Вода и пламень - Тазиев Гарун. Страница 37

Дождичек, однако, быстро прекратился, и солнце разогнало облака. Страх потопа уступил место страху пекла! В девять часов мы начали карабкаться по уступам на берег лаги, и с гребня увидали всего в нескольких милях мощную стену, пересекавшую Рифт с востока на запад. На темном фоне выделялись несколько вулканических конусов. По свежему виду одного из них, а также по фотографиям, сделанным Чемпионом (хотя он снимал с другой стороны), мы определили один из них как Телеки.

Цель была перед нами! Почва под ногами вновь стала невообразимой, но уверенность в успехе заставила идти еще быстрее. Солнце, увы, тоже решило взять реванш за утреннее поражение. Мы с тоской глядели на разбегавшиеся в стороны пухлые белые облака.

Миновали несколько маленьких вулканов, уснувших много веков назад; ржавые склоны, следы эрозии, густая растительность, доходившая почти до вершин.

Быстро поднялись по отрогам барьера. Земля все гуще покрывалась крупным шлаком – это значит, что кратер, извергнувший его, был уже близко. А вот и перекрученные потоки лавы, они уходили вправо, насколько хватал глаз. Вулкан был уже совсем близко – за полем хаотического нагромождения, удивительным образом напоминавшим черные базальты вулканов Киву.

Но что-то вдруг укололо меня. Странно… Конус, поднимавшийся на несколько сот метров, зарос небольшими деревцами, похожими на безлистые яблони. Казалось, я очутился зимой где-нибудь во Франции в массиве Севенн или Юры… Если деревья успели вырасти в таком количестве, значит, последние извержения произошли лет сто назад, не позже. В здешнем жутком климате растительность поднимается с большим трудом. Это только возле Киву влажность настолько велика, что за несколько лет экваториальный лес успевает покрыть даже свежие потоки. Значит? Где же, черт побери, вулкан, чье извержение видел Телеки?!.

Пересекли адское нагромождение шатких камней, грозивших отдавить ноги, достигли подножия конуса и по зыбкому склону, покрытому пеплом и лапилли, зигзагами поднялись на вершину. Было около одиннадцати утра, когда мы пожали друг другу руки. Конец.

Обрывистый кратер был забит каменными блоками. Взору открывалась величественная панорама. Поля серо-черной лавы простирались по дну Рифта до самой воды, а дальше, сливаясь с горизонтом, лежало озеро Рудольф, окаймленное с двух сторон размытой линией рыжих берегов. Позади над головой высился мрачный массив барьера.

Теперь уже развеялись последние сомнения. Место, называемое вулканом Телеки, не было очагом того извержения, которое описал Телеки, вернее, его спутник, геолог фон Хенель. Лавовые потоки вытекали не из воронки конуса, на котором мы сейчас стояли, а из канала в подножии барьера, он и сейчас был ясно виден. Огненная река спустилась оттуда на наш пьедестал и двумя рукавами растеклась вправо и влево. Ниже потоки превратились в гигантский хаос, заставивший отступить Телеки. Раскрывшаяся внезапно трещина рассекла буквально надвое наш конус, она-то и придала старому, давно потухшему пайсу вид действующего кратера. Между тем вулкан прекратил активность задолго до посещения его Телеки; извержение никак не было связано с конусом. В подтверждение мы заметили в долине сероватую полосу свежей лавы, спускавшуюся с юго-запада. Видимо, извержение 1921 года?

С нашего наблюдательного пункта отчетливо прослеживалось, что все молодые потоки изливались из середины Рифта. Значит, эруптивная деятельность здесь продолжается…

Геологи, изучавшие центральный район Восточной Африки, установили, что вулканическая деятельность началась там приблизительно 75 миллионов лет назад, к концу вторичного периода. Тогда из трещин почти непрерывно изливались лавы без образования конусов. [26] Так были покрыты большие просторы, составляющие ныне обширные плато, разломанные Рифтом. Двадцать миллионов лет назад на заре третичной эры постепенно образовались вулканические горы. В Восточной Африке родилась гора Кения, превышавшая, видимо, тогда 6000 метров, Абердэр, чуть позже Элгон, а в центре континента – Кахузи, Микено, Биега. [27] Минуло еще двадцать – тридцать миллионов лет, в течение которых расширялись трещины Рифта и появлялись сбросовые долины. С тех пор разломы еще не раз бороздили этот район, вспомним хотя бы каньон в долине Лаисами.

Еще позже, в начале четвертичного периода, каких-то три миллиона лет назад, появились новые вулканические конусы: на востоке – Килиманджаро, высшая точка современной Африки, Сусва, затем спустя какое-то время Лонгонот; на западе – гиганты хребта Вирунга Махавура, Карисимби… Наконец в течение последних тысячелетий появились активно действующие сейчас вулканы: Ньямлагира, Ньирагонго в одной стороне, а в другой – Олдоньо Ленгаи, Меменгаи и Телеки. Кстати, как записал Чемпион, туркана зовут его на своем языке Нагира-Мваитен, что значит «Место, рассеченное надвое»…

Таким образом, за редким исключением, такие, как Килиманджаро, [28] все древние вулканы расположены в удалении от главной оси Рифта, а молодые группируются в центре.

Мощный барьер, у отрогов которого мы стояли в тот день 13 октября 1953 года, напоминал цепь вулканов Вирунги, пересекающих западный грабен. Заперев нагромождением лав воды реки, спускавшейся с высокого Абиссинского нагорья, барьер породил озеро Рудольф; точно так же, перегородив один из истоков Нила, Вирунга породил озеро Киву. И там и тут обширные поля базальтовых лав покрывают дно грабена неописуемым черным хаосом. И там и тут спорадически возникают «пайсы» – спутники крупных вулканов.

Недавняя активность в центре широкого разлома, по всей вероятности, связана с опусканием узкого клина под действием сил растяжения, скопившихся в земной коре. Если бы удалось очистить Рифт от всех обломков и наслоений, мы увидели бы картину, похожую на ту, которую наблюдали в Красном море с борта «Калипсо».

Солнце уже плавало высоко в небе; пора, давно пора возвращаться. Мы сложили на маленькой возвышенности тур из древних вулканических «бомб», а потом большими прыжками, зарываясь при каждом скачке по щиколотку в шлак и лапилли, спустились вниз. Там вытряхнули мусор из обуви и зашагали в обратный путь… Но разве можно удержаться от искушения остановиться возле старой бомбы и не разбить ее ударом молотка в надежде, что внутри, как случается иногда, заключен кусок другой породы – свидетель таинственных процессов, происходящих в земной глуби. Правда, все попытки оказались напрасными и только задержали нас. Приближался роковой полдень – час, когда надо укрыться (все равно где), поспать, переждать, пока чуть спустится с зенита горящая нестерпимым жаром звезда. В такую минуту страстно хочется, чтобы она отстояла еще на пару световых лет подальше!

Среди лавовых полей воздух был накален сверх всякого предела. А мы еще останавливались там и сям, чтобы стукнуть молотком по куску базальта или сунуть его в мешок, щелкнуть фотоаппаратом или снять кусочек кинофильма, занести пару строк в блокнот. Потом снова в путь хорошим шагом по едва проглядывавшей тропке. Мы шли каждый сам по себе, неся свою собственную жажду, собственную усталость, каждый мечтал о своей койке в далеком лагере, о палатке и чае… Воздух дрожал, как над раскаленным листом железа. Все контуры тихонько вибрировали, а дальние предметы вообще стали неузнаваемыми. Даже ветер был невыносимым: казалось, он вырывается из огнедышащей печи.

Подошва жжет ногу сквозь стельку, и, как мы ни торопились, усталость принуждала сбавить ход. Усталость сказывалась не мышечной болью, ибо наша подготовка была более чем достаточной, а свинцовой тяжестью, наливавшей ноги. Но мы упрямо считали шаги: один, два, три, четыре…

Часы… Века мы шагали по этому пожарищу. Последние облачка растаяли, осталось только пронзительное небо и дрожавшие камни. Я стискиваю губы, но жаркий воздух все равно проникает в рот, и нёбо с языком перестают быть влажной податливой плотью, превращаются во враждебные предметы, какой-то трут, сухую вату…