Забавное Евангелие - Таксиль Лео. Страница 79

— Ладно, ступай, куда тебе надо, да поскорее!

Ученики услышали последние слова Иисуса, однако подумали, что тот поручил Иуде подкупить еще чего-нибудь к празднеству: ведь именно Иуда распоряжался общей кассой всей компании.

Один Иоанн мог понять, что происходит на самом деле. Он видел, как Иуда, приняв из рук Христа хлеб, сразу же поднялся и вышел. Теперь его ничто не удерживало. Отбросив последние угрызения совести, он побежал в сторону храма.

После его ухода беседа за столом возобновилась.

Иисус обратился к апостолам с последними наставлениями. Он называл их своими детьми и говорил о месте, куда идет и куда никто не сможет за ним последовать.

Петр, не пропустивший за все время ни одного тоста, был уже, как говорится, тепленький.

— Что это за место, куда мы не сможем за тобой последовать? — вскричал он. — Нет такого места на земле!.. Вот я например, клянусь, что не покину тебя ни за что! Куда ты пойдешь, туда пойду и я… Где ты будешь, там будет и Петр…

С тобой на жизнь и на смерть. Тысяча чертей! Скажи только слово, и я умру за тебя!

Сын голубя пожал плечами.

— Помилуй бог, какой энтузиазм! — заметил он. — Хорошо, что я все знаю заранее… Если бы я рассчитывал только на тебя, милейший, моим врагам нечего было бы делать. Но я надеюсь лишь на себя самого… Я должен принести себя в жертву. И я к этому готов…

— Провалиться мне на месте! — продолжал орать Петр. — Что это еще за жертва, которую нельзя отменить?! Клянусь, я пойду за тобой и в тюрьму, и на смерть!

— Довольно, Петр, хватит бахвалиться…

— Господи, не говори так!..

— Слушай лучше меня! Прежде чем петух пропоет, ты уже сегодня трижды отречешься от меня.

— Вот еще, выдумал! Да я…

— А я тебе говорю, Петр, что так оно и будет. Не зная, что еще сказать, Петр понурил голову. Но про себя решил доказать учителю, что тот здорово ошибается и явно его недооценивает.

Иисус снова обратился к апостолам с вопросом:

— Когда я послал вас в горы Галилейские без денег, без обуви и даже без сумы, вам чего-нибудь не хватало, если не считать этих мелочей?

— Нет, господи.

— Так вот сейчас тот, кто имеет суму или мешок, пусть возьмет его, а тот, кто ничего не имеет, продаст все, вплоть до одежды, дабы купить себе меч, ибо скоро начнется такая свалка!.. И сбудется в тот день пророчество об Израиле.

— Какое пророчество?

— А такое, что мессия будет поставлен в один ряд с разбойниками.

— Не бойся! Мы тебя защитим! Видишь, у нас уже есть два меча!

— О, это даже больше, чем нужно, — промолвил Иисус и закончил: — Ну, поговорили и хватит. А теперь пойдем подышим свежим воздухом. (Смотри евангелия от Матфея, глава. 26, ст. 21-29; Марка, глава. 14, ст. 18— 25; Луки, глава. 22, ст. 19-23; Иоанна, глава. 13, ст. 23-38.)

Глава 58. ТО, ЧТО НАЛИТО, ДОЛЖНО БЫТЬ ВЫПИТО.

И сам отошел от них на вержение камня, и, преклонив колени, молился, говоря: отче! о, если бы ты благоволил пронести чашу сию мимо меня! впрочем не моя воля, но твоя да будет.

Явился же ему ангел с небес, и укреплял его.

Лука, глава. 22, ст. 41-43

— А теперь пойдем подышим свежим воздухом, — сказал Иисус и направился к двери.

Ученики последовали за учителем. Ночь была великолепная. Миропомазанный повел всю компанию по дороге, ведущей к горе Елеонской.

На ходу он продолжал беседовать со своими апостолами. Он так долго рассказывал им о своем божественном папе, который на небеси, что Филипп, любопытный, как монастырская послушница, не вытерпел и спросил:

— А нельзя ли его увидеть, твоего батюшку, о коем ты столько говоришь?

— Посмотри на меня, Филипп, — ответил Иисус.

— Смотрю, господи. Ну и что?

— Что ты видишь?

— Как что? Тебя, конечно!

— Отлично сказано, друг мой. Так вот, узнай: кто меня видит, тот…

— Что «тот»?

— Тот одновременно видит и моего отца.

— Ну, раз ты это утверждаешь, я тебе верю. Затем Иисус, составлявший одно целое со своим богом-отцом, — который, кстати, не был ему отцом, ибо настоящим его папой был голубь, — так вот, Иисус сравнил себя с истинной виноградной лозой. Евангелист Иоанн рассказывает об этой речи, ставшей последним публичным выступлением ходячего Слова.

— Я есть истинная виноградная лоза, — объявил потомок бывшего плотника.

После такого заявления можно подумать, будто остальные виноградные лозы вовсе не истинные; видите ли, есть лозы настоящие, а есть поддельные! Иисус, разумеется, причислил себя к категории неподдельных лоз.

— А если я истинная виноградная лоза, — утверждал он, — то отец мой виноградарь. Как истинная лоза, я, конечно, имею ветви и отростки. Уж не отсюда ли пошло выражение «мои отпрыски»? Но не всякая ветвь приносит плоды. Так вот, мой отец отсечет все ветви, на которых не будет винограда. Для того чтобы быть ветвью плодоносящей, надо держаться поближе к лозе. Вы, друзья, — мои ветви, так держитесь же близ моей лозы. А кто не будет этого делать («не пребудет во мне»), тот «извергнется вон и засохнет; такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают», как старые бесплодные лозы. Какая глубокая мысль, не правда ли? Какие великолепные слова в устах бога! Поистине, религия — чудесная вещь! Если кто-либо из моих читателей возжаждет насладиться этим образцом красноречия полностью, то может отыскать его в главах 12-16 Евангелия от Иоанна.

Закончил Иисус так:

— Еще многое имею сказать вам, да жаль времени мало и к тому же вы теперь не можете всего вместить.

Соображение вполне здравое!

В этот момент учитель с учениками дошли до нижнего моста через реку Кедрон, откуда начиналась дорога на Гефсиманию. Иисус обратился с еще одним призывом к своему отцу, перешел мост и очутился у подножья холма. До сих пор там существует жалкий садик с семью чахлыми оливами. Приезжающие в Иерусалим паломники-христиане убеждены, что эти семь деревьев сохранились со времен, когда евангелисты распяли доброго сына божьего. Именно это место и называется Гефсиманским садом или попросту Гефсиманией, что на древнееврейском языке означает «давильня для олив». Иисус предложил своим ученикам присесть и отдохнуть.

— Кресел я вам предложить не могу, — извинился он, — так что посидите на земле и поболтайте. А я пока помолюсь, но для этого мне нужно остаться одному. Через пару минут я буду к вашим услугам.

Затем, подумав, добавил:

— Впрочем, вот что: вас здесь одиннадцать, на три четверти больше, чем надо. Оставайтесь ввосьмером, а троих — Иоанна, Петра и Иакова — я возьму с собой за компанию.

Упомянутые апостолы вышли из рядов и последовали за Иисусом.

В это мгновение — здесь все евангелисты, как ни странно, полностью единодушны — ощутил Иисус скорбь, подобную предсмертным мукам.

Он сказал, обращаясь к Иоанну, Петру и Иакову:

— Не знаю, что со мной, но мне явно не по себе…

— Может быть, ты съел лишнего? — предположил Петр.

— Да нет же, я догадываюсь…

— Так что же с тобой, господи?

— А то, что на сей раз мой час и в самом деле пробил… О дьявольщина! Удовольствие ниже среднего…

— Учитель, может быть, мы тебе подсобим?

— Нет, друзья. Сказываю вам: отец мой пошлет одного из своих ангелов и тот поднесет мне чашу с довольно-таки горьким питьем. Вы бы могли, конечно, отхлебнуть из этой чаши по глотку, но об этом нечего и думать! Сия чаша скорбей предназначена мне одному…

Произнося эти слова, он был грустен, как побитая дворняга.

Евангелие утверждает, что ученики никогда еще не видели его таким расстроенным: «…и начал ужасаться и тосковать» (Марк, глава. 14, ст. 33). Описание это можно было бы заменить более лаконичным: «У него тряслись все поджилки».

Иисус обратился к своим спутникам.

— Побудьте здесь и бодрствуйте, и молитесь, — пробормотал он.

Затем отошел от них на расстояние броска камня («на вержение камня…», Лука, глава. 22, ст. 41), преклонил колени, простерся ниц и молился.