Косяк - Щупов Андрей Олегович. Страница 7

Кто получал пощечины от женщин, знает что это такое. Пощечина общества неизмеримо больнее. Поэтому даже наедине с собой Генри продолжал осторожничать. Собственный консерватизм яростно боролся с воображением и памятью, но переубедить себя было не столь уж просто. И он отчаянно боялся того необъяснимого ощущения, что мало-помалу прорастало в нем. Он опасался признаться самому себе, что отныне его судьба и судьба спасшего его косяка повязаны крепчайшими узами.

Новая встреча состоялась через полторы недели у Барнера на квартире. Кроме журналиста и Генри здесь присутствовал коллега Барнера – некий Легон, философ нетрезвого толка, человек запоминающейся наружности и хриплого непевческого голоса. Лоб его был скошен назад и простирался до самой макушки, волосы топорщились где-то на затылке, и Легон то и дело проглаживал их мягким движением руки. Серые выразительные глаза его близоруко щурились, всякий раз рассматривая собеседника с неизменным удивлением, массивная челюсть находилась в постоянном движении, – в своей прошлой жизни, Легон был убежден, что был жвачным животным. Пьедесталом этой впечатляющей головы служило длинное тощее тело, не признающее чистых рубашек и галстуков, глаженных брюк и глянцевых туфель. Если бы не глубокомысленные речи, Легон запросто сошел бы за выпивоху-докера, только-только вернувшегося домой после трудового дня. Барнер рядом с ним выглядел настоящим аристократом, причесанным и благоухающим, принимающим банку с пивом, словно бокал с шампанским. Беседу, впрочем, они вели на равных, с удовольствием награждая друг друга нелестными эпитетами, гримасами и взмахами рук выказывая полное взаимное небрежение.

– Надо вам сказать, мой друг – большой приверженец авантюр, – хрипло вещал Легон, обращаясь к Генри. – И если бы он подвергал опасности только себя! Так ведь нет! Тащит за собой кого ни попадя! Самым бессовестным образом!.. Советую обратить особое внимание на этот нюанс. Ибо для вас, дорогой мой юноша, он может оказаться роковым.

– Мсье Легон, должно быть запамятовал, что именно «дорогой юноша» оказался инициатором нашего плана, – возразил Барнер.

– Чушь! – Легон сердито отмахнулся. – Все эти уловки я знаю прекрасно. Человеку не обязательно предлагать напрямую, ему нужно лишь слегка намекнуть, что, нисколько не сомневаюсь, ты и проделал без зазрения совести… Да, хмм… Так оно все и было, и не пытайся обмануть старого мудрого Легона.

– По поводу старости я бы не стал возражать, а вот насчет второго мог бы поспорить.

Фыркнув, Легон потянулся за пивом. Пена смочила ему нос, но он даже не позаботился ее вытереть.

– Мне грустно вас слушать, господа. Вы пыжитесь и усердствуете, сами не зная, ради чего. Вы забываете, что жизнь наказывает дерзких. Должно быть, по недомыслию эта самая дерзость вам кажется сейчас героизмом, но на деле это далеко не так.

– Ты упрекаешь нас в дерзости или в недомыслии?

– И в том, и в другом! – Легон с недоумением понюхал опустошенную банку. Багровый нос его явственно шевельнулся. – Задаю элементарный вопрос! Что вы сделаете в первую очередь, ступив на борт судна?

– Нас проверяют, – Барнер с улыбкой подмигнул Генри. – Но мы ведь не ударим лицом в грязь, верно?…

– Я не слышу ответа, – напомнил Легон.

– Ответ прост. Мы поприветствуем капитана корабля и всех его помощников. Поприветствуем самым теплым образом, дабы не вызвать ни малейших подозрений.

– Чепуха! – голова Легона протестующе мотнулась. – Первое, что вы сделаете, это приблизитесь к борту и плюнете вниз. И не пытайтесь возражать. Такова уж наша человеческая суть. Балконы, крыши, мосты – все в этом мире создано для того, чтобы плевать вниз. Высота кружит голову, и с этим, увы, ничего не поделаешь, – Легон с нежностью погладил свой хохолок. – Вот почему я никогда не стану президентом. Ни этой страны, ни какой другой. Слишком высоко, дети мои…

– Думаю, ты не станешь им по другой причине, – с усмешкой ответствовал Барнер. Обратившись к Генри, пояснил: – Наш ценный источник информации предпочитает закапывать талант в землю. Вниз, а не вверх – таков его лозунг, а, как известно, глубь земная – неважный трамплин для карьеры. Бедный болтливый Легон был и будет рядовым журналистом всю свою жизнь.

– Зато бедному и болтливому Легону не придется плевать на головы соотечественников. И эту самую жизнь он с полным основанием назовет честно прожитой.

– Самоуверенность, достойная зависти… – Барнер снова обратился к Генри. – Между нами говоря, фраза про талант, зарываемый якобы в землю, принадлежит ему. Он твердил ее столь часто, что люди поневоле стали ему верить. Воистину наш бедный Легон наделен силой убеждать – даже когда убеждает в самом фантастическом.

– Зависть… – вздохнул Легон. – Самое черное из чувств…

– То есть тупицей его, вероятно, не назовешь, – продолжал Барнер как ни в чем не бывало, – но что касается таланта, извините меня, это явный перебор. В его годы пора бы знать, что талант – это не потенциальные возможности, а результат. Гений живет в каждом третьем из нас, но реализуется лишь раз на миллион. А значит… Ты догадываешься, Легон, о чем я? Нет? Я так и думал. Так вот, это значит, что талант – это еще и грандиозный труд.

– Труд… – Легон хмыкнул. – Утешение сирых и серых.

– Вот-вот! – Барнер хлопнул ладонью по колену. – И он же еще рассуждает о высоте и плевках. Гордое недоступное изваяние!.. Взял, да окатил всех разом: серые и – как результат – сирые.

Генри уже сообразил, что пикировка старых приятелей может продолжаться до бесконечности. Слушать их было небезынтересно, но он явился сюда не за этим.

– Легон… – он слегка смутился, впервые насмелившись обратиться к старому журналисту по имени. – Можно ли гарантировать, что нас примут с Джеком в состав команды?

– Обрати внимание, Легон! Он спрашивает «можно ли», а не «можешь ли ты». Согласись, это деликатно!

– Он спрашивает, а стало быть, не доверяет. Какая же, к дьяволу, деликатность?

– Ты твердолоб и толстокож, а он человек осторожный.

– Осторожный… – Легон помассировал указательными пальцами виски. Взгляд его затуманился. – Как я уже сказал, все будет устроено в лучшем виде. Я поручился за вас, а это, поверьте, стоит немалого. Кое-кто еще верит старому Легону и знает цену его словам. Эскадра выйдет из Пагоса через четыре дня. Постарайтесь не опоздать. Преимущественно это военные корабли, три-четыре рыболовных траулера и исследовательское судно «Вега». На «Веге» я знаю двоих: Стоксона, эхо-оператора, и бригадира водолазов Кида. Первый – парень что надо. Он вам все и оформит. Второй тоже способен на многое, хотя общаться с ним далеко не просто. Ну, да Джек его знает, так что и с этим проблем не будет.

– Да уж, знаю, – пробормотал Барнер. – Этакий верзила с норовом необъезженной лошади. Однако парень надежный, и, говорят, отличный специалист. Дружить с ним хлопотно, но можно.

– Это верно!

– Словом, и на того, и на другого мы можем положиться? – подытожил Генри.

– В определенной степени – да, хотя… – Легон пожевал бесцветными губами и потянулся за очередной порцией пива. – В незыблемость всегда верить опасно. Не сотворяй себе кумира… Это все о том же. На все в этом мире можно полагаться лишь до определенного уровня, – рука старого журналиста описала в воздухе странную кривую, демонстрируя, очевидно, этот самый загадочный уровень. – Не надо забывать, мои хорошие, что для них вы всего-навсего представители прессы. Как моим друзьям они, конечно, помогут вам, но помощь помощи – рознь. И если запахнет жареным, выкручивайтесь как-нибудь сами.

– Но разве они подчинены военным? – удивился Генри. – Почему вдруг может запахнуть жареным?

Барнер хмыкнул.

– Ты хочешь знать все наперед, а это невозможно. Уверен, что экипаж «Веги» даже не догадывается, что их пристегнули к эскадре. Такой вот парадокс. Можно мнить себя гражданским, а числиться в рядах вооруженных сил. И потому до поры до времени вам лучше не козырять журналистскими удостоверениями.