Закон подлости - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 59

— Чего надо? — спросил не очень любезно Артист.

Он не знал, кто это такой, а Тарасюк Артиста узнал сразу, поэтому он несколько оторопел и молча уставился на наглую рожу, высунувшуюся из-за двери, ту самую рожу, которую должны были привести в наручниках в отделение милиции.

За Артистом выскочил Нелужа.

— Это Тарасюк, — быстро проговорил он. — Его, наверное, Смирнов за вами прислал.

— Да? Очень любезно с его стороны. Ну, пошли, Тарасюк.

И Артист потянул толстого капитана, совершенно обалдевшего от такого приема, за собой на лестницу.

— Что такое? — пыхтел, семеня следом, Тарасюк.

— Ты местная власть, — пояснил Артист, — а значит, обязан предотвратить преступление. Понял?

362 Тарасюк аж вспотел весь.

— Ты это самое… — проговорил он, переваливаясь по лесенке вниз, — ты чего гонишь?

— Некогда. По дороге все узнаешь. И Тарасюк только громко сопел и отдувался. Нелужа вскочил в милицейский «уазик», на котором приехал Тарасюк, и помчался к своему дому, а ребята, запихнув толстого капитана в «Ниву», отправились по направлению к Затону.

— Тебе не кажется, — спросил Артист, — что мы слишком погружаемся в местные проблемы? Нам ведь Коперник нужен.

— Нам нужен груз, Семен. Груз, который привезут самолетом. А груз будет в шесть часов у карьера. И Коперник, кстати, будет там же… Не суетись, Сенька, успеем.

4

Как только Нелужа сделал поворот и въехал на свою улицу, он тут же увидел в дальнем ее конце мелькающие за забором его дома языки пламени и густо валивший дым. Двигатель взревел, «уазик» рванул вперед. Сан Саныч вцепился в руль, словно это могло остановить что-то или как-то еще помочь делу.

Через минуту машина подлетела к дому, впечатавшись радиатором в сугроб у калитки. Мгновенно умерли последние надежды участкового: его дом полыхал, как пионерский костер, и пламя слизывало стены, треща и разбрасывая во все стороны жаркие искры.

Нелужа выскочил из машины и со всех ног бросился к дому. Не останавливаясь, он влетел в раскрытые двери, уже охваченные пламенем, и скрылся внутри. Он не замечал ни жара, ни дыма и пробирался лихорадочно по комнатам, прислушиваясь, вглядываясь, то и дело подавая голос. Но Пашки нигде не было видно или слышно.

Отчаяние захватывало участкового. И вдруг он увидел сына. Увидел и понял, что лучше бы этого не произошло… Хотя что теперь для него может быть лучше?..

Пашка лежал в своей комнате на полу. Огонь еще не охватил его. Пашка был недвижим.

Нелужа подхватил тельце сына на руки и, прижимая его к себе, начал выбираться из полыхающего дома, задыхаясь от огненно раскалившегося воздуха, обжигающего легкие. Наконец, распахнув дверь ногой, он чуть ли не кубарем вывалился из дыма на белоснежную морозную улицу и, отойдя чуть подальше, туда, где жар был не таким нестерпимым, бережно опустил тело мальчика на землю. В голове билась одна мысль: может быть, еще не все потеряно, может быть, еще можно помочь… Но действительность была неумолима и жестока — его крохотный сын Пашка был мертв. Умер он, видимо, мгновенно, не мучаясь, и совсем не от дыма и огня.

Плача и бережно лаская Пашкино тельце, Нелужа с ужасом обнаружил одно, второе, третье пулевое отверстие… В Пашку, в бедного маленького Пашку стреляли пять раз!

Капитан опустился на колени, бессильно склонив голову над тельцем. Он не слышал, как где-то за забором причитала соседка, как начали собираться встревоженные пожаром люди, как пытались сбивать пламя, что было совершенно бесполезно и бессмысленно. Он не думал о том, зачем застрелили шестилетнего мальчика, и о том, почему в городе в этот день не функционирует пожарная охрана.

Сан Саныч Нелужа не хотел ни о чем думать и не хотел ничего видеть. Зачем? Пашку все равно не вернуть.

А потом он поднял голову и молча смотрел, как догорают стены его дома и как начинают рушиться вниз стропила, но не испытывал при этом ничего — ни горя, ни жалости. Все его существо сейчас было заполнено одной болью: нет больше Пашки… Все остальное просто не достигало его сознания. Только на какую-то долю секунды как-то спокойно и равнодушно в голове Нелужи скользнуло подобие мысли о том, что теперь ему негде будет жить. Да и незачем.

А потом примчалась вызванная кем-то машина «скорой помощи». Нелужа молча передал врачам тело Пашки, так же молча поднялся и пошел к «уазику», ждавшему у ворот. Сел за руль, секунду помедлил, потом, решительно врубив движок, направил машину в сторону Затона.

5

В два часа дня к дому Леонида Заславского в Затоне медленно подкатила оливкового цвета «Нива», остановилась немного поодаль и замерла. Через минуту дверцы «Нивы» открылись, и из нее выскользнули два человека, тут же скрывшиеся в прилегающих к забору дома кустах. А спустя несколько минут одного из них уже можно было увидеть влезшим на дерево перед высоким забором и оглядывающим огромную огороженную территорию, принадлежащую Заславскому.

— Двое перед входом на улице, — сказал он, — остальные внутри.

— Как у тебя там обзор? — спросил снизу не видимый глазом второй.

— Отлично. Все как на ладони.

— Держи. — К сидящему на дереве взлетел карабин, сидевший ухватил его за ствол и подтянул к себе. — Укладывай всех, кто выскочит из дома, а начни с этих двоих. Не сразу, через две минуты.

Док — а это он был внизу — быстро преодолел забор с помощью все того же дерева и начал тихо продвигаться в сторону дома. Обойдя его, он чуть меньше чем в две минуты оказался в торце, рядом с черным входом и двумя мозаичными окнами, располагавшимися одно над другим, — судя по всему, здесь была лестница, ведущая на второй и третий этажи. Рядом с этими окнами на уровне второго этажа нависал узкий длинный балкон. Док посмотрел вверх на балкон, прикидывая дальнейший путь.

И как только он сделал это, отведенные им две минуты закончились, раздались друг за другом два выстрела и послышались вскрики раненых. Тут же музыка, которая едва доносилась из-за двери черного входа, стихла, и через несколько секунд в доме послышались голоса и топот ног. Док, подтянувшись, взобрался наверх и осторожно перевалился через балконные перила. И пока он это проделывал, раздались еще три выстрела, начались крики и ругань.

На балкон выходило две комнаты. В одной, с приоткрытым окном, не было никого, а в другой, обхватив голову руками, притаился какой-то испуганный человек. Док неслышно пробрался в пустую комнату и выглянул в коридор. На этаже было пусто. Сняв пистолет с предохранителя, он передвинулся к соседней двери, резко раскрыл ее ногой и ворвался внутрь. В комнате он обнаружил испуганного Леонида Заславского с такой же испуганной девушкой, и ни тот, ни другая явно не собирались сопротивляться. Оба покорно позволили усадить себя на стулья и связать.

— Ну что, господин Заславский, — грозно сказал Док, — доигрался? Я тебя предупреждал. Заславский склонил голову.

— Сколько человек в доме кроме тебя? — спросил Док. — Быстро.

— Семеро.

— Битый здесь?

— Нет.

— Сидеть тихо.

Он вышел из комнаты и осторожно направился к лестнице, ведущей вниз.

Снаружи раздалось еще несколько выстрелов. Потом на первом этаже застучали шаги и послышались возбужденные голоса. Разговаривали двое.

Оказавшись у лестницы, Док подался чуть вперед и заглянул на первый этаж.

Лестница спускалась в огромный каминный зал, за которым виднелся за распахнутыми стеклянными дверями холл с выходом на улицу. В дверях, между холлом и каминным залом, стояли двое, оба вооруженные пистолетами и оба взвинченные из-за неожиданного нападения. Один — тот, что был постарше, — нервно выговаривал что-то второму, тыкая рукой, в которой был зажат пистолет, в направлении каминного зала. Через секунду Док понял, что речь идет о телефоне. Старший приказывал младшему куда-то немедленно звонить. Док быстро пригнулся, спрятавшись за бортиком лестницы, и вовремя, потому что мгновение спустя младший развернулся и побежал прямо на Дока — как оказалось, базовая станция радиотелефона стояла на высокой подставке под лестницей. Когда младший добежал до нее и схватился за трубку радиотелефона, старший уже отвернулся от него и пошел к входной двери, держа пистолет перед собой. Было совершенно ясно, что Артист своим прицельным огнем навел панику на всю братию.