Автономный рейд - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 114

Док уже ознакомился с присланными Олегом документами об исследованиях Полянкина. Те из них, которые были на русском, привели его в ошалелый восторг. Друзья, которых он в общих чертах просветил насчет опытов, проводимых Гномом, энтузиазма Перегудова не разделяли.

— Док, как ты считаешь, он добровольно с ней? — спросил не менее других впечатленный спутницей Мухи Пастухов.

— Откуда я знаю? — Перегудов развел руками. — То, что он влюблен без памяти, и так видно. А вот почему влюблен — сам или из-за приворотного препарата — вопрос. Судя по тому, как он проверяется и маскируется, рефлексов своих он не утратил. Скорее наоборот. У него появилась некая спокойная такая основательность, да?

— Появилась или этот Полянкин-Подлянкин ему внушил? — засомневался и Артист. — Он же на наши призывы по пейджеру не откликается!

— Я не успел вам сказать, — тут же отвел этот довод Пастух. — В пейджинговой компании не все чисто. Голубковские спецы осторожно проверили ее компьютеры, похоже, что у них там вирус. Хитрый такой: никакие сообщения Мухи к нам и наши к нему он не пропускает. Но у оператора полное впечатление, что сигнал ушел.

— Прохода нет от мерзавцев, — загоревал Боцман. — Но, может, нам все-таки объявиться пред его светлые очи? Так, мол, и так, Муха, мы по тебе соскучились. Как жизнь, то-се?

— Вообще-то у меня были в жизни моменты, — задумчиво сказал Артист, — когда меня никто и ничто, кроме подруги, не интересовало. Абсолютно. Прямо как запой, ей-богу! И все, кто ко мне в этот период лезли, вызывали, мягко говоря...

Пастух кивнул. Боцман слегка покраснел, а Док вздохнул. С каждым случалось что-то подобное, хотя расплачивался потом каждый за это по-разному...

— Если человек любит, — мудро рассудил Перегудов, — то какая разница — почему да отчего? Пусть себе налюбится спокойно. Тем более что мы со своей помощью уже несколько опоздали. Судя по всему, Муха и сам прекрасно выкрутился.

— И все-таки, — с естественной для творческого человека нелогичностью возразил сам себе Артист. — Лирика лирикой, но хочется быть уверенным, что Муха сам эту гурию выбрал, а не химия, которая в нем гуляет. Да и вообще.

Вам не кажется, что в последнее время Муха как бы сторонится нас? В конце концов, одно то, что при всей своей предусмотрительности он понадеялся на почту, вызывает, знаете ли...

— Перестань, — ринулся Боцман на защиту Мухи. — Он вполне нормальный, нет в нем никаких ПТСов. Каждому порой хочется побыть одному. Тем более любовь у него. Оставьте парня в покое!

— А ты как считаешь? — спросил Артист у Дока. — Это случайно не вариант Йоко Оно?

Йоко Оно была той самой возлюбленной Леннона, из-за которой, как считали некогда многие, и распалась уникально дружная и плодовитая четверка «Битлз».

— Знаете... — Док замялся: дружба дружбой, но и привычка хранить врачебную тайну сидела в нем крепко. — О таких вещах заранее точно не скажешь. Я тут перемолвился парой фраз с Мишаниным из «Андромеда». Вы Мишанина тоже знаете, опыта ему не занимать. Так вот он заметил: по Мухе армия и война прошлась, может, даже посильнее, чем по каждому из нас.

— Чепуха, — упрямствовал Боцман. — Нет у него никаких бзиков.

— В том-то и дело, что нет, — подтвердил Док. — А бзики очень помогают жить. Это у нас просто взгляд замылился, мы не замечаем. А Мишанин Муху давно не видел, ему это сразу бросилось в глаза. Все-таки он самый молодой из нас. Самый младший по званию... Плюс рост. Отсюда и некий комплекс «недореализации» способностей.

— Вот любите вы, медики, людей психами выставлять, — пробурчал Боцман.

— Какие у Мухи комплексы? Откуда? Да он за дружбу, за любого из нас — что угодно!

— Оттуда! Душа-то у него есть или нет?! — рявкнул Док. Хоть он и врач, которому полагается смиренно принимать людскую тупость, но ведь не просто врач, а военно-полевой хирург. Значит, умел напомнить сослуживцам о своем звании. — Вот из нее, из души, все и проистекает. Законы психологии еще повесомее, чем закон всемирного тяготения. Ты заметь: у каждого из нас нашелся свой личный бзик. У тебя — семья, сыновья. У Пастуха — и семья, и целая деревня на шее. У меня — бывшая жена и реабилитационный центр. У Артиста — его театральные аферы, которые стоят всех бывших и настоящих жен, вместе взятых... А у Мухи что? Только он сам. Агентство еще толком не раскрутилось. К тому же он, как многие наши мужики, обращение за помощью в душевных делах считает слабостью. Вот и старается решить свои проблемы сам.

В одиночку.

— Вот и дайте ему такую возможность, — угрюмо пробурчал Боцман. — Человек хочет сам в себе разобраться. Да еще и любовь тут... Чего влезать-то?

Пастух почувствовал, что диспут друзей заходит в тупик, и сказал:

— Любовь — это, конечно, святое. Но Муха кое-чего не знает. Здесь ведь не только его личные проблемы. А он не знает, что каким-то боком его приключения имеют отношение и к УПСМ, и к Голубкову, и даже к Грузии.

— И почта! — поддержал командира Артист. — Ты посмотри: письмо Мухи к Пастуху хрен знает где бродило столько времени; посылка к Доку — тоже... С пейджерами сплошная липа... Случайности? Что-то не верится...

Иногда и неверные в деталях предпосылки помогают прийти к верным выводам.

— Короче, так... — выслушав всех, резюмировал Пастух. — Это как день рождения, знаете? На него не приглашают. Друзья сами знают и сами приходят, незваными. Медовому месяцу Мухи мы мешать не станем, но все-таки за ним присмотрим.

— Но, ребята, в таких делах надо быть очень и очень тактичными, — прервал Док. Пастух кивнул согласно.

— Док прав: очень и очень тактично.

Так и решили.

Сложнее оказалось решить, что делать с Гномом и его экспериментами.

Артист предлагал заложить его Голубкову, Боцман хотел по-тихому разорить его гнездо, ликвидировав саму возможность продолжать эксперименты на людях.

Пастух попросил Дока подробнее высказать свое мнение. А тот чуть ли не в молитвенный экстаз впадал, говоря о достижениях Полянкина и о перспективах его работы:

— Вы не представляете, ребята, как это грандиозно! Конечно, это только начало. Но перспективы! Вот представьте: принял таблетку и потом за полгода запомнил университетский курс на всю жизнь. Да какой там полгода — месяц!