?

Алка медленно спустила с плеч лямки ночнушки и переступила через нее.

– Сколько же можно ждать! – сказала она ему.

– Я женюсь, – сказал мальчик, принимая ее всю.

– Еще бы! – ответила Алка. – У нас такая будет стерва-внучка. Она уже бьется в окно от нетерпения.

– Как внучка? – не понял Георгий.

– Потом объясню, – ответила Алка. – Но нам времени терять не надо. Если человеку не терпится родиться…

Утром он спросил, правильно ли он понял, что они будут рожать сразу внучку.

– Дурак! – ответила ему Алка, вытянув вверх ногу и разглядывая ее как незнакомку. – Посмотри лучше, какая она стала красивая, моя нога… В ней бежит твоя кровь. – Он поцеловал ее колено. Потом косточку свода, потом пятку, он замер перед пальцами ее ног и перламутровым блеском ее изящных ногтей…

– Как красиво, – прошептал он.

– Как у мамы, – ответила Алка.

– Ты мое счастье! – сказал Георгий, обнимая ее всю и бормоча какие-то слова на своем языке.

Она заснула в его руках, а он боялся двинуться и все слушал и слушал, как она тихонечко посапывает носом в его согнутую руку.

ЭПИЛОГ

На Ярославском шоссе сошли с автобуса мужчина с молодой женщиной. У ничем не обозначенного места они остановились, и мужчина положил на землю букетик ландышей. Мимо ехали машины, но мало кто обратил на это внимание, стоят себе двое и стоят.

Правда, одна из машин притормозила как раз за ними. Из нее вышла женщина с ребенком на руках, а потом мужчина с детской бутылочкой. Они поили малыша водой, отойдя в сторону от дороги и пыли.

«Поздний ребенок… – подумал мужчина. – Или внук. Соображают… Не поят на ходу…»

– Ушлые родители, – сказал он своей спутнице.

Женщина молчала.

Вчера по телевизору крепкий парень с коровьими глазами обещал, что на этой неделе больше ничего не случится. В смысле – не случится плохого. Хорошего, думала она, не случится тоже. Ни на этой неделе. Ни потом. Она полетела с ним в Москву, чтоб случилось… Но, видимо, зря… Тот, с коровьими глазами, прав.

«Ушлые» пошли к машине. «Храбрая, видать, по жизни, – думала одна женщина о другой. – Немолодая, а решилась на ребенка, но ведь у нее есть заботник. Ишь как бутылочку несет… В марлечке… А этот… Его больше нет, чем он есть… Дура, что я за ним увязалась. Думала, будет момент… Надо возвращаться – и сразу в больницу. Десять недель не срок. Душа, говорят, еще не залетела».

– Что ты бормочешь? – спросил мужчина, поворачиваясь к ней и одновременно следя, как те, с ребенком, усаживаются в машину. Откуда это ощущение, что он их знает и уже где-то видел? Чепуха! У него в Москве не так много знакомых.

– Обзавидовалась! – сказала спутница резко. – Везет же бабе! Дали родить, как человеку. Ухаживают.

– А тебе кто не дает? – спросил он.

– Дед Пихто! – ответила она. – Пошли, вот уже автобус, кажется.

Машина с семьей проехала почти рядом, осторожно сделала поворот и слилась с потоком.

Павел Веснин проводил глазами машину с немолодыми родителями. Вот, собственно, и закончился его приезд в Москву на годовщину гибели дочери. Вечером у них самолет.

«Царство ей небесное! – подумал Веснин. – Ладно мы, Господи… Отработанный пар. Но детей поберег бы… Их жальчее всего…»

…Мария Петровна все оглядывалась назад, и что-то не давало ей покоя. Она не знала этого мужчину, но как бы и знала тоже…

Когда они секундно были почти рядом, она хотела вскрикнуть: «Ах, вот что, оказывается!» Но воспоминание исчезло. Со складкой на лбу она села в машину и стала смотреть назад на того, оставшегося.

– Произвел впечатление? – спросил Кулачев у Марии Петровны. – У него вид одинокого красивого волка.

– Знакомое лицо, – задумчиво сказала Мария Петровна, – но, видит Бог… Не помню.

Она хотела еще сказать, что с ней это не первый случай. Ей теперь приходится вспоминать, что за человек крикнул ей «привет!» или улыбнулся в лифте. Может, просто надо носить очки постоянно, может, что-то похуже… Может, этот год просто стер с памяти обилие лиц за ненадобностью. Она всегда так гордилась своей зрительной памятью, ну и что? Когда умерла Леночка, они обвалились на нее – лица, сто, тысячно раз размноженные, и кружили перед ней, кружили, пока кто-то мудрый не убрал их совсем. И ей тогда сразу стало легче, и она увидела внука, который смотрел на нее распахнутыми глазами.

– Все время ими лупает и лупает, – сказала молоденькая нянечка-украинка. – Як разведчик…

«Надо носить очки», – окончательно решила Мария Петровна. Она заметила, что Кулачев расстроился, видимо, потому, что она так сосредоточенно молчала. Она ласково положила ему на плечо руку и погладила его. Он улыбнулся ей в зеркало, и машина как бы приободрилась и побежала быстрее. Мария Петровна продолжала держать руку на его плече, рядом крепко спал Павлик-разведчик. «Господи, не оставь нас!» – подумала она.

Широкую дорогу Веснин с женщиной переходили в два приема. Затормозив на белой разделительной полосе, Веснин притянул женщину к себе: все она норовит от него оторваться.

– Отстань! – закричала она. – Хватаешь, как волкодав!

– А ты не лезь под колеса. Куда торопишься?

– У меня сроки выходят, – зло сказала она. – Беременность десять недель. Надо поспеть, пока души нету. Не дергайся. Обойдусь.

Он впился ей в плечо.

«Пять пальцев – пять синяков, – подумала она. – Чего еще от него ждать?»

…Было решено. Себя, каменного, он не навяжет никому. Женщины не приживались в его жизни. Они или уходили, или погибали, или являлись как фантомы… На один раз… В те дни, год назад, одна такая, фантомная, отдала ему рубашку, другая пустила переночевать. Но так и не назвались… Не сочли нужным представиться.