Псы господни - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 71

Зато Дудчику не доставила никакого удовольствия операция по изменению прически, формы щек и носа, не понравилась новая одежда, купленная Ибрагимом. Личная значительность, к которой он все-таки подспудно стремился, обернулась вдруг своей теневой стороной: как всякая «знаменитость», он был вынужден скрываться от публики. Учитывая «всемирный» размах его популярности, эта необходимость теперь будет преследовать его всегда и везде.

Пастухов, который по приезде из Таджикистана все еще не был дома, а только успел позвонить и успокоить Ольгу, докладывал полковнику Голубкову о полевом допросе майора Стрельчинского с применением тактики устрашения:

— Теперь совершенно понятно, что таджики и, скорее всего, Азим Гузар, оставшийся в Душанбе, обратились за помощью к своим собратьям по наркобизнесу и организовали нападение на нас.

— Хорошо, Сергей. Но в таком случае что, по-твоему, мешает Стрельчинскому кинуться к тем же узбекам?

— У него хватит ума и осторожности помалкивать. Я боюсь, как бы он вообще не скрылся после пережитого страха.

Полковник Голубков затребовал оперативную и информационную сводку на Тимура Хабибуллаева, он же вор «в законе» по кличке Тимур Ташкентский, — из «новоделанных», чье «коронование» куплено за огромную сумму, внесенную в воровской общак.

Константин Дмитриевич прекрасно понимал, что совершенно бессмысленно не только брать Тимура под официальный арест, но даже пытаться «потрошить» его, как Стрельчинского. В наркоторговле, как нигде, были строги воровские понятия о поведении на допросах, как нигде, был жесток расчет с «предателями», как нигде, была сильна юридическая защита. Слишком большие деньги крутились тут — живые миллиарды наличных долларов.

Можно, конечно, обработать человека психотропными веществами, подавляющими волю, и после долгого интенсивного допроса получить желаемые сведения, но в этом случае слишком велик был риск спугнуть матерого террориста Амира, который замел бы следы при первых же сведениях о задержании или пропаже узбекского «хозяина».

— Амир наверняка сейчас находится у него, — сказал Пастухов.

— Да, ситуация «приди и возьми». Я пошел за санкцией к Нифонтову, — решил Голубков.

— Будем брать?

— Нет, конечно. Будем устраивать тотальную слежку.

— Что это значит?

— Будем отслеживать все его контакты, всех людей, которые выходят от него. За несколько дней это даст свои результаты.

— У нас есть такая возможность?

— В принципе да. Но на деле это означает, что мы бросаем все силы в одну-единственную точку. Причем придется задействовать не только всех наших «наружников», но и надежные группы из ФСБ и МВД. Слишком велик объем работ.

Поэтому я и иду за согласием генерала Нифонтова.

Генерала долго уговаривать не пришлось — с его подачи была немедленно получена официальная санкция прокурора на прослушивание всех известных телефонных линий Хабибуллаева. Кроме того, линии, которые прослушивались отделами ФСБ и МВД по борьбе с наркобизнесом, были переданы техническим бригадам управления.

Поднимались также записи и распечатки разговоров по этим линиям за последние дни.

Закипела деятельность бригад наружного наблюдения, которые брали под опеку каждого, кто выходил от Тимура. В постоянной готовности в нескольких ключевых местах города находились оперативные группы захвата, готовые в кратчайший срок достичь любой точки Москвы.

Контролировался каждый шаг самого Тимура.

Все это делалось в глубочайшей тайне, свойственной работе управления. Нельзя было вызвать настороженность ни у самого Тимура, ни у служб ФСБ и МВД, наверняка в этих службах нашелся бы перевертыш, питающийся из воровской кормушки Тимура.

Поэтому каждый шаг прикрывался разнообразными легендами, которые должны были усыплять подозрения.

Контроль и координация действий десятков групп наблюдения осуществлял все тот же полковник Голубков как руководитель оперативного отдела. Он должен был мгновенно оценивать перспективность того или иного шага, каждый час принимать десятки рискованных решений.

Жизнь Тимура просвечивалась, как на рентгеновском снимке, и фиксировалась по минутам, будто он был президентом сверхдержавы.

Оказалась практически парализованной вся остальная работа управления.

И за это ответственность также нес полковник Голубков. Риск был чрезвычайный: ведь если все эти усилия не принесут результата, будут безвозвратно утеряны и другие шансы, потому что все силы брошены на единственное направление.

Такие случаи в работе управления были исключительно редки. Происходил настоящий аврал. Голубков, со всех сторон окруженный разнообразными средствами связи, при помощи нескольких оперативных дежурных принимал поминутно десятки донесений и, на ходу оценивая их важность, давал распоряжения.

Это больше всего походило на работу диспетчерского центра аэропорта, где каждый оператор вел десятки «бортов» в своем секторе.

Брались под наблюдение или оперативно проверялись «под прикрытием» — то есть под благовидным предлогом — десятки квартир. И предлоги эти также придумывались в центре оперативного управления операции.

Приходилось проявлять тонкое чутье, соблюдать необходимую меру осторожности и решительности: передавишь — насторожишь окружение Тимура, он уйдет в глухую оборону и приостановит всякую деятельность; будешь чрезмерно осторожным — упустишь единственный шанс.

Непосвященный человек не может себе и представить, сколько контактов совершает в день деловой человек, особенно если под его контролем находится целая преступная группировка. А ведь еще надлежало отслеживать дальнейший путь каждого человека, говорившего с Тимуром, отслеживать и докладывать обо всем тому же Голубкову.

Каждый звонок по телефонам Хабибуллаева засекался, идентифицировался и проверялся.

Если учесть, что многие разговоры Тимура были хоть и примитивно, но закодированы, а следовательно, вызывали особое подозрение, если учесть, что оперативники имели дело с законспирированной сетью наркодилеров, привыкших постоянно оглядываться вокруг себя, то становилось ясно, какой гераклов труд по очистке хабибуллаевских конюшен проделывал сейчас профессиональный аппарат управления.