Миланцы убивают по субботам - Щербаненко Джорджо. Страница 11

– Так вот, внимательно слушай вопрос, золотых жетонов не обещаю, правда, но если не ответишь, всю рожу тебе разобью. Какие дома свиданий, бордели, вонючие ямы тебе известны? Дело в том, что мы, убогие полицейские, роемся вслепую, как кроты. Поэтому будь любезен, назови мне культурные центры, магазины мужского и женского белья, парикмахерские, все точки, где по твоим сведениям торгуют женщинами. – Он схватил его сзади за чернущую гриву волос. – Говори, дорогой, я тебя просто умоляю!

От этой железной хватки, а еще более от лицемерно просительного голоса парень затрепетал. Какой ни извращенец, а все-таки усек, что этот полицейский не оставляет ему никакого выбора.

– Да-да, хорошо, я назову.

3

Из квестуры Дука вышел около трех часов утра. Отказавшись от услуг Маскаранти, домой вернулся пешком. Ночь была удивительная, совсем не октябрьская – теплая и ни намека на туман. Чувствуя невыразимое блаженство, он прошагал по опустелым мостовым (лишь изредка в этой пустоте тоскливо шуршали машины). От улицы Фатебенефрателли до площади Леонардо да Винчи путь неблизкий, но он с удовольствием проделал его, правда, это было только физическое удовольствие – глотнуть воздуха и размяться после четырнадцати часов, проведенных в душном кабинете, – душа же и мозг никакого удовольствия не ощущали: перед мысленным взором все стоял (и Бог знает, до каких еще пор будет стоять!) несчастный старый отец, вынужденный опознавать свою дочь по цвету лака на ногтях. Больше Дука Ламберти ни о чем думать не мог.

Перед тем как отпереть подъезд, он взглянул на часы: половина четвертого. Поднялся по лестнице на второй этаж (не в лифте же ехать) и уже было полез в карман за ключом, как дверь вдруг распахнулась: в прихожей стояла Ливия.

– Только не говори, что ты меня ждала до сих пор! – сказал он вместо приветствия.

– А кого же еще! – с обычной своей прямолинейностью откликнулась она.

Действительно, кого же еще! Этой поди-ка возрази. С тех пор как Лоренца отбыла вместе с Карруа на Сардинию, она обосновалась у него в квартире, стирала, готовила, дарила ему свою любовь, а если надо, ждала его до полчетвертого утра.

– Звонила Лоренца из Кальяри.

– Угу, – буркнул он и снял пиджак, который влюбленная гардеробщица тут же подхватила.

– Сказала, что чувствует себя хорошо и к Рождеству вернется.

– Угу. – Он прошел на кухню и налил себе воды из-под крана.

– Ты что, не слышишь? Я говорю, сестра твоя звонила! – прикрикнула Ливия, следуя за ним по пятам.

Он, не оборачиваясь, выпил стакан воды. Ну почему же он не слышит – слышит! Сестра Лоренца вместе с Карруа отдыхает на Сардинии и вернется к Рождеству. Он помнит ее, жалеет, скучает по ней, ведь они почти всю жизнь неразлучны, если не считать тех трех лет, которые он провел в тюрьме за то, что избавил от мук умирающую от рака старуху... Но сейчас его сжигают куда более острые ощущения.

Он вышел из кухни, бросив Ливии:

– Спасибо, я понял. – Войдя в спальню, он разделся, лег на узкую кровать, натянул на себя одеяло и погасил свет.

– Дука, что с тобой? – послышался в темноте голос Ливии.

И поскольку он не ответил, Ливия, не зажигая света, тоже сбросила одежду и юркнула под одеяло. Кровать была односпальная, и было время, их ужасно смешила такая теснота, но сейчас ни ему, ни ей в голову не пришло рассмеяться.

– Дука, ради Бога, что стряслось? – спросила Ливия, наклоняясь над ним. – Почему ты не хочешь мне сказать?

Он уткнулся ей в шею, вдохнул запах ее волос.

– Сутенеры заживо сожгли в стоге соломы умственно отсталую девушку. Подонки, звери! Мне пришлось везти отца в морг, на опознание – тоже настоящее зверство. Ты меня прости, но пока их не отыщу, я не успокоюсь.

– Этого мог бы и не говорить. – Ливия коснулась губами его уха и колючей щеки. – Как будто я не знаю, что ты не найдешь себе места, пока не поймаешь злодея. – Она обняла его, прижалась еще теснее. – Глупый!

Да уж, он и впрямь давно начал сомневаться в своем уме.

– Хорошо бы, с завтрашнего дня ты меня повозишь. – Он неправильно употребил время; любой филолог наверняка поставил бы это ему в вину, однако в данный момент его интерес к суждениям филологов был более чем умеренным.

– Глупый, – повторила Ливия, лаская губами жесткую щетину. – Я и так тебя все время вожу.

– Да, но это услуга особого рода, – возразил Дука, слегка оттаивая от нежного женского тепла, которое источала ее чистая, ненадушенная кожа.

– Почему особого? – Ливия зарылась лицом в его плечо.

– Мне надо осмотреть дома, которые прежде назывались борделями, ямами, домами терпимости, а теперь именуются культурными центрами.

– Что ж, такая твоя работа, я уже привыкла помогать тебе в расследованиях.

– Но это расследование я должен провести инкогнито. Не как полицейский, а как клиент.

– Клиент?

– Ну да. Ведь если я явлюсь под этот гостеприимный кров в форме, то ничего не узнаю. Убитую девушку наверняка содержали в одном из частных борделей, скорее всего, в дорогом, аристократическом. Она была настоящая великанша с умом восьмилетнего ребенка, и они, конечно, не могли выпустить ее на панель как простую шлюху. Так вот, если я прикинусь клиентом, может быть, и удастся что-нибудь раскопать.

– Ладно, – согласилась Ливия, – повожу тебя и по этому туристическому маршруту.

– А ты хоть знаешь, сколько в Милане таких мест? Это могут быть и частные дома, и магазины, и все что угодно... Заходишь, к примеру, в небольшую добропорядочную галантерею, где большой выбор всего – от ажурных чулок до детских рукавичек, а в служебном помещении этой галантереи стоит удобный диван и рядом ванная, посему почтенный господин имеет возможность приобрести в торговом зале вязаный свитерок для внучонка, а затем проследовать в подсобное помещение, где на диване уже возлежит двадцатилетняя красотка, которая вдруг начинает испытывать к почтенному господину горячую симпатию. – Благодаря ее близости ярость постепенно уходила из голоса Дуки. – Знаешь, полиция нравов даже набрела на овощной магазин, где в подсобке оборудовали бордель. К примеру, покупатель просит: «Взвесьте мне, пожалуйста, килограмм яблок». А милейшая синьора за прилавком ему отвечает: «К вашим услугам, синьор, у нас сегодня отменные яблоки, вот полюбуйтесь». И проводит его в подсобное помещение, где на диване уже сидит Ева с яблоком в руке.

Оба тихонько рассмеялись в темноте. Дука погладил ее изборожденное шрамами лицо.

– Начнем завтра в десять; храмы удовольствий работают круглые сутки, и по утрам тоже. Командор Каругати выходит из дома ровно в девять и куда направляется? Разумеется, в контору с вывеской на двери: «Еврометаллэкспорт». Вот он уже у себя в кабинете, но еврометаллом там и не пахнет...

– В десять так в десять, – сказала Ливия.

– С нами еще поедет молодой красавец гид, – сообщил Дука. – У него бархатный пиджак оливкового цвета и очень красивая желтая водолазка. Ему известны все адреса этих благородных домов, я его прозвал «эксперт по делам проституции». Ясно тебе?

– Ясней некуда. Только ты не бесись так, прошу тебя! – Ливия опять уловила в его голосе хорошо знакомый ей низкий звон; она давно усвоила, что это не только бешенство, но и боль. Потрепав ежик волос на затылке, повторила: – Ну не бесись, слышишь?

– Они сожгли ее заживо!

– Господи, дай же мне хоть раз увидеть тебя счастливым! – взмолилась она.

Дука крепко ее обнял. И произнес очень банальное, неуместное в этой теплой постели и совсем не выражающее всей его нежности слово:

– Прости.

Но как еще мог он повиниться за все, что пришлось и придется ей пережить по его милости? Таких и слов-то нет. Поэтому он добавил:

– С утра пойдем в квестуру, возьмем машину с телефоном, прихватим красавца в бархатном пиджаке и будем прочесывать все злачные места в столице итальянской морали до тех пор, пока я не найду скотов, которые сожгли эту несчастную...