Почтамт - Буковски Чарльз. Страница 29
– Как это произошло, Генри?
– Сигарой. Стоял рядом с тележкой третьего класса. Должно быть, туда упал пепел. Вспыхнуло.
Грудь снова уперлась в меня.
– Не дергайте руками, пожалуйста!
Тут она возложила на меня весь свой фланг, пока мазала руки какой-то мазью.
Я сидел на табуретке.
– В чем дело, Генри? Что вы так нервничаете?
– Ну… знаете же, как бывает, Марта.
– Меня зовут не Марта. Меня зовут Хелен.
– Давайте поженимся, Хелен.
– Что?
– Я имею в виду – когда я смогу снова пользоваться руками?
– Хоть сейчас, если вам так хочется.
– Что?
– Я имею в виду, на рабочем месте.
Она обернула их марлей.
– Мне уже лучше, – сказал я ей.
– Почту жечь нельзя.
– Это макулатура.
– Вся почта важна.
– Учту, Хелен.
Она подошла к своему столу, я – за ней. Она заполнила мне увольнительную. В своем беленьком чепчике она выглядела очень мило. Надо будет придумать, как сюда вернуться.
Она заметила, как я разглядываю ее тело.
– Ладно, мистер Чинаски, мне кажется, вам пора.
– Ох, да… Ну ладно, спасибо за все.
– Это моя работа.
– Еще бы.
Неделю спустя повсюду висели таблички: НА ЭТОМ УЧАСТКЕ НЕ КУРИТЬ. Клеркам курить запрещалось, если они не пользовались пепельницами. С кем-то заключили контракт на производство этих самых пепельницы. Смотрелись они славно. Причем гласили: СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ. Клерки сперли бльшую их часть. НЕ КУРИТЬ.
Я, Генри Чинаски, в одиночку реформировал всю почтовую систему.
4
Потом пришли какие-то люди и повыдирали питьевые фонтанчики через один.
– Эй, глядите, какого дьявола они делают? – спросил я.
Никого, казалось, это не интересовало.
Я работал в плоской секции третьего класса. Встал и подошел к другому клерку.
– Слушай! – сказал я. – Они забирают у нас воду!
Тот бросил взгляд на поилку и снова принялся за сортировку макулатуры.
Я попробовал других. Те проявили то же самое отсутствие интереса. Я ничего не понимал.
Тогда я попросил, чтобы в этот район вызвали моего профсоюзного представителя.
После долгой задержки он возник – Паркер Андерсон. Раньше Паркер спал в старом подержанном автомобиле, а освежался, брился и срал на заправочных станциях, которые не запирали свои комнаты отдыха. Пытался стать сутенером, но ничего не вышло. И вот он пришел на центральный почтамт, вступил в профсоюз и начал ходить на все собрания, где быстро стал приставом. Вскоре он уже был представителем профсоюза, а затем его избрали вице-президентом.
– В чем дело, Хэнк? Я-то знаю, что ты с этими супами тут и без меня справишься!
– Ты меня не подмасливай, крошка. Я уже 12 лет профсоюзные взносы плачу и еще ни черта не просил.
– Ладно, что тут не так?
– Питьевые фонтанчики.
– Питьевые фонтанчики не так?
– Нет, черт возьми, с питьевыми фонтанчиками все так. А вот то, что с ними делают… Смотри.
– Смотреть? Куда?
– Вон туда!
– Я ничего не вижу.
– Вот именно. В этом – суть моей кляузы. Там раньше был питьевой фонтанчик.
– Значит, его убрали. Что с того, к чертям собачьим?
– Слушай, Паркер, я б не возражал, если бы убрали один. Но они через одну выдирают поилки по всему зданию. Если мы их не остановим, они и сортиры через один закроют… А что дальше – я и представить себе не могу…
– Хорошо, – ответил Паркер, – чего ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты встал со своей задницы и выяснил, зачем убирают фонтанчики.
– Хорошо, увидимся завтра.
– И постарайся хорошенько. Профсоюзные взносы за двенадцать лет – это 312 долларов.
На следующий день Паркера мне пришлось разыскивать. Ответа у него не было. И на следующий день, и потом. Я сообщил Паркеру, что устал ждать. У него оставался один день.
Назавтра он подошел ко мне в перерыве на кофе.
– Все, Чинаски, я выяснил.
– Ну?
– В 1912 году, когда построили это здание…
– В 1912-м? Так это ж почти полвека назад! Не мудрено, что дом – вылитый кайзеровский бордель!
– Ладно, хватит. Итак, в 1912 году, когда его построили, в контракте было указано определенное количество питьевых фонтанчиков. При проверке же почтамт обнаружил, что их установили в два раза больше, чем полагалось по первоначальному контракту.
– Так, ладно, – сказал я, – а какой вред может быть от того, что их в два раза больше? Служащие ведь не пьют больше воды.
– Правильно. Но питьевые фонтанчики случайно немного выпирают. И мешают проходу.
– И?
– Хорошо. Предположим, служащий, у которого есть ловкий адвокат, стукнется о питьевой фонтанчик? Скажем, его прижмет к фонтанчику тележкой с тяжелыми мешками журналов?
– Теперь понимаю. Фонтанчика там быть не должно. Почтамт оштрафуют за халатность.
– Точно!
– Хорошо. Спасибо, Паркер.
– К вашим услугам.
Если даже он это сочинил, то история почти стоила 312 долларов, черт возьми.
В Плэйбое я видал истории и похуже.
5
Я обнаружил, что единственный способ не отрубиться и не загреметь в ящик – время от времени вставать и ходить гулять.
Фаццио, в то время – надзиратель участка, как-то увидел меня на пути к одной из редких поилок.
– Слушай, Чинаски, каждый раз, когда я вижу тебя, ты прогуливаешься!
– Это ерунда, – ответил я, – каждый раз, когда я тебя вижу, ты тоже прогуливаешься.
– Но это входит в мои обязанности. Гулять – часть моей работы. Я вынужден это делать.
– Послушай, – сказал я, – это входит и в мои обязанности. Я вынужден это делать. Если я посижу на табуретке чуть-чуть дольше, то вскочу на вот этот жестяной ящик и начну бегать кругами, насвистывая жопой Дикси, а Маменькины Детки Любят Рассыпчатый Хлеб – ротовым отверстием.
– Ладно, Чинаски, забудем.
6
Однажды вечером я огибал угол после того, как прокрался в кафетерий за пачкой сигарет. А навстречу – знакомая физиономия.
Это был Том Мото! Парень, с которым мы вместе вкалывали при Булыжнике!
– Мото, ебал ты старая! – сказал я.
– Хэнк! – ответил он.
Мы пожали руки.
– Эй, а я о тебе вспоминал! В этом месяце Джонстон на пенсию выходит. Мы тут собрались ему отходную устроить. Знаешь, он же всегда любил рыбу ловить. Мы собираемся взять его на рыбалку на лодке. Может, ты тоже захочешь поехать и его за борт скинуть, утопить. У нас хорошее глубокое озеро есть.
– Да нет, блядь, я даже смотреть на него не хочу.
– Но ты же приглашен.
Мото ухмылялся от сраки до бровей. Тут я бросил взгляд на его рубашку: значок надзирателя.
– Неужели, Том?
– Хэнк, у меня четверо детей. Я им нужен, чтобы хлеб с маслом есть.
– Ладно, Том, – ответил я.
И отошел прочь.
7
Не знаю, как это с людьми происходит. Я тоже платил алименты, мне нужно было пить, платить за квартиру, покупать ботинки, носки, всю эту хрень. Как и любому другому, мне необходима старая машина, необходимо чем-то питаться, необходимы маленькие неощутимые вещи.
Вроде женщин.
Или дня на скачках.
Когда вс на крючке и нет ни просвета, об этом даже не думаешь.
Я оставил машину напротив Федерального Здания и стоял ждал зеленого. Потом перешел через дорогу. Пропихнулся сквозь вертушку. Меня тянуло, как кусок железа магнитом. Я ничего не мог с собой поделать.
Я поднялся на второй этаж. Открыл дверь – они были на месте. Клерки Федерального Здания. Я заметил одну девушку – бедняжка, всего одна рука. Она будет сидеть здесь вечно. Все равно, что быть старым алкашом, вроде меня. Что ж, как говорят парни, нужно ведь где-то работать. Вот и принимают все как есть.