Адриан Моул: Годы капуччино - Таунсенд Сьюзан "Сью". Страница 22

— Я дал ей на эти ё… уроки тысячу фунтов, — всхлипнул он, — ё… тысячу фунтов. И знаешь, на что она их спустила?

— На обувь? — попытался угадать я.

Дикар замотал головой.

— На любовника?

— Не-ет.

— На кокаин?

— Нет! — проревел он. — Хуже! — Опустил голову и прошептал: — Она пожертвовала их этим ё… лейбористам!

Разве кого-нибудь обманывали столь нагло?

Теперь понятно, почему Джоаннне Ламли пожизненно запретили доступ в «Чернь».

Воспользовался глубоким горем Дикара, чтобы попросить отгул.

Он сказал:

— Валяй. Хочешь проведать сынка-полукровку?

Я ответил:

— Нет, я хочу проведать только моего сына.

— Не знал, что у тебя двое, — пробормотал он.

Я решил объяснить этому заблудшему человеку, что к чему.

— Он для меня не «сынок-полукровка». Его зовут Уильям.

Дикару не мешало бы записаться на курсы расовой терпимости. Надо будет ему как-нибудь предложить. Его предрассудки представляются мне весьма оскорбительными. Он такой же, как все аристократы. У всех аристократов врожденные психические и сексуальные отклонения. Их всех надо поставить к стенке в собственных поместьях и если не расстрелять, то по крайней мере… заставить почувствовать себя очень некомфортабельно.

Вчера вечером позвонил матери — сообщить, что приеду на Глициниевую аллею и привезу кусок запрещенной говядины на косточке. Ответила Рози — в своей обычной нелюбезной манере, которая состоит, помимо прочего, в весьма скудном использовании голосовых связок.

— Папа дома?

— Угу.

Последовала долгая пауза, хотя я слышал сопливое дыхание.

— Рози? — сказал я.

— У.

— Я могу поговорить с папой? — заорал я.

— Он в постели! — заорала она в ответ, но все-таки соизволила сообщить, что он уже неделю лежит в постели с жесточайшей депрессией, вызванной стрессом от автомобильного путешествия по Лондону.

Я спросил, где Уильям, и Рози ответила, что он сидит перед телевизором в пустой коробке из-под воздушной кукурузы и смотрит видеокассету Джереми Кларксона. От этой мрачной картины у меня к горлу подкатил комок, захотелось срочно помчаться в Эшби-де-ла-Зух и обнять своего бедного мальчика.

Позже

Если не считать встречи с Уильямом, поездка в отчий дом оказалась пустой тратой драгоценного времени. Никто не стал есть говядину на кости. Большую часть второй половины дня мама отсутствовала, «выгуливая пса», отец лежал в комнате с задернутыми занавесками, а Рози умотала с жуткого вида юнцом по имени Аарон Майклвейт, у которого губы, брови, нос, веки, уши и язык обезображены кольцами. Рози заметила, как я вылупился на окольцованного, и засмеялась:

— Видел бы ты его принца Альберта!

Я снова не понял намека.

Мне с великим трудом удалось вести себя вежливо в присутствии юнца. Правда, он весьма учтив, но слишком уж престарел для Рози (ему девятнадцать). Я намекнул ему, что моя сестра — девственница, и что я предпочел бы, чтобы она подольше оставалась в этом состоянии.

— Может, Рози и выглядит, как одна из «Спайс герлз», но она невинна , вы понимаете, Аарон?

— Невинна? — фыркнул он. — Мы с Рози не только сидр бабахаем, чувак.

В тот момент я решил, будто юнец намекает, что они исповедуют пристрастие к крепким алкогольным напиткам, возможно, даже к водке. Но на обратном пути в Лондон я долго размышлял над его неявной ссылкой на классическое произведение Лори Ли [43], и теперь уверен, что на самом деле они исповедуют самые настоящие сексуальные отношения.

Видел тринадцать грузовиков Эдди Стобартов. Девять помахали, четыре — нет.

Кишечник — непроходимость

Пенис — не реагирует на раздражители

Позвонила Белинда из «Румяной корочки», но я тончайше манипулировал с бараньими яйцами, так что не смог взять трубку.

Луиджи объяснил мне, что «принц Альберт» — это такая цепочка, которая пристегивается к пенису. Решил написать Рози. Я чувствую себя in loco parentis [44].

«Моя дорогая Рози… это» — больше ничего не вышло. Я был так возмущен принцем Альбертом Аарона Майклвейта, что в отвращении отшвырнул ручку.

Малькольм передал, что Белинда из «Румяной корочки» настоятельно просила меня перезвонить.

— Мне показалось, будто это вопрос жизни и смерти, — сказал он.

Я дал ему понять, что Белинда испытывает ко мне сексуальный интерес.

Позвонила Эдна и отменила мою встречу с Пандорой. У нее дела — ей должны доставить футон. Я указал Эдне, что могу навестить Пандору в ее жилище, где я ни разу не был, и вместе с ней подождать доставщиков футонов. Но, по всей видимости, Пандора желает ждать футон одна.

Сегодня в кухню ресторана прибыла Белинда и сказала:

— Ладно, я не гордая. Я пришла умолять вас сделать это.

Малькольм, Луиджи и два временных поваренка Свен и Борис вытаращились на ее затянутые в лайкру груди и попу — на Белинде был комбинезон, состоящий из велосипедных шорт, соединенных с майкой. Я вывел ее во двор, где мы храним огнетушители до того момента, пока пожарный инспектор не сообщит, что спешит к нам с проверкой.

Мне пришлось выдавить признание:

— Я передумал. Я не умею готовить.

С того утра, как Дикар выложил свои сокровенные секреты, что накопились у него внутри (если бы он в буквальном смысле выложил, что у него внутри, я бы с радостью поджарил бы его требуху с чесночной крошкой и с удовольствием съел) — всю эту ерунду про неувядающую любовь к Ким, он перестал меня замечать. Сегодня утром я дал ему понять, что необходимо заказать консервированную морковь, сказав:

— У нас кончаются запасы.

Но Дикар посмотрел сквозь меня. Я всегда знаю, когда у нас кончается морковь, так как поставленные друг на друга банки использую в качестве прикроватной тумбочки.

День провел один, в компании свежего «Обзервера». Сегодня во дворе ресторана видел кота, поразительно похожего на Хамфри — кота, в недавние годы обитавшего на Даунинг-стрит, 10. Хамфри жил там, пока Чери Блэр не потребовала от мужа избавиться от животного «всеми правдами и неправдами» — если верить высокопоставленному чиновнику из Королевского общества по защите животных. Этот человек сообщил новость Луиджи, а тот сообщил ее Малькольму, а тот сообщил мне.

Уверен, кот, которого я видел нынче утром, — Хамфри: отощавший, ободранный, блохастый и лишенный каких-либо особых примет, но это он. У меня нет никаких сомнений. Россказни о том, что Хамфри «отправили в хороший дом в Стритеме», — неприкрытая ложь. Но правда непременно всплывет, когда потомки опубликуют документы Кабинета правительства — согласно правилу о тридцатилетнем сроке давности. Мне тогда будет шестьдесят с хвостиком, но я испытаю величайшее внутреннее удовлетворение оттого, что скормил несколько тресковых голов правительственному изгнаннику и помог ему выжить на неприветливых улицах Сохо.

Сегодня утром Хамфри жалобно мяукал у кухонной двери. Малькольм хотел забрать его домой, но я заметил, что комната в общежитии лишь именуется «домом». Думаю, Малькольм меня понял. Но в обеденный перерыв, исполнив свои обязанности, он удалился и купил кошачий ошейник с гравировкой. К сожалению, в школе Малькольма «учили» фонетическому правописанию, поэтому теперь кота зовут «Хафри».

Отныне Хамфри — счастливый владелец двух мисок, подстилки, корзинки, палки для затачивания когтей, дезодоранта от блох, таблеток от глистов, комплекта из мячика и колокольчика, щетки, а также регистрационной карты из ветеринарной лечебнице в Бошам-плейс.