Дерзкая любовница - Барбьери Элейн. Страница 36

Анжелика, изумленная столь бурным всплеском чувств, испуганно затрясла головой:

– Пожалуйста, перестаньте, я не хочу слушать дальше! Питер смутился, однако по-прежнему не выпустил ее руки.

– Еще одно слово. Умоляю вас: не забудьте о том, что я сказал. И когда техасец уедет… и вам потребуется кто-то другой… то позвольте мне занять его место. Я буду заботиться о вас и любить вас. Я уже вас люблю, Анжелика, это верно так же, как и то, что мы стоим сейчас на этой тропинке. Вы пленили мое сердце, и ничего с этим не поделаешь. –

Тут шотландец привлек ее вплотную и зашептал: – Анжелика, я бы хотел поцеловать вас. Это желание сжигает меня с самого первого дня нашего знакомства…

– Питер…

– Один-единственный раз…

Его сильные руки с неожиданным проворством заключили Анжелику в объятия. Питер нежно прижался к ее губам своими – ласковыми и горячими.

С явным сожалением дав ей отстраниться, Питер благоговейно прошептал:

– Анжелика, вы запомните мои слова?

– Да, – кивнула она, не отводя взгляда, – запомню. На обратном пути Анжелика позволила Макфаддену поддерживать себя под локоть на крутой тропинке. Не успели они выйти из рощи, как увидели Гарета. Он неподвижно стоял, ожидая, пока парочка спустится с горы. Затем поспешил отстранить Питера и железной рукой повлек Анжелику вперед, не потрудившись оглянуться на соперника.

Эстебан беспощадно пришпоривал своего жеребца, уже изрядно уставшего от бешеной скачки. Они покинули асиенду Гонсалеса еще на рассвете. Если бы не снедавшее молодого Аррикальда нетерпение, он бы вволю потешился над замешательством старого джентльмена, под чьим кровом снова провел ночь – только на сей раз направляясь в сторону Реал-дель-Монте. Честно говоря, он очень не хотел делать эту остановку. Будь у него сменная лошадь, он бы провел в пути и ночь – все равно нетерпение и ярость не давали ему покоя.

Как только Эстебан счел, что жеребец достаточно отдохнул, он отправился в дальнейший путь. Он был полон решимости, и лишь одна мысль не давала ему покоя: вернуться и забрать Анжелику. Пусть только попробует заартачиться! Уж он тогда позаботится о том, чтобы мать с позором выгнала ее с асиенды. Впрочем, если она и впрямь только о том и мечтает, чтобы вылечить своего немощного брата, то наверняка вцепится в возможность оказаться в столице. И так и этак ей придется поехать. Он об этом позаботится.

В Мехико он прямиком отвезет ее к себе на квартиру. Пожалуй, можно даже повременить с явкой к президенту. Ведь понадобится не один день, чтобы загасить огонь, который проклятая шлюшка распалила.

Да, еще он позаботится о ее гардеробе. К его услугам все знаменитые портные Мехико. И маленькая шлюха произведет в столице настоящий фурор. Ему позавидует сам господин президент. От внезапного укола ревности Эстебан сердито закусил губу. Ну уж нет, даже самому господину президенту он не уступит свое сокровище.

Однако меж этими приятными видениями в памяти зачем-то постоянно всплывала физиономия Гарета Доусона. Черт бы побрал этого техасца! Мало того. что он первым прибрал к рукам Анжелику – Эстебан по собственной глупости предоставил сопернику отличную возможность еще не раз вкусить ее прелестей. Наверняка он будет протестовать, когда шлюху уведут прямо у него из-под носа, но кого это волнует?

Эстебан на глаз прикинул, как высоко успело взобраться солнце. Пожалуй, сейчас около полудня. Скоро, совсем скоро он окажется дома. Эстебан обливался потом и чувствовал себя крайне неуютно. Он не привык терпеть неудобства путешествия верхом. Изнеженный привольной жизнью в столице, где в его распоряжении были первоклассные экипажи, Аррикальд успел совсем облениться и теперь изрядно страдал от боли в натруженных мышцах. Он выругался сквозь зубы и отметил про себя, что это будет еще один пункт в длинном счете, который он скоро предъявит Анжелике.

Рассеянно улыбаясь, он повернул коня на знакомую дорогу к асиенде. Уже недолго, совсем недолго осталось Эстебану находить утешение в бесплотных фантазиях! Еще несколько миль – и к его услугам будет горячая ванна, мягкая постель и вожделенное тело юной шлюхи!

Проклятая ведьма! Скорее бы уж до нее добраться!

Гарет машинально провел рукой по волосам и устало прикрыл глаза. Часы на каминной полке показывали половину двенадцатого. Как только освободился обеденный стол, они с Броком расположились за ним вместе со своими бумагами. Больше устроиться было негде, ведь в небольшом жилище Макфадденов имелись лишь кухня, гостиная, две спальни и столовая – единственная комната с большим столом, где можно было работать над картами и чертежами. Разбросанные в полном беспорядке бумаги уже покрывали каждый свободный фут стола и пола.

День выдался длинный и нелегкий, и даже Гарет чувствовал усталость. Зато рыжий шотландец был по-прежнему свеж и вполне работоспособен. Гарет с улыбкой покачал головой. Вот уже шесть часов они наравне трудятся над проектом, а по виду Брока Макфаддена такого не скажешь. Этот поразительный человек обладал острым умом, железной волей и по-юношески пылкой любовью к своему делу. Черт побери, таким, как он, не место в здешней дыре. Как бы он пригодился там, в Техасе…

Но пока в его родном штате такая тревожная обстановка, вряд ли Гарет сумеет уговорить шотландца на переезд. Его внимание привлек шум на кухне: в дверях столовой показалась ладная фигура Мери Макфадден. Эта миловидная женщина в полном расцвете своих тридцати с небольшим лет явно питала горячую привязанность и к мужу, и к молодому деверю, а кроме того, отлично чувствовала себя в замкнутом мирке английской колонии. Вряд ли ей придется по вкусу перспектива сменить нынешнее обеспеченное житье на тревоги и неопределенность существования в Техасе. А то, что ее мнение может повлиять на решение Брока Макфаддена, не вызывало никаких сомнений.

Зато Мери немало удивила Гарета, моментально проникшись расположением к Анжелике. Шотландка делала все. что в ее силах, чтобы гостья смогла преодолеть неловкость.

Вот и теперь Мери улыбалась прямо-таки по-матерински, глядя на спящую Анжелику. Кто поймет этих женщин? Между прочим, поведение Мери удивило не только Гарета. Брока Макфаддена также явно коробило то радушие, с которым супруга принимала пользовавшуюся столь скандальной репутацией юную особу.

И Гарет снова посмотрел на Анжелику. Давешняя ярость, вспыхнувшая в нем при виде этой маленькой ведьмы под ручку с Питером Макфадденом, почти забылась. И опять он испытывал удивительную нежность – и желание. Его спутница наконец-то прикорнула в уголке дивана, привалившись щекой к твердой спинке.

Гарет болезненно скривился. Надо же, при первой возможности улизнула вдвоем с этим шустрым юнцом! Он понял, что за Анжеликой нужен глаз да глаз: молодой шотландец готов увести ее, ни минуты не колеблясь. С него ведь станется подольститься к Анжелике, предложив уехать на асиенду на своей лошади. А то еще, чего доброго, и сам навяжется ей в провожатые.

Анжелика была вне себя, когда он сообщил о своем решении задержаться у Макфадденов до утра. Она отлично знала, как относятся к ней эти англичане, и ужасно не хотела прибегать к гостеприимству Мери Макфадден. Искреннее расположение и чуткость, которые выказала хозяйка дома, поразили девушку не меньше, чем Гарета. Впрочем, надо отдать Анжелике должное – ее врожденная вежливость, скромность и неприхотливость не могли оставить равнодушной искреннюю во всех своих проявлениях Мери.

Когда женщины мыли посуду после обеда, Гарет изо всех сил пытался уловить долетавшие с кухни обрывки беседы. Он был уверен, что несколько раз Анжелика упомянула имя брата. Ее голос был полон любовью, и Доусон чуть не лопнул от ревности, о чем, впрочем, пожалел уже в следующий миг. Однако этот тон успел задеть за живое не только его… Анжелика явно растрогала и сердце Мери. Хозяйка несколько раз возвращалась в столовую за посудой, и Гарет успел заметить, как смягчилось ее лицо и повлажнели глаза.

Единственное, что раздражало Гарета этим вечером, был Питер Макфадден: сопляк как заколдованный вертелся возле Анжелики, не обращая внимания на грозные взгляды старшего брата. Юный шотландец явно не остался равнодушен к чарам Анжелики и не собирался это скрывать. Скованный положением гостя, Гарет находил некоторое утешение в том, что всякий раз демонстрировал свою власть над Анжеликой – и любовался на жалостную гримасу, кривившую веснушчатое лицо Макфаддена.