Навсегда с ним - Такер Шелли. Страница 49

Не двигаясь, юная вдова смотрела на вышивку, лежащую перед ней на коленях, хотя солнце уже давно село и в комнате было темно. Огонь в очаге едва горел.

По словам домашних, она сегодня не выходила из комнаты, но даже со своего места Гастон видел, что за целый день она не сделала больше нескольких стежков.

— Аврил… — тихо позвал он.

Она не ответила, словно не замечая его появления, и он не нашелся, что еще сказать. Стража и слуги были очень рады его приезду. Хозяйка все еще не могла оправиться после смерти своего мужа, почти ничего не ела, и они беспокоились за ее здоровье.

Тем более что она была беременна.

Гастона новость буквально ошеломила. Но сейчас он ясно видел, что живот невестки под тяжелыми складками платья заметно округлился. Камеристка сказала, что ребенок должен появиться примерно через три месяца.

Ребенок его брата!..

К горлу подкатил комок. Как он тогда думал? Жизнь в окружении смерти?

Входя в комнату, он ждал, что его встретит град упреков, но вид молчаливой, изнуренной женщины подействовал на него куда сильнее. Глядя на нее, он не узнавал в ней ту огненного темперамента девушку, которая привязала к себе брата.

— Аврил, — повторил он, сделав нерешительный шаг вперед, — почему ты?..

— Если ты спросишь, действительно ли это ребенок Жерара, клянусь Богом, я убью тебя.

Она не двинулась, даже не подняла глаз, но он остановился, как будто налетел на стену. Тем не менее ему стало легче. Хотя слова были произнесены еле слышно, но угроза, прозвучавшая в них, сразу напомнила ему прежнюю Аврил.

— Я не спрашиваю об отце ребенка, — успокоил он ее.

— Но ты ведь не будешь отрицать, что в первую очередь подумал именно об этом, мой дорогой деверь? Разве не ты требовал от меня забыть его? Найти другого мужчину?

— Я лишь советовал тебе вновь выйти замуж, — поправил ее Гастон. — Ради твоего же блага. Ты обдумала мое предложение, которое я сделал, когда мы виделись в последний раз?

— Нет. А ты обдумал мое предложение?

— Поскольку стою перед тобой, значит, я не отправился в преисподнюю гореть в вечном пламени.

В первый раз за время разговора она подняла на него глаза, в которых на мгновение сверкнула крошечная зеленая искра.

— Мое предложение остается в силе.

Гастон пытался сохранить спокойствие.

— Аврил, почему?..

— Ты пришел сказать мне, чтобы я убиралась из замка?

Он пошатнулся, как от удара. Неужели она считает его таким жестоким? Разве он может выбросить ее из дома? В ее-то положении?

— Нет, — раздраженно ответил он. — Я просто заехал сюда по дороге в отцовский замок. Это твой дом, и можешь оставаться здесь сколько хочешь. Я тебе уже говорил.

— Извини, милый деверь, за то, что я сомневаюсь. — Ее взгляд затуманился, и она отвела его, вновь уставившись на свою незаконченную работу. — Ведь тебе не впервой нарушать свое слово.

Обвинение, произнесенное тихим шепотом, громом взорвалось в его ушах. Она бередила незаживающую рану в его душе. Сжав кулаки, он с трудом загнал вспыхнувшую боль обратно.

— Почему ты не сообщила мне о ребенке?

— Не думала, что это тебя тронет.

Еще один удар, после которого он некоторое время даже не мог вздохнуть. В ее голосе не было иронии, обычная констатация факта. Почему она считает, что ее беременность безразлична ему? Она единственная из всей семьи осталась в живых. Неужели он так сильно обидел ее, когда предложил вновь выйти замуж и обеспечить свое будущее? Вполне разумное предложение. Аврил нужна опора, нужен кто-то, кто защитил бы ее.

— Не важно, как ты оценила мои чувства, — с упреком сказал Гастон, — но ты должна была сообщить мне. Я несу за тебя ответственность.

— Да, ты много раз напоминал мне об этом, милый деверь. Особенно когда требовал, чтобы я слушалась твоих приказов. — Она не отрывала глаз от вышивки и даже сделала один стежок. — Значит, нам можно остаться в замке?

— Я уже сказал. — Его терпение иссякло. — У меня три замка. Я же не могу жить сразу в трех!

— Тогда я останусь здесь. Где он. И я останусь одна. Я не собираюсь выходить замуж второй раз. Никогда.

Гастон возвел глаза к потолку. Богу недостаточно связать его с одной упрямой, не слушающей доводов разума женщиной. Он послал ему вторую. Чем он заслужил такое наказание?

— Аврил, — мягко сказал он, взяв себя в руки. — Ты плохо представляешь свое положение. Отсюда всего несколько часов до границы с Фландрией, и стычки там становятся с каждым разом все более серьезными. А если фламандцы пойдут войной? Ты окажешься на их пути, и замок станет для них привлекательной добычей. Что ты будешь тогда делать? Наденешь доспехи, выйдешь на стену и будешь защищаться?

Она молча опалила его изумрудным пламенем своего взгляда.

— Господи, помоги! — воскликнул он, проведя рукой по лицу. — С тебя станется!

— Мне уже приходилось защищать себя.

— Ради всех святых, ведь ты же женщина! Одинокая женщина. Тебе опасно здесь находиться — только не напоминай мне о своей искусной стрельбе из лука. Убить человека — вовсе не то же самое, что подстрелить куропатку.

— У меня есть люди. И я уверена, братец, что и ты не откажешься защитить меня. Ведь если речь идет о том, чтобы убивать, жечь, разрушать, трудно найти человека с большим опытом, чем у тебя.

Гастон еле сдерживался.

— Твои люди — это не муж, который и присмотрит за твоими землями, и обеспечит тебе безопасную жизнь. Я нахожусь в пяти днях пути от тебя. Я еще не успею получить сообщения о приближении фламандцев, как весь твой замок будет лежать в руинах.

— Я не выйду вновь замуж, — просто сказала Аврил.

Под ее спокойным взглядом он чувствовал себя неразумным ребенком и от этого еще больше злился. Надоело доказывать, что женщина нуждается в мужчине для защиты от враждебного окружающего мира. Он решил изменить тактику:

— Ты должна думать о ребенке.

— Я думаю о ребенке! — крикнула она, содрогнувшись, как будто он дал ей пощечину. — Я не хочу, чтобы сын или дочь Жерара росли с чужим человеком вместо отца. Провались ты пропадом со своим здравым смыслом! Я люблю Жерара! Тебе не дано этого понять, но я люблю его! И никогда не смогу полюбить никого другого!

Гастона передернуло. Снова это женское слово! То, из-за которого масса олухов совершили кучу ошибок.

— Тебе еще нет двадцати, Аврил. До конца твоей жизни слишком далеко, чтобы провести все это время в одиночестве.

— Ты полагаешь, я не думала об этом? — Она вскочила с кресла, ее глаза горели. — Мы с Жераром были женаты меньше полутора лет. Наши дни счастья можно пересчитать по пальцам. И ты спрашиваешь, знаю ли я, сколько времени должна прожить без него? — Она внезапно поникла и прошептала с пугающим спокойствием: — Я отсчитываю часы по ударам моего сердца.

Она отвернулась, и Гастон вдруг сообразил, что она плачет.

Он стоял, не в силах шевельнуться. В первый раз в жизни он видел ее плачущей. Он никогда бы не поверил, что Аврил — сильная, независимая Аврил — окажется такой ранимой. Что делать: подойти и попытаться успокоить ее или удалиться и дать ей выплакаться без посторонних глаз?

Гастон смущенно молчал и не решался сделать ни то ни другое.

Аврил прижалась лбом и ладонями к стеклу и смотрела в темноту пустого двора.

— Он даже не разрешил мне попрощаться в то утро, когда уезжал, — глухо проговорила она. — Так несерьезно отнесся к моим опасениям, только сказал: «Это же всего-навсего рыцарский турнир, милая Аврил. Просто развлечение. Я вернусь еще до того, как ты успеешь соскучиться». — Ее ладони скользнули вниз. — До… того… как… ты… соскучишься, — тихо повторила она.

Гастон глубоко вздохнул, проглотил комок в горле и закрыл глаза.

— Аврил… Воспоминания не защитят тебя и твои земли. Не станут отцом твоему ребенку.

— Ты винишь меня? — крикнула она срывающимся от слез голосом. — Не отрицай! Винишь меня за его смерть. Но спроси себя, милый деверь, где ты, опытный боец, был, когда он нуждался в тебе больше всего? Почему тебя не было с ними в тот день? Почему ты нарушил свое слово?