Дерзкая любовница - Барбьери Элейн. Страница 84

– Ну что ж, парни, время пришло, – промолвил полковник Голлингсворд, обводя взглядом свое войско – Ничто нас уже не остановит

Вскоре молчаливая колонна двинулась сквозь тьму, и Гарет постарался занять место в первых рядах тех, кто окружал дом капитана Сандоваля. Грянул один выстрел, в ответ ему – второй, и часовой рухнул на землю. С ружьем на изготовку Гарет вместе с остальными ворвался в казарму Захваченные врасплох мексиканские вояки в панике метались по темному помещению и не думая об отпоре

Поняв, что стрелять больше не придется, Гарет принялся выгонять солдат во двор Гарнизон и два счета обезоружили и заперли. После краткой беседы капитана Сандоваля с полковником Голлингсвордом были утверждены условия полной и безоговорочной сдачи Вот так, при минимальном сопротивлении и без потерь, Голиад перешел к техасцам

Гарет в задумчивости склонился над чистым листом бумаги. Эйфория от легкой победы давно миновала, и доносившиеся с улицы звуки празднества казались просто назойливым шумом. Не отрывая глаз от вызывающе белой бумаги, Гарет машинально взъерошил волосы. Он понимал, что давно следо– вало написать домой Он уехал оттуда месяц назад – на следующий день после появления Питера Макфаддена И с тех пор от него ни слуху ни духу.

Конечно, он вовсе не собирался держать своего отца в неведении, но черт возьми что он мог написать?! Сообщить Джону, что очертя голову ринулся в революционную бурю – в надежде хоть там освободиться от пытки, терзавшей его душу денно и нощно? А потом признаться в том, что что помогло лишь на время?

Гарет усмехнулся. За каких-то пару месяцев вся его жизнь пошла кувырком, и он оказался втянут в битву с самим собой, выиграть которую нет надежды. Свободный Техас Независимый Техас. Он только об этом и думал, этим была полна его жизнь. В свободном штате его возлюбленный «Круг Д» вырос и расцвел бы в полной мере, обеспечивая богатую, безбедную жизнь многим поколениям. Он с большой неохотой по требованию отца предпринял поездку в Реал-дель-Монте, надеясь после возвращения целиком отдаться борьбе за свой штат.

Он не ожидал, что встретит Анжелику Анжелика Жанет. Нет, он не в состоянии думать о ней иначе, только как об Анжелике! Ибо она стала его ангелом, его жизнью, его любовью, которых он лишился, стоило блеснуть на солнце маленькому золотому колечку. Да и теперь он не смирился против ужасной правды, протестовало все ею существо.

Прошел целый месяц, но он по-прежнему не мог принять очевидное. Мыслимыми и немыслимыми способами он пытался избавиться от памяти об Анжелике. Боже. он до сих пор хочет ее. Ему даже нет нужды закрывать глаза, чтобы увидеть ее лицо, ощутить ее запах, почувствовать ее нежную кожу под своими руками Гарет горько усмехнулся. Если бы он смог написать Анжелике, рассказать ей о своих чувствах.

Рожденные в глубине души, слова лились бы сами собой

"Я так скучаю по тебе, милая! Я так хочу увидеть тебя, прикоснуться к тебе услышать твой голос. Мне не хватает твоего дерзкого взгляда, твоего веселого смеха и твоей любви. Только бы обнять тебя прижаться к тебе всем телом. Все вокруг пусто постыло без тебя. И ничто не заставит меня поверить, будто я не имею на тебя прав, Анжелика. Что-то в глубине души твердит мне, что есть иное объяснение этому колечку. Но ты, милая, ты поверила. Я прочел это на твоем лице – и не в силах был поколебать твою веру. Я пытался изменить свое отношение к тебе, но пришел к выводу, что это невозможно.

Все равно сгораю от желания быть с тобой и без конца терзаюсь сожалениями. Ибо все это время молчал. Не хотелось давить на тебя. Мне казалось, что твое чувство ко мне должно вырастать постепенно, без принуждения. Я думал, что у нас еще так много времени…" – Глаза защипало, и Гарет беспомощно покачал головой. Вот и последняя фраза так и не написанного послания: «Я слишком долго ждал, милая, и теперь уже никогда не смогу сказать, что люблю тебя…»

Он прижал ладонь к глазам. Все его сильное тело сотрясалось от подавленных рыданий.

Но вот Гарет совладал со слабостью, набрал побольше воздуха в грудь и взял все еще дрожавшими пальцами ручку. Все тот же лист бумаги. Нет, Анжелике он писать не может, как не может и далее откладывать письмо отцу. Следовало сообщить, что он здоров и невредим и каким образом при необходимости можно будет с ним связаться. Он не станет писать о том, что не может вернуться домой…

"…бои в Гонсалесе и Голиаде увенчались успехом. В Голи-аде мы захватили две сотни мушкетов и пару пушек. В наших рядах уже пятьсот добровольцев, и на днях мы вышвырнем генерала Коса за границы Техаса. Наше знамя простого белого цвета, с черным рисунком. Вверху изображена звезда, а под ней пушка и надпись: «Иди и возьми ее сам!»

Мы уверены, что победим, ведь теперь нас ведет в бой сам Стивен Остин! Я очень рад снова видеть его в наших рядах и считаю большой честью быть лично знакомым с таким человеком.

Прилагаю адрес, по которому мне можно писать. Передай мои наилучшие пожелания всем обитателям «Круга Д». Надеюсь, работа над проектом движется успешно.

Твой любящий сын, Гарет".

Джон закончил читать письмо и поднял глаза на бледное лицо Анжелики. С болезненно сжавшимся сердцем он наблюдал, как поспешно подошел к ней Питер, молчаливо предлагая свою поддержку.

– Это… это все, что Гарет написал?

– Да, это все, Анжелика.

С тех пор как уехал Гарет, они успели прийти к некоторому соглашению. Жанет, дочь Джона, так и не привыкла вновь к данному при рождении имени и настояла на том, которое носила столь долгие годы. В конце концов Джон уступил, находя утешение в том, что его называют «папа Джон». Эти слова будили в нем дорогие сердцу воспоминания – он надеялся, что и в Анжелике тоже.

Однако у Джона сложилось подозрение, что Анжелика не ищет утешения в прошлом… С того самого дня, как из «Круга Д» уехал Гарет, Джон то и дело замечал горечь на дне огромных прекрасных глаз. Частые приступы тоски говорили о том, с каким трудом ей дается обретение прошлого и какую силу имеет над ней настоящее. А что касалось будущего… Джон был уверен, что она даже в мыслях не смеет промолвить это слово. Время, время… им всем необходимо время…

Лицо Анжелики оставалось бесстрастным, и только легкий румянец, сменивший давешнюю бледность, говорил о переживаемой ею буре чувств. Питер обнял ее, и она подняла на него взгляд. Молодой шотландец любит ее. Джону это бросилось в глаза сразу, и он надеялся, что присутствие Питера поможет ей…

Анжелика снова обратилась к отцу. Было видно, что самообладание вот-вот ей изменит.

– Гарет… он что же, так и не пишет, когда вернется домой?

– Нет, Анжелика, – грустно ответил Джон. – Похоже, им еще предстоит задержаться под Сан-Антонио. Такой город не возьмешь с налету. Кос успел там окопаться.

– Гарет не вернется домой… покуда я здесь. Ее слова прозвучали мертво, безжизненно.

– Анжелика, но ведь он вступил в армию, пусть и добровольческую. Он не может просто взять и вернуться…

– Он вообще не вернется – пока я остаюсь под этой крышей. Он не желает видеть меня, и я его не виню. – Анжелика подошла к Джонатану Доусону и сжала его локоть: – Папа Джон, я возвращаюсь в Реал-дель-Монте.

– Нет, – быстро возразил Джон Доусон, накрывая ладонью ее маленькую ручку. – Нет, дорогая, этим проблему не решить!

– Я отправлюсь к своей семье, и тогда Гарет сможет вернуться в «Круг Д». Ведь это его дом, а не мой. Он столько работал, чтобы построить его… и чтобы защитить. Я не имею права занимать его место и не собираюсь…

– Дорогая, ты не занимала ничьего места! Это просто временная отлучка! Когда Сан-Антонио будет взят, Гарет вернется домой, и тогда…

– Он не вернется. Я знаю… – Ее голос прервался глухим рыданием. Она вдруг обернулась к Питеру: – Ведь вы отвезете меня обратно, Питер? Я не стану вам обузой. Я привыкла к тяготам пути. И легко приспосабливаюсь.

– Анжелика, вы никогда не будете для меня обузой. Можете не сомневаться: от вашего общества я получу одно лишь удовольствие.