Невинность и порок - Барбьери Элейн. Страница 27

— Тебе незачем объяснять мне все это. Я тебя прекрасно понимаю. Вот Пьюрити хоть и не моя собственная плоть и кровь, но для меня все равно что родная дочь. И должен сказать, хотя тебе это едва ли придется по вкусу, что если бы дело касалось только меня, то, по правде говоря, мне легче было бы оказаться перед заколоченной дверью, чем обратиться к тебе за помощью. Сойти же в могилу, не будучи уверенным, что Пьюрити будет обеспечена, я не мог. Ради нее я поступился гордостью и не остановился бы ни перед чем, чтобы защитить ее.

Глядя на молчавшего Джека, Стэн неожиданно позавидовал ему. Джек был примерно одних лет с ним, однако, если не считать седеющих волос и обветренного, покрытого морщинами лица, он почти не изменился за те годы, что они не виделись. В его походке все еще чувствовались твердость и целеустремленность. Тело по-прежнему оставалось крепким и мускулистым, глаза светились здоровьем, хотя сейчас в них застыла грусть. Впереди у него было лет двадцать жизни, а то и больше, тогда как он, Стэн, уже стоял одной ногой в могиле. Но будь он проклят, если опять уступит!

Стэн, поджав губы, покачал головой.

— Знаешь, хочу тебе признаться: было время, когда я до такой степени ревновал к тебе из-за того, что все как будто складывалось в твою пользу, что это чуть меня не убило. — Он продолжал, не обращая внимания на хмурую складку, появившуюся на лице Джека: — Я не мог понять, как жизнь может быть такой несправедливой. Сначала Шепчущая Женщина предпочла тебя мне. Потом она подарила тебе сына. Твое ранчо на севере стало с каждым годом процветать, тогда как мои дела шли все хуже и хуже. Меня все время мучил вопрос, почему тебе должно было достаться все, а мне — ничего. Когда мне стало известно, что случилось с твоей женой во время резни в индейском поселке… я подумал, что у тебя по крайней мере остались светлые воспоминания и сын Шепчущей Женщины, чтобы помочь тебе преодолеть скорбь, тогда как все, что досталось мне, — полуразоренное ранчо и горькое сознание того, что все могло бы обернуться по-другому.

Стэн сделал паузу.

— Потом я нашел Пьюрити, и моя жизнь сразу изменилась. — Проворчав что-то чуть слышно себе под нос, Стэн сказал: — Быть может, у тебя нет желания меня слушать, но, думаю, следует внести в наши отношения, прежде чем ты уедешь, полную ясность. — Джек снова уклонился от его взгляда, и Стэн заметил: — Просто у меня создалось впечатление, будто ты хочешь что-то сказать и не решаешься.

Взгляд Джека переметнулся к нему.

— Что ж, пожалуй, ты прав. И моя жизнь тоже была далеко не такой радужной, как тебе казалось. Каждый раз, стоило мне взглянуть в лицо той, кого я любил больше жизни, я вспоминал: всем своим счастьем мы обязаны тебе. И она тоже это знала. Потом, когда я решил, что уже вернул тебе свой долг с лихвой, ты спас мне жизнь, и я опять оказался перед тобой в неоплатном долгу.

— Да, вероятно, мне следовало просто развернуться и уйти, когда тот янки взял тебя на прицел. Что же касается приданого…

— Я отдал Шепчущей Женщине все самое лучшее, что только мог!

— Я никогда в этом не сомневался.

— Но теперь моя жена — Джулия. Она согрела нашу с Кассом жизнь, когда мы оба потеряли под ногами почву, и теперь я буду заботиться о ней, как когда-то она заботилась о нас.

— Я же сказал, что все понимаю, но в то же время уверяю тебя: Пьюрити отлично справляется с работой, засуха или паводок, осенью наше финансовое положение должно упрочиться.

Взгляд Джека сделался жестким.

— Я не разделяю твою уверенность в способностях Пьюрити.

— Что?

— Ты с тем же успехом мог сказать мне, что она не может ошибаться.

— Пьюрити как работник не уступит ни одному мужчине!

— Она всего лишь женщина.

— Ну и что!

— Послушай, Стэн, я не собираюсь с тобой спорить, Касс останется здесь, пока твои дела не пойдут на лад!

— Все не так и плохо!

— Разумеется. — Джек кивнул. — Именно поэтому ты и вызвал меня сюда.

— Пьюрити тут вовсе ни при чем!

— Касс останется здесь.

— Я уже сказал тебе, что Пьюрити это не понравится! Она терпеть не может, когда ею командуют. И судя по тому, что я уже видел, стычка между ней и Кассом неизбежна.

— Тогда тебе самому придется с этим разобраться.

— Мне? Взгляни на меня. Я умираю! — возмутился Стэн.

— Поговори с ней.

— Зачем? Может быть, теперь половина этого ранчо и принадлежит тебе, но другая половина по-прежнему моя.

Джек решительно поднялся.

— Я знаю, это будет не просто. Касс таит в душе обиду, от которой не в состоянии избавиться.

— Ах, так, значит, это он таит обиду?

— Я поговорю с ним еще раз.

— Говорю тебе, из этого ничего не выйдет!

— И тем не менее, хочешь ты этого или нет, я уезжаю завтра, а Касс останется здесь. Все остальное зависит от тебя.

Оставшись один, Стэн посмотрел на захлопнувшую за Джеком дверь и тихо выругался. Выходит, Джек, которому досталось все, долгие годы таил к нему неприязнь. Теперь Стэн знал почему, не мог понять он лишь одного: почему Джек, несмотря на все свои преимущества, все еще относится к нему враждебно.

Стэн полагал, что желание Джека оставить Касса на ранчо в роли надсмотрщика следовало предвидеть, и все-таки новость застала его врасплох. Очень многим поневоле приходилось поступиться.

Стэн закрыл глаза. Если бы не усталость… если бы не эта проклятая слабость…

О черт! Он не мог даже умереть спокойно!

С этой печальной мыслью Стэн задремал.

Пьюрити была у него в объятиях, и Касс понял, к чему стремился все это время. Когда его губы коснулись ее полураскрытого рта, он заметил, как на миг у нее перехватило дыхание, почувствовал ее словно обмякшее тело. Его сердце бешено заколотилось, он перенес ее на кровать и приподнял тонкую батистовую рубашку, которая оставалась единственной преградой между их телами. Девушка не протестовала, напротив, она протянула к нему руки и привлекла его к себе.

Глубоко вздохнув, когда их тела соприкоснулись, Пьюрити прошептала ему на ухо слова, которые, словно эхо, отражали его собственные горячие мольбы, уже готовые сорваться с губ. Он не мог пресытиться ею. Она была сама ласка, сама нежность.

— Отдай мне медальон, Касс, — чуть слышно прошептала девушка.

Юноша не поверил своим ушам. Откуда она узнала?

— Мне он очень нужен. Я не должна его лишиться. — Ее бездонные серо-голубые глаза пронзили его, когда она попросила: — Застегни цепочку у меня на шее. Эта вещь — единственное, что я хочу чувствовать между нами.

Не в силах противиться, Касс, ощущая, как дрожат его пальцы, надел цепочку ей на шею и проверил застежку. Прекрасное старинное золото сверкало на ее нежной коже. Пьюрити была великолепна и теперь целиком и полностью принадлежала ему. Однако девушка вдруг отстранилась. Выражение ее лица изменилось, и она оттолкнула его.

— В чем дело, Пьюрити? Пьюрити, пожалуйста…

— «Пожалуйста»? — Пьюрити не сводила с него глаз. — Повтори то, что ты только что сказал, Касс.

— Нет.

— Если ты хочешь меня, умоляй.

— Ни за что!

Пьюрити крепко сжала рукой медальон. Обнаженная, во всей своей красе, она представляла собой столь восхитительное зрелище, что у него дух перехватило от желания.

Он хотел ее, не мог без нее, должен был ею обладать.

— Пожалуйста…

— «Пожалуйста»? Ты сказал: «Пожалуйста»? — Запрокинув голову, она рассмеялась ему прямо в лицо. Едва Касс услышал ее смех, он словно оцепенел. Она заставила его умолять ее, получила то, что хотела, и затем поставила его на колени!

Будь она проклята!

Гнев захлестнул Касса, и он с угрожающим видом схватил Пьюрити за плечи. Он почувствовал, как у нее перехватило дыхание, ясно увидел страх в ее глазах.

Касс не мог утверждать с уверенностью, когда именно его руки ослабли и протесты Пьюрити превратились в легкие вздохи.

Девушка лежала под ним, ее пылкая податливая плоть словно манила его. Она приняла его, когда он проник в нее. Ее руки обвили его шею. Она подняла к нему лицо. Их губы соприкоснулись…