Почтамт - Буковски Чарльз. Страница 18
– Она в Окружной Больнице. Ей было очень плохо. Вчера ночью я вызвала скорую помощь.
– Она выпила всю эту дрянь?
– Ей помогли.
Я сбежал вниз по лестнице и прыгнул в машину. Оказался в больнице. Я знал это место хорошо. Мне сказали номер палаты.
В крошечной комнатке стояло три или четыре кровати. На одной напротив меня сидела женщина, жевала яблоко и смеялась с двумя посетительницами. Я отодвинул занавеску вокруг кровати Бетти, сел на табуретку и склонился над ней.
– Бетти! Бетти!
Я дотронулся до ее руки.
– Бетти!
Ее глаза открылись. Они снова были прекрасны. Ярко спокойно синие.
– Я знала, что это будешь ты, – проговорила она.
И закрыла глаза снова. Губы у нее потрескались. В левом уголке рта запеклась желтоватая слюна. Я взял влажную салфетку и вытер. Я умыл ей лицо, руки и шею.
Взял еще одну салфетку и выжал немного воды ей на язык. Потом еще чуть-чуть.
Смочил ей губы. Поправил волосы. Я слышал, как женщины смеялись за занавесками, разделявшими нас.
– Бетти, Бетти, Бетти. Прошу тебя, попей немного водички, всего один глоточек, не очень много, один глоточек.
Она не отвечала. Я пытался напоить ее 10 минут. Никак.
В уголках рта снова выступила слюна. Я ее стер.
Потом поднялся и задернул занавеску. Посмотрел на трех женщин.
Я вышел и обратился к сестре за конторкой.
– Послушайте, почему ничего не делают той женщине в 45-Ц? Бетти Вильямс?
– Мы делаем все, что можем, сэр.
– Но там никого нет.
– Мы делаем регулярные обходы.
– Но где же врачи? Я не вижу ваших врачей.
– Врач ее смотрел, сэр.
– Почему вы просто бросили ее лежать там?
– Мы делаем все, что можем, сэр.
– СЭР! СЭР! СЭР! ХВАТИТ МНЕ СЭРКАТЬ, А? Да я спорить готов, если б на ее месте был президент, или губернатор, или мэр, или какой другой богатый сукин сын, в палате от докторов бы не продохнуть было, и они бы что-нибудь делали! Почему вы просто даете им умереть? Разве грех быть бедным?
– Я уже сказала вам, сэр, мы сделали ВСЕ, что могли.
– Я вернусь через два часа.
– Вы ее муж?
– Я раньше был ее гражданским мужем.
– Можно записать ваше имя и номер телефона?
Я продиктовал и поспешил наружу.
10
Похороны были назначены на 10:30 утра, но уже припекало. На мне был дешевый черный костюм, купленный и подогнанный в спешке. Мой первый костюм за много лет.
Я отыскал сына. Мы подъехали в его новом мерседес-бенце. Я вышел на его след по клочку бумаги с адресом его тестя. Два междугородных звонка – и он у меня в руках. К тому времени, как он подъехал, его мать умерла. Она умерла, пока я звонил. Этот парень, Ларри, никогда не вписывался в общество. У него была привычка угонять машины друзей, но в промежутке между друзьями и судьей ему все сходило с рук. Потом его зацапала армия, и ему как-то удалось пролезть в учебную программу, поэтому когда он демобилизовался, то попал на хорошо оплачиваемую работу. Тогда-то он и перестал навещать мать – когда получил хорошую работу.
– Где твоя сестра? – спросил я.
– Не знаю.
– Хорошая у тебя машина. Даже мотора не слышно.
Ларри улыбнулся. Ему понравилось.
На похоронах нас было всего трое: сын, любовник и недоразвитая дочь хозяйки меблирашек. Ее звали Марша. Марша никогда не раскрывала рта. Она просто сидела с бессмысленной улыбкой на губах. Кожа у нее была белая, как эмаль. На голове – копна мертвых желтых волос и плохо сидевшая шляпка. Маршу сюда вместо себя отправила хозяйка. Самой ей нужно было присматривать за меблирашками.
Разумеется, я был с очень мерзкого похмелья. Мы остановились хлебнуть кофе.
Похороны уже шли не так, как полагалось. Ларри поругался с католическим священником. Тот сомневался, была ли Бетти ревностной католичкой, и не хотел проводить службу. Наконец, решили, что он отслужит половину. Ладно, полслужбы лучше, чем вообще никакой.
Даже с цветами получился косяк. Я купил венок из роз, из разных роз, и их сплели в венок. Цветочная лавка весь день его плела. Барышня из цветочной лавки знала Бетти. Они вместе пили несколько лет назад, когда у нас с Бетти были дом и собака. Делси звали барышню. Мне всегда хотелось забраться к Делси в трусики, но так и не удалось.
Делси позвонила мне.
– Хэнк, да что там такое с этими гадами?
– С какими гадами?
– С теми парнями в похоронном бюро?
– В чем дело?
– Ну, я отправила своего мальчишку на грузовике отвезти твой венок, а они не хотели его впускать. Сказали, что закрыто. Сам знаешь, туда путь не близкий.
– И что, Делси?
– Наконец, они разрешили ему занести венок, но не дали положить его в холодильник. Поэтому мальчишке пришлось просто оставить венок внутри. Что за херня происходит с этими людьми?
– Не знаю. Что за херня с людьми повсюду?
– Я не смогу приехать на похороны. У тебя все нормально, Хэнк?
– А может приедешь меня утешить?
– Придется Пола взять с собой.
Пол был ее мужем.
– Ладно, не стоит.
И вот мы ехали на половину похорон.
Ларри поднял голову от стакана с кофе.
– Я напишу вам про памятник попозже. У меня сейчас больше денег нет.
– Хорошо, – ответил я.
Ларри расплатился за кофе, мы вышли и влезли в мерседес-бенц.
– Постой минутку, – сказал я.
– Что такое? – спросил Ларри.
– Мне кажется, мы кое-что забыли.
Я вернулся в кафе.
– Марша.
Та по-прежнему сидела за столиком.
– Мы уезжаем, Марша.
Она поднялась и пошла за мной к выходу.
Священник читал свою муру. Я не слушал. Стоял гроб. В гробу лежала Бетти.
Было очень жарко. Солнце опускалось одной желтой простыней. Вокруг летала муха.
Когда полупохороны наполовину прошли, появились двое парней в робах. Они несли мой венок. Розы завяли, завяли и умерли на жаре, и парни прислонили эту штуку к ближнему дереву. Под конец службы мой венок наклонился и упал лицом вниз. Никто его не поднял. Затем все кончилось. Я подошел к священнику и пожал ему руку:
– Спасибо.
Тот улыбнулся. Улыбались теперь двое: священник и Марша.
На въезде в город Ларри снова сказал:
– Я напишу вам про памятник.
Я до сих пор жду этого письма.
11
Я поднялся к себе в 409-ю, выпил скотча пополам с водой, вытащил из верхнего ящика немного денег, спустился по лестнице, сел в машину и поехал на бега.
Подъехал как раз к первому заезду, но играть не стал, поскольку не успел прочесть форму.
Я пошел в бар выпить и увидел, как мимо проходит эта высокая мулатка в старом плаще. Неважно она в самом деле одета, но поскольку я и сам не лучше, то позвал ее – негромко, но так, чтоб услышала.
– Ви, бэби.
Она остановилась, подошла.
– Привет, Хэнк. Как дела?
Я знал ее по центральному почтамту. Она работала на другом участке, возле поилки, но казалась дружелюбнее прочих.
– Тоска. Третьи похороны за два года. Сначала – мама, потом – отец.
Сегодня – одна старая подруга.
Она что-то себе заказала. Я открыл Форму.
– Давай посмотрим второй заезд.
Она подошла и оперлась на меня кучей ноги и груди. Под этим плащом что-то было. Я всегда ищу непубличную лошадь, которая может обставить фаворита. Если же нахожу, что фаворита обойти никто не может, то ставлю на фаворита.
После тех двух похорон я приходил на бега и выигрывал. Что-то такое в похоронах было. От них лучше разные вещи видишь. Каждый день бы похороны – глядишь, и разбогател бы.
6-я лошадь на голову уступила фавориту в забеге на милю. Фаворит обошел 6-ю после форы в два корпуса на начале отрезка. 6-я котировалась 35/1. Фаворит в этом забеге шел 9/2. Оба возвращались в одном классе. Фаворит набрал 2 фунта, 118 вместо 116. 6-я по-прежнему несла 116, но они поменяли жокея на менее популярного, к тому же дистанция была миля и одна 16-я. Толпа прикинула, что если фаворит поймал 6-ю на миле, то на оставшейся 1/16-й мили он ее уж точно поймает. Логично, кажется. Но бега не подчиняются логике. Тренеры вводят своих лошадей в неблагоприятных, по всей видимости, условиях, чтобы деньги публики на лошади не залипали. Смена дистанции, плюс замена на менее популярного жокея – все указывало на галоп к хорошей цене. Я посмотрел на табло. Утренняя строка была 5. Сейчас табло гласило 7 к 1.