Автономный рейд - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 45

— Кончай реветь! Давай-ка на спину и рассказывай, какая тут система охраны.

Если кто думает, что это метко — вести допрос, заучивая наизусть ответы, и одновременно дергать задом на уже ставшей очаровательной, доверчиво обнимающей тебя женщине, — пусть сам попробует. Выяснит, например, сладострастно кряхтя, кулинарные рецепты у своей законной.

Стараясь дышать ровно, чтобы не раззадориться окончательно, я мысленно повторил ее сбивчивые объяснения. За каким-то чертом, она все равно врала.

Я это понимал так ясно, точно кроме нюха у меня еще какое-то чутье появилось. Но ведь и вранье — информация, если грамотно ставить вопросы:

— Как вооружена охрана?

— Ну дубинки, — сказала она правду.

— Пистолеты есть?

— Нет, — соврала зачем-то. Присягу они тут, что ли, дают?

— Как сюда попадают?

— Нас в автобусе возят. Зашторенном. — А вот это непонятно у нее получилось: и правда вроде, и в то же время вранье.

— Номера какие на автобусе?

— Не знаю... Не останавливайся! Не останавливайся, я тебе все-все расскажу! — заверещала она, впиваясь в мои бедра.

Вот же гадство: тут такие дела, такая информация, а ей кончать приспичило. Но рефлекторно послушался, начал тешить ее, ворочая бедрами из стороны в сторону, и она заверещала без притворства, со всхлипами. Потом обмякла и — привычная история — по-домашнему, как своего, сонно попросила:

— Не надо больше, пожалуйста! — вывернулась из-под меня, легла на бочок, подтянув ноги к груди, и затихла. Мэнээс и есть мэнээс: я свое урвала, а ты хоть узлом завяжи.

Но в данный момент оно и к лучшему. Из меня от услышанного все сексуальные намерения как вымело. Голова наконец разошлась с физиологией.

Физиология торчала сама по себе, мысли роились сами по себе. Легонько шлепнув Марину по на удивление молодой заднице и как бы горделиво неся свой еще вздыбленный инструмент, я пошел в сортир — отлить, мол. Пока лил — спускал — полоскал, лихорадочно наводил порядок в голове, где все нагромоздилось, как в кошмаре.

Называется: убежал от опасности с кейсом.

Нет, если наградит Он талантом впутываться во все тяжкие, то это на всю жизнь.

Однако Михуил и, видимо, его шеф-военпред всерьез нацелились на деньги грузинских заговорщиков. А где деньги (а тут ведь не просто деньги, а очень большие), там сумма обстоятельств не для слабонервных. Значит, должны быть у них для меня спецсюрпризы. Химия химией, а военные больше верят в силовое воздействие. Вряд ли они ограничатся деликатностями. Так что главное для меня? Главный вопрос: где Ирина и кто она? Нет! Что я несу? Главное: будут ли они или грузины тянуть в эту кашу ребят? Случайно вышли на «MX плюс» или с конкретным прицелом?

Эх, сейчас бы сесть за стол и на листочке бумажки все упорядочить, разложить. Но не дадут мне на это времени, голого возьмут, прямо после акта... Голые да расслабленные сексом, резко брошенные на допрос, колются быстрее.

И точно в воду смотрел.

Дверь нараспашку: двое бугаев в камуфляже, сапожищами меня по ногам, руки завернули, потащили почти что на весу, я только попискивать и успевал.

Грамотно ломают. Есть у американцев такое выражение «Селф-мэйд-мэн» — человек, сделавший сам себя. Полное дерьмо. Не может человек сам себя сделать. Хоть при папе-маме, хоть при пробирке, а все равно чья-то помощь требуется. Другое дело, что одним эта помощь впрок, а другим мимо ушей.

После того как я в руках у чеченов побывал, мне на тренинг по пыткам, который Док усиленно рекомендовал, соглашаться очень не хотелось. Но все же дал себя уговорить, так что теперь вопил, брыкаясь, как учили:

— Стойте, сволочи!.. Отпустите, суки! Я вам глотки перережу!.. — В общем, изображал панику и ошеломление, старательно присматриваясь, куда меня волокут.

Волокли меня по коридору мимо номера, одарившего спокойной ночью, куда-то в новый для меня отросток бункера. Через три распахнутые стальные двери, все молчком, только пиная и руки на излом выворачивая. Втащили в просторную камеру, бросили под слепящей лампой на деревянное холодное кресло, кисти и предплечья притиснули зажимами, ноги тоже притянули к ножкам. И — ничего.

Только слепящий свет, холод пронизывающий и гулкая тишина.

Это мы тоже проходили.

Поэтому я пытался озираться, сыпал угрозами и проклятиями. А как еще вести себя напуганному психу? Я именно псих. Маленький, плюгавенький, напуганный и очень, очень слабый.

Вдруг из тьмы выскочила холеная рука с малиновыми ногтями и меня за яйца — цоп! И под выверт, от которого я криком зашелся, в ухо визжит незнакомый мужской голос:

— Как тебя зовут, покойник?!

— А-а-атпусти!

— Как зовут?! Щас кастрирую!

— Му-ухин!.. Олег! А-а-атпусти! — корчился и вопил я без всякой системы Станиславского. Вот Гамлета бы так, за гениталии, и спросить: «Быть или — не быть, сучонок?!» — все бы выложил и не маял публику три часа.

— Врешь, сволочь! Кто заказал перевозку?

— «Изумруд»!

— Кто там главный?

— Не знаю!

— Врешь, сволочь! Где взрывник, который ожерелье заряжал?! Кто он? Где прячется?!

Стоило ногтям сжаться еще на миллиметр, и все мои сексуальные проблемы окончились бы разом. Ну и черт с ними, лишь бы эта рвущая боль и одновременно эти тиски отпустили.

— Не знаю! Меня втемную зарядили! А-а-атпусти! — И тиски, даря блаженство, разжимались.

Как мало нужно для счастья. Но как оно коротко! Я и двух раз не успел вдохнуть полной грудью, как баба опять сжала свою лапу и все мое, бывшее в ней.

— У-у-у-у! — взвыл я.

А мужик опять завопил:

— Как ты сбежал от них?! Откуда?!

— У-у-у-у! — Вот сейчас я понимал Пастуха вполне: этих тварюг надо давить еще до того, как они получат малейший шанс появиться на свет!

Клянусь, что буду пристреливать любого, а главное — любую, которая... — У-у-у-у-у!

— Откуда удрал, мразь?

— Из Шереметьева...

И так далее. И тому подобное.

Выложил я им все, о чем знал наверняка, что это беды не прибавит, а потом мой мочевой пузырь, словно гася бушевавшую в паху боль, разрядился сам собой. Баба отдернула обмоченную руку. И, даже не врезав мне по роже, помчалась мыться-вытираться, а я, молча благословляя ее брезгливость, облегченно расслабился, выливая под себя остатки. За кругом света высокий мужской голос резюмировал: