Генштаб без тайн - Баранец Виктор Николаевич. Страница 80
Через некоторое время я уже знал, чем именно была вызвана эта медлительность.
Когда документ, наконец, был отправлен в Кремль, его копию мне показал давнишний сослуживец, работавший в Главном оперативном управлении ГШ. Увидев справку, я поразился: в ней значились почти те же данные о чеченском оружии, которые имелись в ГШ еще летом 1992 года.
Тогда в Верховный Совет РФ непрерывным потоком шли письма граждан Чечни и наших военнослужащих, в которых сообщалось о многочисленных фактах захвата вооружений российских частей дудаевскими формированиями. Председатель Комитета ВС РФ по вопросам обороны и безопасности Сергей Степашин обратился к начальнику Генштаба Виктору Дубынину с письмом (22.06.92. № 7.19-11.). В нем, в частности, говорилось:
«…В связи с поступлением в Верховный Совет Российской Федерации противоречивой информации по формированию вооруженных сил в Чечено-Ингушетии, передаче вооружений и выводе наших частей, прошу Вас сообщить в возможно короткие сроки… о случаях передачи вооруженным силам республики вооружения, военной техники и другого имущества».
Уже через два дня Степашин получил сообщение из Генштаба (22.06.92. № 452/1/88), подписанное Дубыниным:
«…Вследствие резкого обострения обстановки в г. Грозном и ультимативного требования руководства Чечни к военнослужащим до 10 июня с. г. покинуть город, командование СКВО было вынуждено срочно вывести оставшийся личный состав Грозненского гарнизона за пределы республики. В результате часть во-оружения, техники, боеприпасов и запасов материальных средств была захвачена националистами республики.
Это составило:
По 173 ОУЦ (окружному учебному центру. — В.Б.):
— танков — 42, БМП — 34, БРТ — 3, МТЛБ — 44, орудий и минометов — 145, зенитных средств — 15, автомобилей — около 500, стрелкового оружия — около 40 тыс. ед.
— запасов материальных средств — 60 тыс. т.
По войскам ПВО:
— радиолокационных станций — 23, стрелкового оружия — 939, боеприпасов — 319,5 тыс.т.
— автомобилей — 304, запасов ГСМ — 48 т…»
Сведения, полученные из Генерального штаба, вызвали у некоторых членов Комитета Верховного Совета РФ по вопросам обороны и безопасности сомнения в их объективности. Прежде всего по той причине, что они не стыковались с данными, которые сообщали в парламент члены многочисленных комиссий и правоохранительных органов, неоднократно выезжавшие в Чечню.
Чтобы установить истину, Степашин обращается с письмом (№ 5875-1/4 от 6.07.92) к начальнику Управления военной контрразведки Министерства безопасности РФ генерал-полковнику А.Молякову: «…Прошу проанализировать объективность представленной в Комитет информации и сообщить Ваше мнение…»
Через некоторое время с Лубянки в парламент поступает письмо с грифом «Совершенно секретно», в котором приводятся уточненные данные об оружии, попавшем в руки дудаевцев. Они значительно отличаются от тех, которыми располагал Генштаб. Но эти важные дополнительные сведения при невыясненных до сих пор обстоятельствах затерялись в парламентских сейфах…
А на дворе был уже октябрь 94-го. И многие в ГШ знали, что и летом 92-го, и после сторонники Д. Дудаева еще долго совершали набеги на наши части и склады с оружием. И даже тогда, когда наши последние колонны уходили из республики, чеченцы останавливали их и подчистую, до автоматного патрона, обирали наших военнослужащих.
У меня часто скрипели зубы, когда приходилось читать докладные записки и показания некоторых наших командиров, вместе с подчиненными пережившими изощренные унижения со стороны чеченцев. Эти командиры, многие их которых прошли Афган, с какой-то бабской панической плаксивостью рапортовали вышестоящему начальству о циничных издевательствах чеченцев, хотя вполне могли бы привести к бою свои полки и отшвырнуть от складов и казарм ненасытную воровскую саранчу.
Но весь трагический идиотизм их положения и состоял в том, что этого нельзя было делать: российский командир, отдавший приказ на открытие огня, мгновенно превращался в преступника.
А бородатый чеченец с опасной золлингеновской бритвой, который под прикрытием десятка пулеметов своей банды остановил нашу автоколонну в леске под Шатоем и, идя вдоль нее, с наглой улыбкой срезал кобуры с офицерских портупей и отбирал у солдат автоматы, был «национальным героем». А из-под пыльного брезента на кузовах наших «Уралов», забитых домашними пожитками, на него взирали со страхом глаза офицерских жен и детей…
Много раз в Москве и Ростове слышал я в штабах и войсках один и тот же вопрос: почему такое могло случиться?
Власть в России умеет быстро принимать невежественные решения и делать грубые ошибки, граничащие с преступлениями, но зато очень долго и мучительно, иногда веками, мы копаемся в их причинах и не находим виновных. А когда начинают искать виновных в преступлениях, они превращаются в фантомов…
Чеченская война еще задолго до декабря 1994 года вызревала из меркантильных заигрываний Москвы с Дудаевым — в ответ на поддержку Ельцина в августе 1991 ему были обещаны «более широкие полномочия», но, не получив их, он закусил удила.
Война вызревала из политической немощности Центра, который раз за разом, будто на экскурсии, посылал в Чечню многочисленные делегации с именитыми депутатами, артистами, генералами, которые в аппетитном дыму бараньих шашлыков и безмерном винном хмеле так и не смогли рассмотреть истинную физиономию Дудаева, сепаратистские настроения которого росли как на дрожжах.
Москве не хватило ни мудрости, ни воли, ни последовательности, чтобы предотвратить метастазы «раковой опухоли», которая быстро разрасталась. И только когда мы уложим в Чечне тысячи своих солдат и офицеров, вдруг вспомним, что Ельцин почему-то так и не удосужился (не захотел) встретиться с Дудаевым.
И захваченные чеченцами в наших частях стрелковое оружие и боевая техника тоже были результатом никчемной политики Центра. Всецело поглощенные проблемами своего политического выживания, Ельцин и его правительство не сумели своевременно и наглухо закрыть «чеченский пороховой погреб».
И нельзя было не поражаться тому, с каким искусным лукавством бывший председатель кабинета министров РФ Егор Гайдар открещивался от собственных промахов в решении проблем контроля за оружием в Чечне. Вот официальный документ, в котором на 49 странице Гайдар давал ответ на вопрос о том, каким образом оружие попало к Дудеву. Гайдар утверждал:
— Вопросы передвижения вооруженных сил и распоряжения вооружением никогда не входили в сферу моей компетенции, в том числе в то время, когда оружие было передано Дудаеву. Это находилось в сфере компетенции двух президентов — Советского Союза и России, М. Горбачева и Б. Ельцина, двух министров обороны — Е. Шапошникова и П. Грачева, а также заместителей министра обороны, которые занимались этим вопросом. Я не имел никаких полномочий, прав, обязанностей и возможностей давать указания о том, что делать с вооружением. Правительство не имело никакого административного отношения к этому достаточно закрытому вопросу, который никогда не выносился на правительство и не обсуждался…
Гайдар удивляет. Ибо по его логике выходит, что член кабинета министров Грачев был не подконтролен председателю правительства, который даже «не имел возможностей» давать руководителю оборонного ведомства необходимые указания по оружию. Кто поверит этим хлипким доводам?
Иное дело, что непосредственный контроль за армейским оружием в Чечне напрямую относился к компетенции наших силовиков. И тут логика проста: если дали возможность растащить оружие, значит, вам и отвечать. И когда за месяц до начала войны силовики в Москве и в Ростове подсчитали, чем располагает армия Дудаева, масштабы этой ответственности многим навеяли мрачные служебные перспективы. Замаскировать жестокую правду была лишь одна возможность — доложить «наверх» лишь ее часть.
Мне довелось видеть толстенные папки документов, в которых зафиксирована хроника вооружения дудаевской армии нашим оружием. Первые документы датированы еще сентябрем 1991 года, когда резко возросло число конфликтов между нашими командирами и руководителями чеченских вооруженных формирований, стремившихся захватить армейские арсеналы на территории республики.