Миланцы убивают по субботам - Щербаненко Джорджо. Страница 25

Эти дифирамбы – красавица, совершенство, самая прекрасная в мире – в конце концов сделали свое дело, вдохновив предприимчивого бармена. Он доложил обо всем Франколино, ближайшему другу, Кончеттине, даме сердца, которую они по-братски между собой делили, и все трое вплотную занялись изучением вопроса.

Техника охоты на несчастных девиц проста и не отличается разнообразием; цель ее – соблазнить курочку, растлить морально и социально, чтобы той остался единственный выбор – либо в бордель, либо в петлю. Однако же наше трио работало нестандартно и охотилось за нелегкой добычей. Кому нужны потаскушки, которые и без их помощи под любого лягут! Нет, они выискивал!: лакомые кусочки, малолеток из хороших семей, романтических невест, жестоко обманутых женихами, молоденьких учительниц, рисковавших остаться старыми девами из-за своей нравственной чистоплотности, – именно таких пташек Микелоне Сарози и Франко Барониа, сын Родольфо, при поддержке Кончетты Джарцоне ухитрялись в несколько месяцев избавить от комплексов и поселить на частной квартирке или на вилле, что именуются в приличном обществе «культурными центрами».

Но данный случай поставил наших сутенеров в тупик, ибо они с первых же шагов осознали, что к делу нельзя подходить с обычными мерками. Причем трудность не в том, чтобы соблазнить девицу (за рюмкой граппы Аманцио Берзаги с горечью и стыдом открыл бармену, какие греховные симпатии его девочка в своей умственной отсталости питает к мужчинам), а в том, чтоб найти к ней доступ: из-за неусыпного отцовского надзора замысел соблазнителей становился практически невыполним. Великанша никуда не выходит, дома остается одна не более чем на два часа (расписание ежедневных визитов и звонков отца им было уже известно), к тому же все двери и окна в квартире крепко-накрепко запираются. Как действовать в таких условиях?

Однако мозговой трест операции – Кончетта, приняла волевое решение: девицу надо похитить. Увезти – и дело с концом. С присущей всем садисткам практичностью она заявила, что риск вполне оправдан: безмозглая нимфоманка принесет им дохода больше, чем выигрыш в новогодней лотерее.

Идея-то хороша, а как ее осуществить? Попробуй выкрасть двухметровую, шестипудовую девицу, чье поведение может оказаться непредсказуемым. Но тут уже Микелоне приберег в рукаве козырного туза. В бар, где он служил, почти каждый день заглядывала молодая горничная, страдающая хроническим гепатитом и алкоголизмом. Одинокая, с двумя детьми, оставленными на попечении матери, она жадно выискивала мужчин, всех угощала, не забывая и сама опрокинуть стаканчик, а парни из бара, за исключением разве что нескольких побирушек, насмехались над нею и брезговали даже подходить близко к этой бесцветной блондинке с водянистыми глазами сексуальной маньячки, уродливо одетой – вечно в каких-то допотопных кофточках, – угловатой и плоскогрудой, с нелепо откляченным задом, вызывавшем скорее смех, ежели влечение. Да еще, как на беду, мать с отцом нарекли ее Домицианой, что с детства служило поводом для всяческих издевательств – не потому, что имя Домициана само по себе смешно или неприлично, а потому что оно подходило ей, как корове седло.

И при всем том она обладала одним достоинством, которое тройка сутенеров сразу оценила, – служила горничной у людей, живущих в том же доме, что и Донателла с отцом, на бульваре Тунизиа, 15.

План разработали во всех деталях, как будто речь шла о высадке союзников в Нормандии; даже провозгласили девиз – ни в чем не полагаться на волю случая. Первый этап операции – обольщение Домицианы – особой сложности не представлял. Микелоне, до сих пор взиравший на горничную, как на раздавленного таракана, внезапно воспылал к ней неудержимой страстью, а в подкрепление ему (если одному красавцу не удастся удовлетворить ее аппетиты) был придан Франко Барониа, сын Родольфо, и вдвоем они окунули страдающую алкогольным гепатитом служанку в такое море любви, что она согласилась выполнить все, буквально все, чего бы ни потребовали от нее эти достойные молодые люди.

Далее задача осложнялась: необходимо было на протяжении получаса (большего времени отец со своими телефонными звонками и визитами им не дал) выманить из дома такую объемистую девицу, как Донателла. Притом выманить, не оставив следов и не возбудив подозрений. Впрочем, эту задачу тоже удалось решить с помощью горничной Домицианы, погруженной в алкогольно-эротический рай.

Время было весеннее, и она сообщила осчастливившим ее рыцарям, что хозяева, как все порядочные, обеспеченные миланцы, едут к морю, в Рапалло, и в период с такого-то по такое-то число квартира будет свободна.

В один из этих дней Микелоне и заявился к Донателле. Он был не из тех, кому неподвластны чужие замки, и с легкостью отомкнул дверь вязальной спицей. Настал «час 0». Операция, тщательно продуманная генеральным штабом, началась.

Донателла вышла в прихожую на шум отпираемой двери, и Микелоне улыбнулся ей плотоядной улыбкой самца, так как был полностью проинформирован любителем граппы Аманцио Берзаги об эротических склонностях девицы (несчастный отец исповедовался в этом со слезами отчаяния на глазах, как в худшем из грехов, а он, Микелоне, жадно ему внимал, уже подсчитывая в уме барыши от торговли столь выгодным товаром).

Бармен положил ей руку на грудь, и Донателла последовала за ним без колебаний; они спустились по лестнице на один этаж, когда в подъезде никого не было (жильцы вообще редко пользуются лестницей, предпочитая лифт).

А внизу, у входа в квартиру добропорядочных миланцев, которые в данный момент упивались йодисто-соляным воздухом Рапалло, их уже поджидала горничная Домициана. Там же, в квартире, находился и Франко Барониа, сын Родольфо. Самыми мерзостными приемами, какие даже в голове не укладываются, они с Микелоне до ночи удерживали в этом укрытии несчастную дурочку, ведь им предстояло решить еще одну сложную проблему: как выйти из дома с таким громоздким багажом, чтобы ни привратник, ни кто другой ничего не заметил.

С проблемой очень ловко, можно сказать с блеском, справилась Кончетта Джарцоне. Донателлу похитили сразу после полудня и благодаря гостеприимству служанки препроводили в квартиру этажом ниже, где она пробыла до двух часов ночи, а затем, предварительно напоив, сволокли вниз, открыли парадное ключами горничной и погрузили в машину, за рулем которой сидела Кончетта Джарцоне.

Была дивная весенняя ночь. Домициана стояла у двери, совершенно пьяная, сексуально не просто удовлетворенная, а даже истощенная, и с ключами в руках тупо глядела вслед удаляющейся машине.

5

Аманцио Берзаги вновь покачал огромным дверным засовом перед лицом Франко Барониа, сына Родольфо.

– Ты хочешь сказать, что, когда я в тот день вернулся домой и не нашел свою дочь, она была с вами этажом ниже?!

Франко Барониа, лежа на полу в озерке – теперь уже трудно было сказать чего – крови или воды, – кивнул изуродованной головой.

– Мы не могли вывести ее днем, на нас бы обратили внимание, поэтому продержали ее в квартире до ночи, а потом увезли. – Он все смотрел на покачивающийся перед глазами шар и в ужасе слизывал с губ кровь.

– Ты хочешь сказать, – монотонно повторил Аманцио Берзаги (в сущности, они большие зануды, эти миланцы), – что, пока я ходил в комиссариат заявлять о пропаже девочки, она была там, внизу?..

Сутенеру и убийце ничего не оставалось, как это подтвердить. Отец в отчаянии мечется по квартире, бежит в полицию, а дочь тем временем находится этажом ниже, в обществе двух истязающих ее скотов и служанки, с вожделением следящей за этими пытками.

Аманцио Берзаги, вконец утратив человеческий облик, глухо взревел, поднял могучую, покрытую шерстью лапищу и что было сил обрушил дверной засов на голову и без того почти раздавленной твари.

Вода, струившаяся по квартире, мгновенно окрасилась в ярко-розовый цвет, и белые склизкие сгустки в журчащем потоке побежали, почему-то к входной двери (видимо, строители допустили брак, Сделав пол с небольшим наклоном). Спустя мгновение Аманцио Берзаги, сраженный нестерпимой болью в паху, рухнул ничком. Удар пришелся по левому глазу, рана открылась, и ручей, начавший было проясняться, вновь помутнел. Старик же, к своему благу, потерял сознание.