Двойной капкан - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 11

О. Мы знакомы. Заочно. Я — тот человек, который звонил вам в пятницу и встречу с которым вы назначили на понедельник. Разрешите представиться: Генрих Струде, московский корреспондент «Таген блатт». Вот моя аккредитационная карточка.

К. Наша встреча случайна, господин Струде? Мне не нравятся такие случайности.

О. Генрих. Просто Генрих. Я не настолько старше вас. И мы коллеги, так что давайте запросто, как это принято в нашем цеху. Вы правы, наша встреча далеко не случайна. Скажу больше — она мной очень тщательно подготовлена.

К. В том числе и этот садово-огородный маскарад?

О. Да, в том числе.

К. Я хорошо знаю журналистский корпус Москвы. И наш, и иностранный. Не помню, чтобы хоть раз видел вас в Доме журналистов или на пресс-конференциях.

О. Я сравнительно недавно в Москве, до этого работал в Таллине. У меня мать эстонка. А еще раньше я работал в Испании и Германии. Я не люблю журналистских тусовок и не хожу на пресс-конференции. Настоящие сенсации добываются не на брифингах. И вы, Игорь, знаете это не хуже меня. Вы позволите мне называть вас просто по имени?

К. Меня не волнует, как вы меня называете. Меня гораздо больше волнует таинственность этой нашей не случайной встречи.

О. Предосторожность никогда не бывает излишней.

К. Предосторожность от чего?

О. Не думаю, Игорь, что вы такой беспечный человек, каким хотите казаться. Ваше интервью с Султаном Рузаевым очень многим не понравилось. И в Москве, и в Грозном. Вас удивит, если я скажу, что после публикации за вами и вашим коллегой-соавтором установлено довольно плотное наружное наблюдение? Ваши телефоны прослушиваются. Возможно, прослушиваются и квартиры.

К. Откуда вы это знаете?

О. Я обнаружил это случайно. Ну, не совсем случайно. У меня есть некоторый опыт еще со времен Испании и Германии.

К. Вы не эстонец. У меня много знакомых прибалтов. Как бы хорошо они ни говорили по-русски, прибалтийский акцент практически неистребим.

О. Я и не утверждал, что я эстонец. Я всего лишь сказал, что моя мать эстонка.

К. Ваш русский язык тоже кажется мне слишком дистиллированным, чтобы быть родным.

О. Вы наблюдательны. Да, мой родной язык — испанский. Моего отца вывезли ребенком из Барселоны после победы Франко в гражданской войне 37-го года. Вместе с другими детьми испанских коммунистов. Здесь отец познакомился с матерью, и они поженились. Отец был очень озабочен тем, чтобы я не забыл свою родину. Дома мы говорили только по-испански. И хотя я кончил русскую школу в Таллине, русский язык так и не стал моим родным языком. Вам не кажется, что мы ушли от основной темы?

К. Для чего кому-то нужно за нами следить?

О. Чтобы через вас выйти на Рузаева. При всех его декларациях он вынужден тщательно скрывать свое местонахождение. Он понимает, что мешает слишком многим.

И как только его обнаружат, он будет ликвидирован.

К. На него уже было семь покушений. Во всяком случае, так он говорит. Не думаю, что всему, что он сказал в интервью, можно верить.

О. Восьмое покушение может стать последним. Какое впечатление он на вас произвел? Он сумасшедший?

К. Он фанатик. Возможно. Возможно, это одна из форм сумасшествия. Для чего вы искали встречи со мной?

О. Мне нужен выход на Рузаева.

К. Зачем?

О. Вы сделали свою сенсацию. Я хочу сделать свою. Я хочу получить у Рузаева эксклюзивное интервью. В том ключе, который интересует западного читателя.

Рузаев заинтересован в паблисити. Он даст мне интервью, если вы поможете мне на него выйти.

К. Не понимаю, почему я должен вам помогать. О. На этот вопрос я отвечу. Мы с вами деловые люди. Информация стоит денег. Я не спрашиваю, сколько заплатил вам Рузаев. Полагаю, много больше, чем могу предложить я. Три тысячи долларов.

Тысяча — немедленно. Остальные две после того, как я установлю контакт с Рузаевым.

К. А сколько вы получите за свою сенсацию? О. Если повезет — порядка десяти тысяч. Я отдаю вам треть. Согласитесь, Игорь, что это справедливо.

К. У меня нет связи ни с Рузаевым, ни с его людьми. Они сами выходят на меня, когда им нужно. Не уверен, что я им понадоблюсь. А тем более — в ближайшее время.

О. Может — да, может — нет. Вы сами можете выйти с ними на связь. После публикации интервью вы встречались с человеком Рузаева. Он был в «мерседесе» с номерами постпредства Чечни в Москве. Не сомневаюсь, что вы запомнили его и узнаете. Штат постпредства небольшой.

К. Откуда вы знаете об этой встрече? Вы следили за мной?

О. Не за вами. За вашим соавтором. Сначала я попытался сделать это предложение ему. Это было моей ошибкой. Я не знал об известных вам особенностях его характера и образа жизни. С ним это часто бывает?

К. Как только появляются деньги. Он пьет, пока они не кончаются, потом неделю подыхает, а потом включается в работу с бешеной энергией. Он очень талантливый журналист. И если бы не эта его привычка… О. Прискорбная привычка. Но поговорим о наших делах. Вы принимаете мое предложение?

К. А если я скажу «нет»?

О. На нет и суда нет. Разойдемся и забудем о нашей встрече. Но я не вижу причин для вашего «нет». От вас требуется совсем немного. И ничего противозаконного.

К. Если мне не удастся связать вас с людьми Рузаева, я должен буду вернуть аванс?

О. Нет. Деньги небольшие, я рискну. Уверен, что у вас все получится.

К. Что я должен буду сказать человеку Рузаева?

О. Только то, что я сказал вам. Представить меня. И получить телефон для связи.

К. Как я вам его сообщу?

О. Есть у вас клочок бумаги?

К. Запишите здесь. Это наш дачный гроссбух.

О. Передадите на пейджер только одну фразу: «Позвони дяде». И телефон. Вот номер оператора и абонента. Запомните, он несложный. А теперь вырвите этот лист и сожгите. Прямо сейчас, при мне. Очень хорошо. Вот ваш аванс.

К. Хотите получить расписку?

О. Хорошая шутка. Я не намерен вас ни шантажировать, ни вербовать. Никаких расписок. Условие только одно: все должно остаться строго между нами. Вы смогли опубликовать свое интервью только потому, что о нем никто не знал. Если станет известно о моих планах, мне ничего не дадут сделать. И средства для этого могут быть применены самые острые.