Мириал. В моём мире я буду Богом - Талмер Моника. Страница 18
У меня сжалось сердце. Эльза была очень юной и неопытной, и принимала всё за чистую монету. Это был первый в её жизни роман, роман с красивым, внимательным и нежным молодым человеком, который, казалось, был без ума от неё. Она была счастлива, она думала, что так будет всегда. Я же просто не мог представить себе, на какую подлость может пойти Керт во имя своей высокой цели, и мне было безумно жаль наивную Эльзу.
Я стоял на аллее и смотрел на эту комедию с обидой и грустью. Керт нежно гладил её волосы и что-то шептал на ухо, а Эльза, закрыв глаза, умирала от блаженства. Пока ещё оно было рядом с ней, её первое и последнее обманчивое счастье.
Наверное, с меня было достаточно загадок, я и так не понимал ничего. Утром я шёл в кабинет к мистеру Джеку с твёрдым намерением выяснить хоть что-нибудь, что бы облегчило моё существование.
Мистер Джек, наверное, почувствовал моё намерение, потому что, едва я зашёл, он предложил мне сесть на диван, чего обычно не бывало.
— Итак, Гэл, у тебя накопилась масса вопросов, -сказал он.-Может, я смогу тебе чем-то помочь?
— Может, и сможете, Джек, -ответил я.
— Ну, а как тебе вообще живётся? Тебе нравятся твои соседи?
— Джек, что за вопрос! Я и не мечтал оказаться рядом с такими людьми!
— Тебе хорошо с ними? Ты чувствуешь себя в своей тарелке?
Я кивнул.
— Хорошо, Гэл, очень хорошо, значит, я не ошибся. Видишь ли, они все -люди достаточно необычные, и если тебе с ними легко, значит, в тебе есть то же, что и в них.
— Что же?
— Высота. Высота -Гэл, это бесконечность, постичь её невоможно. Высота — это состояние, осознание, внутренняя необходимость. Понимаешь?
Я кивнул, правда, не очень уверенно.
— Объясню попроще, -улыбнулся мистер Джек.-Моим жильцам ещё многое нужно. Я не переношу людей, которым не нужно ничего. Они, как правило, злы и тупы.
— И не способны летать?
— Именно. Желание взобраться на вершину -врождённое, как форма черепа или разрез глаз. Я безошибочно определяю этих людей — это как особая нация со своими отличительными чертами. Для них нет вершин — они взбираются всё выше и выше. Всегда.
— А что это за черты, Джек?
— Внутреннее состояние борьбы и отсутствие зависти.
— Отсутствие зависти?
— Это важнейший признак, Гэл, запомни. Зависть -не что иное, как неспособность чего-либо достигнуть. А ЭТИ люди не таковы. Они — могут. Они просто поднимутся до желаемого уровня, так или иначе, в то время как остальные просто будут пытаться опустить планку. Когда кто-то взлетит — они будут кидать в него камни, а МОЙ человек просто сделает всё возможное, чтобы полететь рядом. Ты — тоже мой человек, Гэл, и я надеюсь, что буду тобой гордиться.
— Как гордитесь остальными, Джек?
— Почему бы и нет? Им, беднягам, слишком много приходилось делать самим, они добирались до вершины, сцепив зубы, рискуя, отчаиваясь, сражаясь и выигрывая. Они платили непомерную цену. Так почему же им не помочь, если это в моих силах? Мне с ними легко -они точно знают, чего хотят. Я ведь не Господь Бог, Гэл, — я могу всего лишь немного облегчить им жизнь.
— Это здорово, Джек. Вы подобрали отличную команду.
— Я старался. Но вот ты у меня -в качестве эксперимента.
— Почему?
— Ты -первый, для кого я отвяжу верёвки. Все остальные сделали это сами.
— Отрезали?
— Увы! Мне стоило большого труда прикрепить новые. Я держу их в руках, чтобы в нужный момент возвращать своих Икаров на грешную землю.
— В этом и секрет их внутреннего благополучия?
— Да, в этом. Я слежу за ними, я их держу. Мириал собирает их в кулак, помогает и направляет. Если бы я вовремя не дёргал за верёвки, многие бы либо улетели безвозвратно, либо разбились бы об землю. Не так-то легко сделать всё правильно, в соответствии с предписанным, не ошибиться, не свернуть с пути, не захлебнуться в потоке истин. Человек, безусловно, одинок и должен быть одиноким. Это потому, что любое общение напрягает, сбивает с пути. А ведь любое вмешательство в жизнь предполагает общение. В Мириале они получают вмешательство без общения -им не приходится платить за поддержку нарушением внутреннего покоя. Они могут со мной даже не здороваться — я всё равно о них позабочусь.
— Гениально, Джек. А о какой заботе идёт речь?
— Видишь ли, это неоднозначно. Им нужно сделать ещё очень многое, и кое-кто знает, как. Они осуществляют заложенное в них, а я помогаю им в этом.
— А как вы находили своих жильцов, мистер Джек?-Затаив дыхание, спросил я.
— О, это видно не сразу, Гэл, тут можно и ошибиться. Не может служить однозначным критерием слава или вес в обществе, хотя это и учитывается в первую очередь -если человек находится выше, чем другие, — девяносто девять процентов, что он один из нас, что он талантлив. Талант — это знание, Гэл. Другого знания людям, увы, не дано. За многие тысячелетия на Земле всё стало с ног на голову, спуталось и перемешалось, а задачи у человечества остались прежними. Это весьма осложняет нашу работу, поиск нужных людей, корректировку их жизней. Приходится вычислять их по талантам и по значимости: есть авторитет — будет и доверие окружающих. Ну как, кое-что в твоей голове прояснилось?
— Более-менее, -сказал я.-Но только…не похоже, что все они здесь отдыхают и набираются мудрости, Джек -какие-то странные игры, порой даже жестокие, непонятные договора… то есть, я хотел сказать…
— Я понимаю, -перебил меня мистер Джек, -пока ты удивлён и даже расстроен -ты чувствуешь себя обманутым, а ещё и Керт, по всей видимости, издевается над тобой. Вполне возможно, что ты не понимаешь, какой от этого прок. Но ведь мудрость не приобретается в чтении книжек и мудрёных беседах, то есть, это действует благотворно, когда есть о чём поговорить. Ты меня понимаешь?
Я кивнул.
— Пока сам не испытаешь то, что суждено, ничего не поймёшь.
— Теперь мне кое-что ясно.
— Вот и хорошо. Не пытайся пока узнать остальное, повторяю -ты не поймёшь.
Конечно, я не пойму! Ещё бы! В очередной раз наткнувшись на Керта с Эльзой, я сказал себе, что этого я не пойму никогда. Великий Керт был неузнаваем — он был заботливым и ласковым, терпеливым и нежным. Играя так хорошо, обычному человеку было бы трудно в конце концов не поддаться этим чувствам, но Керт был не из числа людей. Его жестокость не знала границ.
Стрисси казалась озабоченной. Она едва здоровалась со мной и спешила дальше, думая о чём-то своём. Навряд ли она знала точно, что представляет из себя возлюбленный её дочери, но всё равно материнским сердцем чувствовала беду.
Любовная идилия долго продолжаться не могла — план Керта был довольно чётким. Добившись любви Эьзы, он благоразумно удалился и оставил её одну. Теперь ей предстояло любить его до самой смерти.
Не знаю и знать не хочу, как это было на самом деле. Боюсь даже думать о том, что переживала Эльза, впервые в жизни столкнувшись с настоящей болью. Но, оказалось, дело обстояло ещё серьёзней — однажды вечером она выпила всю упаковку снотворного Стрисси и больше уже не проснулась.
Все избегали говорить об этом, многие не знали настоящей причины. Стрисси после похорон не показывалась на людях, а Алекс по вечерам напивался до беспамятства. Только Керт, по-прежнему невозмутимый, сидел у себя в кабинете и делал маникюр. Сложив губы в трубочку, он любовно дул на накрашенные бесцветным лаком ногти и поправлял на пальцах массивные платиновые перстни.
Моё состояние в первые дни напоминало шок. До последнего времени где-то в глубине сознания у меня ещё теплилась надежда, что это — просто безобидный фарс, что всё в Мириале происходит как бы понарошку. Но смерть Эльзы окончательно поставила всё на свои места и дала понять, что всё более чем серьёзно.
Но все вели себя как ни в чём не бывало, никто не искал справедливости и не призывал никого к ответу. В конце концов я решил, что будет благоразумнее не приставать с расспросами к Алексу и мистеру Джеку, и смирился с неизбежностью, понимая, что мне надо принять законы Мириала, если по-прежнему хочу жить здесь.