Как я провел лето - Щеголев Александр Геннадьевич. Страница 2

От дяди Игоря я сразу побежал к Петьке и все ему рассказал. Он жутко удивился, но не поверил. Он сказал, что ничего такого у дяди Игоря не видел, и что я совсем заврался, урод. Сам ты, говорит, «любовь». Никто, говорит, мне ключа в спину не вставлял, а уж ему, Петьке, и подавно! Просто у дяди Игоря очень интересно, а сам он классный мужик. И землянику тырить из-под носа у монахов тоже интересно, вот ребята этим и занимаются.

Мне неохота было с Петькой спорить. Я попросил его показать спину, он показал, и я долго искал там дырочку. Ее оказалось трудно найти, такая она была неприметная. Но я все-таки нашел — ровно посередине между лопаток, куда нормальный человек не может достать руками. Если специально эту дырочку не искать, ни за что не заметишь! Потом я попросил Петьку посмотреть мою спину, и он тоже нашел в ней дырочку. Он еще больше удивился, сказав, что все равно не верит в эти глупости, и ушел играть с ребятами в роботов. А я решил не идти сегодня вечером к дяде Игорю. Не идти, и все тут!

Но я пошел. Не знаю, почему. Ничего не мог с собой поделать. Я шел к дяде Игорю и старался не плакать, хотя мне хотелось. А потом, как всегда, стало весело и хорошо, дядя Игорь смешил нас историями про всяких дурачков, которыми умные люди играют, как хотят, угощал нас бульоном из денег и заводил отличный музон про то, что любовь — это кайф. Мы подпевали. Оказалось, эту песню он сам сочинил, когда учителем пения работал. Потом мы лазили за земляникой, а ночью мне снились сны, где я дрался и всех побеждал.

Утром мама снова плакала. Гораздо хуже, чем вчера. Она не кричала и вообще ничего не говорила, но я знал, что ее опять огорчили мои стеклянные глаза. Если бы она ругалась, было бы легче. Она плакала так страшно, что я не знаю даже, как это описать. Я чуть не умер от стыда. Вот тогда я и решился. Понял, что если уж родился мужчиной, то и поступать обязан по-мужски.

Поняв это, я заявился к Петьке и прямо спросил, друг ли он мне. Он ответил, что друг, конечно, что за вопрос? Я раскалил в плите чугунную гирьку, объяснив, что мне нужна помощь в одном очень важном деле. Он должен взять эту гирьку щипцами и приложить ее к моей спине — в том месте, где вчера нашел дырочку. Петька сначала испугался, стал отказываться, но когда я отдал ему офицерский ремень (кожаный, с бляхой!) плюс перочинный ножик, — согласился. Я лег на живот, а он сделал все, как я просил.

Плохо помню, что было дальше. Кажется, я куда-то бежал, меня ловили, я вырывался… Что творилось с мамой, совсем не запомнил. В тот же день она увезла меня обратно в город, там я долго болел…

Зато дырочка пропала! Санька, мой сосед по лестнице, проверил — рана от гирьки зажила, остались только шрамы. Я, кстати, посмотрел Санькину спину. У него была точно такая же дырочка, но я ему ничего не сказал, потому что он все равно бы не поверил.

Я много думал. И когда болел, и потом, когда поправился. Неужели все люди имеют предательские дырочки в спинах? Может быть, они есть только у детей, а у взрослых сами собой пропадают? Хотя, нет, само собой ничего не бывает. Наверное, каждый нормальный взрослый когда-нибудь решался и запаивал дырочку раскаленной гирькой. А потом долго болел — как я… Другой важный вопрос — почему ребята не замечали, как им вставляли ключ в спину и заводили их? Почему один я увидел? Может, некоторые замечали, но им было наплевать? Ладно, об этом надо еще подумать. А хуже всего вот что. Есть люди, которые знают о дырочках и у которых хватает подлости сделать ключ, чтобы ловить на него дураков вроде меня! Это хуже всего.

Или нет? Или хуже всего то, что мы любили дядю Игоря не меньше, чем он нас?

Ладно. Следующим летом я снова поеду с мамой в деревню, там и разберусь. Пусть они все подождут немного. Пусть они все подождут.

1986