Вспомнить все - Тарасенко Вадим. Страница 43

Отраженный в стекле, нематериальный силуэт Триумфальной арки величественно блистал в лучах восходящего солнца.

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного» – слова, сплотившие разные племена в могучий этнос, спокойно и громко прозвучали по другую сторону этого красивого фантома.

В просторной комнате, лишенной всякой мебели, на полу, в смиренной позе, на коленях стояли двое юношей в белых рубахах. Их лица были обращены к молитвенной нише – михрабу, на поверхности которой затейливой арабской вязью было выведено: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его».

– Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! – слова Корана вольготно разносились по просторному помещению, пронизанному яркими лучами солнца. – Тебе мы поклоняемся и тебя просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых ты облагодетельствовал, не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших, – юноши вновь опустили головы в низком поклоне.

Затем они одновременно, как по команде, вновь выпрямились.

– Я, Мухаммад, сын Абдульхайра, клянусь, – продолжая стоять на коленях, твердо произнес один из юношей.

– Я, Абу, сын Абдульхайра, клянусь, – как эхо, вторил ему второй.

– До последнего дыхания быть преданным правому делу джихада, – заговорили они разом, – уничтожать неверных на священной земле Аллаха. И если для этого понадобится моя жизнь, я без колебаний отдам ее во славу Аллаха всемогущего. Если же я пожалею неверных, если я струшу, пусть Аллах покарает меня. Если я отступлюсь от джихада, пусть мне будет пристанищем ад, – взгляд двух пар темных глаз упирается в стену михраба, словно пытаясь разглядеть за ней находящийся в тысячах километров, покрытый шелковым покрывалом, усеянным шестиугольными звездами, священный черный камень Кааба – внеземной камень, метеорит, ставший главным символом мусульманства, его святыней.

И вновь два гибких юношеских тела одновременно низко склоняются к полу.

Проходит минута, другая – слова клятвы проникают все глубже и глубже в юношеские мозги, впечатывая в подсознание жесткую программу – своей смертью уничтожить как можно больше неверных и, став великомучеником, шахидом, в сопровождении двух ангелов предстать перед Аллахом. Ведь умереть шахидом совсем не страшно. Недаром же в Коране сказано: «Относитесь к тем, кто умер во имя Аллаха, не как к мертвым, а как к живым, любимым Аллахом». А тех, кого любит, Аллах вознаграждает достойно – с первого момента пролития крови шахид не чувствует боли, ему прощаются все грехи. Он не будет чувствовать мук могилы и ужасов Судного дня, он получит в жены семьдесят черноглазых девушек и может поручиться за семьдесят членов своей семьи за их место в раю. Нет, умереть шахидом не страшно, умереть шахидом почетно. Это мечта каждого истинного мусульманина.

Наконец юноши поднимают головы и встают.

– Наблюдая за вами, я белой завистью позавидовал Аллаху, у которого в его садах скоро будут наслаждаться жизнью два таких прекрасных юноши, – к принявшим клятву шахида подошел старик, также одетый в белоснежные одежды.

– Дядя Наджи, учитель, Аллах будет доволен нами, а значит, и ты потом сможешь лицезреть его райские сады.

– Я в этом и не сомневаюсь, мои мальчики. А теперь я скажу вам очень приятную для вас новость. – С лица старика мгновенно слетела улыбка, около носа и губ еще глубже запали морщины. – Вам выпала великая честь – нанести такой удар, от которого мир неверных уже не сможет оправиться. И этот удар вы нанесете по самой главной стране неверных, по стране, ставшей главным пристанищем евреев – людей, посмевших себя называть богоизбранным народом, да покарает Аллах этих нечестивцев. Помните слова Корана: «Не берите иудеев и христиан друзьями: они – друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них». Вы нанесете удар по Соединенным Штатам Америки. Абу и Мухаммад, вам понятно, какая выпала вам честь?

– Да, наш учитель, – выражение молодых лиц было спокойным и торжественным.

– Вот и хорошо, – лицо старика смягчилось, на нем вновь заиграла мягкая, отеческая улыбка. – А теперь давайте помолимся за успех нашего дела.

И уже трое тел в белых одеждах смиренно замерли на коленях:

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного…

Шестьдесят километров от Киева.

Объект «Ясный» Службы безопасности Украины.

08.20 по местному времени.

Красивая молодая женщина с черными длинными волосами, улыбаясь, протягивает ему руки. И он, смеясь от переполняющего его счастья, босоногий, устремляется к ней по ярко-зеленой траве. Вот уже смеющаяся женщина почти рядом, он протягивает руки к ней и неожиданно узнает ее:

– Мама!? Ведь ты же… умерла во время родов…

Женщина, беря его руку своей теплой ладошкой, радостно говорит:

– По-моему, мы проснулись!

Теплое прикосновение чьей-то руки словно выключает красочный сон. Зеленая трава, голубое небо мгновенно исчезают. Но молодая женщина, словно не созданная причудливой работой подсознания, остается.

– Фекла?!

– Точно проснулись! Ну, здравствуй, Борис.

– Фекла, как ты тут оказалась?

– Что значит оказалась? Я тут, можно сказать, и днюю и ночую. С тех пор, как узнала о твоем богатырском сне. Утром завтракаю дома, более-менее привожу себя в порядок и сюда.

– Просто более, без менее, – Борис улыбнулся, глядя на красивое лицо девушки, слегка тронутое косметикой.

– Юмор – первый признак выздоровления.

– А я вроде и не болел… Постой, ты сказала – днюю и ночую. Я что…

– Сегодня третье сентября. Ты проспал более полутора суток.

– Ни фига себе!

– Ты просто, Боря, очень устал, очень, – на парня смотрели темные ласковые глаза.

«Как на маминой фотографии», – мужчина неожиданно вспомнил фотографию, стоявшую на отцовском столе. Там мать, умершая во время родов Бориса, стояла, опершись о ствол какого-то огромного дерева. Красивая, молодая женщина с длинными черными волосами в белом платье на фоне темного, в морщинистой коре дерева. Там у мамы были такие же темные ласковые глаза. Это была любимая фотография Бориса. И отца, по-видимому, тоже, раз именно эта фотография стояла у него на столе.

«Отец… – жестокая реальность наконец-то пробилась в отдохнувший мозг. – Мой отец заболел СВС, – Борис скрипнул зубами, пытаясь даже мысленно не расшифровывать это страшное сочетание букв: СВС – синдром внезапного… сумасшествия. – Мой отец…»

– Ты как белка в колесе – все время куда-то бежишь, – между тем донеслось до него.

«Белка в колесе… Отец…», – ассоциативный ряд мыслеобразов замкнулся, и необходимый электрический импульс мгновенно ударил в нужную ячейку памяти.

– Фекла, я, кажется, вспомнил, что видел в черной дыре.

Тайваньский пролив. В двух километрах от

побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров.

14.25 по пекинскому времени.

Мощный луч глубоководного аппарата «Моллюск-3» легко рассек темно-серую толщу воды. В этом ярком тоннеле мелькали какие-то рыбы, в трех метрах от прожектора скользнула желто-полосатая лента морской змеи. И, словно испугавшись этой рептилии, сила яда которой намного превосходит «убойную силу» ее сухопутных собратьев, луч вздрогнул и, рубанув воду, резко опустился вниз. Дно тайваньского пролива представляло собой фантастическое зрелище – изрытая серая почва, усеянная валунами – поистине лунный пейзаж, но по ней довольно густо были разбросаны небольшие, диаметром десять-пятнадцать сантиметров, красноватые шары, густо покрытые иголками, – морские ежи, деликатес, снискавший заслуженную славу у гурманов всего мира. В луче прожектора блеснуло большое продолговатое обтекаемое тело – рифовая акула. Настроение у хищницы было явно не агрессивное, лениво шевеля хвостом, она парила в родной стихии. Луч света неторопливо повернулся на несколько градусов. Еще одна рифовая акула не спеша продефилировала по ярко освещенному подиуму.