Я – шулер - Барбакару Анатолий. Страница 32

Вроде бы верно: забесплатно никого учить не следует. От бесплатного образования столько же толку, сколько от бесплатного лечения. Но...

Как-то довелось лепить шулера из эстонца. До этого он добропорядочно лепил из гипса очень симпатичных свинок и кошек. И – на тебе! Вздумал вложить деньги в карты. Вложил их в мой карман и за три месяца практически с нуля продвинулся поразительно далеко.

Работать было приятно. Эстонцы за вложенные деньги очень переживают.

Но прибалтийская, вежливая холодность, подчеркнутая деловитость. А я ему

– сокровенное... Неужели только ради денег?..

Недоучил.

Да и он посчитал, что знает уже достаточно, вздумал наводить экономию. Насколько знаю, потом бережливость вышла ему боком. Пришлось вернуться к своим кошечкам, причем плодить их значительно усердней.

Высшая комсомольская школа в Москве.

Как-то пришлось остановиться в ее общежитии. И совершенно уж неожиданно прибился, полез в ученики швед. Хорошенькое дельце: швед, приехавший учиться на комсорга. Но швед, хоть и странный, а истинный. Уразумел, что обучение у меня открывает ему лучшие перспективы. Долларами заплатил.

Но опять же... Никакого психического взаимодействия. Учился, словно по учебнику: прилежно, усидчиво, но безэмоционально. С таким отношением к игре надо подаваться в казино, где бездушные автоматы да такие же крупье. Где игрок со своими переживаниями один на один.

У наших картежников менталитет иной. И обыграют, а душевное участие выкажут. И проигравший понимает: своим проигрышем кому-то радость принес. Что ни говори, а какая-никакая осмысленность потери.

Швед еще отморохеннее эстонца оказался: лыбится при встрече, руку с готовностью жмет, а глаза – как лампочки перегоревшие.

Бог с ней, с экономией электроэнергии, за хорошие деньги можно и впотьмах пообщаться. Но одна сценка проявила совершеннейшую славянско-скандинавскую несовместимость. Сделала невозможным дальнейший познавательный процесс.

Поднимаюсь как-то к шведу (он этажом выше обитал), в комнате такая мизансцена.

Две тахты сдвинуты.

На одной – парочка молодых соплеменников моего ученика, лежа дружненько читают книгу. Одну на двоих. Очкастые, похожие, как двойняшки, кучеряво-белобрысые парень и девушка.

На второй – сам ученик. Тоже – лежа читающий.

У стола, опять же с книгой, – наша советская девушка-брюнетка, насколько уже был осведомлен, подружка моего подопечного. Симпатичная, почему-то вечно виновато глядящая.

Швед-одиночка кивнул мне, вошедшему, пролопотал чего-то по-своему. Как я догадался, вроде того, что – одну минутку, вот-вот закончу. И чтение продолжил.

Подружка его, виноватая, комсомольская вожачка из Петропавловска беседой меня заняла. Кинулась объяснять, что с милым общается исключительно ради языковой практики. Разоткровенничалась, что ни разу в Одессе не была, что хорошо было бы в море Черном выкупаться.

Я отвечая в том смысле, что милости про...

И тут швед во всеуслышание пукнул. Мощно так, от души, ка-а-ак дал и как ни в чем не бывало продолжил чтение. Собственно он и не прерывался. Изящно так пальчиком перелистнул страничку.

А из меня – все мысли как воробьи перепуганные. Ну, думаю, дела, расслабился ученичок.

Непринужденность ученичка, кроме как на меня, ни на кого впечатления не произвела. Парочка тоже ни на миг не отвлеклась от книги. Чего ж они там такого захватывающего вычитали?.. И собеседница моя, подружка громогласного, улыбнулась опять виновато я напомнила, на чем я остановился.

Попробуй тут продолжи, когда стыдно, словно не он, а я оконфузился. И все присутствующие, как воспитанные люди, делают вид, что не расслышали.

Продолжил с горем пополам.

Только-только в себя пришел, а этот опять ка-ак даст. И опять промежду прочим. Перелистывая страницу.

«Э-э, – думаю. – Плохи дела. До каких же пор, – думаю, – это будет продолжаться?»

Собеседница моя про море Черное желает дослушать. Я бы и дорассказал. Всегда имею, что за Одессу поведать. Но тут совершенно ничего в голову не лезет. Ничего романтично-возвышенного. И приглашать ее выкупаться уже неохота. Чувствую, сколько ни купай, ни отвлекай яркими впечатлениями, эта раскованность шведского комсорга между нами висеть будет.

Вот такая показательная ситуация... Какое тут, к черту, душевное единство?..

Детей-малолеток тоже учить не следует. Никогда нельзя предугадать, к чему это приведет.

Когда-то к пляжному карточному клубу прибился пацан лет тринадцати. Днями простаивал за спинами. Бегал за картами, за бутербродами. Любимчиком был. Со временем поигрывать начал. Все были уверены – далеко пойдет.

Не пошел.

Пропал на время, уже став совершеннолетним.

Вновь объявился, вальяжный, сытый, самодовольный. И среднего уровня не достигший, но не донимающий этого. Жалкое, грустное зрелище. Все кинулись расспрашивать любимчика: где он? как он? И тут же разочарованные откатывались. Не то, совсем не то ожидалось.

Другой случай... Один из давних приятелей взял на воспитание пацана. Как взял?

Подруга матери попросила оказать влияние на сына. Сынок, двенадцатилетний босяк, король уличных сверстников, совсем из-под контроля вышел, уверенно, с романтическим настроем, готовил себя к карьере уголовника...

Выдернули его из Днепродзержинска, поселили у друга в Одессе.

Щенок поначалу и здесь – за сдое. Банду сопляков сформировал.

Приятель под ванной портфель со слесарным инструментом обнаружил. В портфеле, кроме всего прочего, перчатки кожаные и связка ключей автомобильных. Детвора машины шмонала.

Друг – в панике. Педсовет со мной организовал. Но что тут посоветуешь.

Случилось так, что подвернулся клиент, тот самый прораб, который уточнял, обязательно ли мне долг отдавать. Но это он позже уточнял – до Того его еще обыграть предстояло.

В квартире опекуна-приятеля и обыгрывал. Щенок – гроза автолюбителей, завороженно наблюдал за игрой из угла комнаты. Квартира – однокомнатная; находиться рядом с нами, играющими, ему запретили. До утра глаз не сомкнул и слова не проронил.

Утром прораб выложил все, что при себе имел и сообщил, когда внесет остальное. Все это при воспитаннике. Скажете, непедагогично?..

Обыгранный – за порог, пацан – ко мне. Смотрит с мольбой:

– Дядя Толя, возьмите меня в ученики.

Приятель не знает: то ли за голову хвататься, то ли радоваться.

– Не встречал, – говорю, – ни одного шулера, который бы магнитофоны из машин воровал.

– Если вы меня возьмете, слово даю завяжу, – вполне матеро выразился.

Но действительно завязал. Весь отдался картам.

Банда в растерянности, в школе успехи появились. Точно как у спортсменов, которым, как уверяли, спорт помогал в учебе.

Заметно было, что знатным «каталой» не станет, но, с другой стороны, и задача такая не ставилась. Главное, чтобы не стал знатным взломщиком.

Кем стал?

Отслужил в армии. Десантником. Вернулся в Одессу, с виду возмужавший, но такой же бестолковый. Женился на девушке из приличной еврейской семьи. И бросил ее. Подло. Одолжил денег у тещи, у приятеля взял взаймы якобы на бизнес. И сгинул в Польше.

По просочившимся сведениям, связался с нашими бандитами, грабившими челноков, был принят в бригаду. Карточные навыки при приеме позволили набрать проходной бал.

Время от времени и три карты на польских базарах бросая, прикрываемый своими.

Вот такой итог воспитания.

Очень хочется вспомнить и что-то незряшное из педагогической практики.

Заявился однажды ко мне хороший знакомый из города Д. Директор винзавода. Выдал проблему.

Внизу под моим домом – в машине семейка. Отец – уважаемый человек, директор крупного предприятия, жена его – завгороно, и сын – четырнадцатилетний картежник. Сына местные «каталы» обыграли на большие деньги. Но проблема не в долге. Отец с ним смирился. Проблема в том, что обыграли не в первый раз и, судя по всему, не в последний. До сих пор сын приворовывал у родителей, расплачивался. Последний долг такой, что столько не украдешь. К тому же «каталы», и сами понимая, что долг не подростковый, наехали на отца. Семья в панике. Деньги... Бог с ними. Сын пропадает. Приехали за советом: