Плененные любовью - Барбьери Элейн. Страница 11

Прошла целая вечность, прежде чем Адам услышал голос Аманды:

– Адам, я умылась. Ты велел, чтобы я тебя позвала. Хотя ему хотелось помчаться к ней со всех ног, он не спеша двинулся к берегу: на хмуром, озабоченном лице невольно отразилась терзавшая его внутренняя борьба.

Это удивило и даже напугало Аманду. Да, он сам просил позвать его, потому что считает себя ответственным за нее, но вряд ли испытывает радость от такой обузы. И девушка мысленно пообещала себе с еще большей благодарностью и почтением воспринимать все, что Адам для нее сделает. В результате ответом на его мрачную мину были признательная улыбка и искренний взгляд синих глаз, поразивший его в самое сердце.

После этого он просто не в силах был позволить ей передвигаться самой, а просто подхватил на руки и понес к костру – к тому же это давало ему возможность снова прикоснуться к ее прекрасному телу, прижать к себе.

– Адам, если ты так и будешь носить меня на руках, я разучусь ходить, – шутливо возмутилась она.

– Ты еще успеешь нагуляться, – ответил он грубо, затем опустил ее на одеяло и отвернулся к огню.

Но не прошло и нескольких минут, как он снова посмотрел, что же делает Аманда. Девушка запустила пальцы в волосы и старалась привести в порядок спутанные пряди. Заметив, что за ней наблюдают, она пожаловалась:

– С моими волосами произошло что-то ужасное. Если я их не распутаю, то придется постричься.

Остричь такие волосы?! Эти чудные шелковистые волосы?! Никогда! Он ни за что такого не допустит!

Адам молча полез в мешок. На самом дне был спрятан слегка пожелтевший костяной гребень – одна из немногих мелочей, чудом уцелевших в развалинах отцовского дома. Он часто с любовью и болью вспоминал, как его мать не спеша расчесывала на ночь свои длинные седеющие волосы вот этим самым гребнем, и не расставался с этой вещицей с того самого дня, как подобрал ее на пепелище. Теперь он решительно подошел к Аманде и вложил гребень ей в руку. Девушка раскраснелась от смущения, разглядывая неяркий цветочный узор по краю украшенного искусной резьбой гребня, – совершенно ясно, что такая вещь могла принадлежать только женщине. Может, Адам хранит ее как память о прошлой любви? Поняв, о чем она думает, он тихо произнес:

– Это мамина.

Аманда покраснела еще сильнее, осознав, как глупо ошиблась, и с чувством призналась:

– Адам, для меня большая честь пользоваться этой вещью. Юноша явно собирался что-то сказать, но в последний момент передумал, снова резко отвернулся и поспешил к огню.

С преувеличенным старанием он стал переворачивать тушку кролика, нанизанную на длинный прут. Вскоре он снова стал поглядывать в сторону Аманды, которая терпеливо расчесывала пряди одну за другой. Дотронувшись до затылка, она громко вскрикнула от боли: оказывается, рана еще не зажила. Из прекрасных синих глаз едва не хлынули слезы. Адам моментально оказался рядом. Он взял у Аманды гребень и внимательно осмотрел рану.

– Слава Богу, заживает хорошо, – буркнул он себе под нос и уже громче сказал Аманде: – Но ее покрывает кровяная корка, в которой засохли волосы. Мне придется помочь тебе.

И он тут же перешел от слов к делу, удивляясь своему поведению. Ведь ни о ком прежде он так не заботился. Но вот все волосы были аккуратно расчесаны и уложены роскошным серебряным облаком ей на плечи. Благоговейно проведя по ним рукой, Адам прошептал:

– Аманда, у тебя дивные волосы. Наверное, я не первый тебе об этом говорю.

– Роберт… он тоже часто хвалил мои волосы.

При упоминании этого имени Адам почувствовал острый укол ревности и слегка вздрогнул, но все равно продолжал гладить пушистые пряди и как бы из любопытства спросил:

– А кто он – Роберт?

Синие глаза наполнились слезами, и она смущенно ответила:

– Он мой же… жених. – Она запнулась на последнем слове, показавшемся ей каким-то чужим.

– Твой жених?! Да этого не может быть! Аманда, сколько тебе лет?

– Мне уже шестнадцать. Вполне достаточно, чтобы выйти замуж, – запальчиво ответила она.

– Ну а сколько исполнилось малышу Роберту?

– Он не малыш – он взрослый мужчина! Ему двадцать шесть лет!

Насмешливый тон Адама сердил Аманду все сильнее. Адам в изумлении приподнял брови. Это надо же – двадцать шесть!

– Ну и где же он сейчас? – продолжал он расспрашивать.

Слезы, давно уже стоявшие у нее в глазах, вырвались на свободу и хлынули блестящими дорожками по щекам. Рыдая, она наконец решилась впервые произнести это вслух:

– Он погиб. Я знаю. Он погиб. Я сама видела, как он упал!

Словно прорвав какую-то плотину, слезы полились ручьями, и Аманда головой уткнулась Адаму в грудь, содрогаясь от плача. Адам крепко прижимал ее к себе. Он шептал что-то утешительное, гладил ее волосы и плечи. Вдруг до него дошло: да ведь он улыбается!!!

Господи Боже, да как только он мог позволить себе такое?! Он обрадовался, когда узнал, что этот человек мертв! Мучаясь от болезненного чувства вины, Адам испуганно размышлял над тем, какой скотиной надо было стать, чтобы порадоваться гибели человека, который мог бы оспорить его право заботиться об Аманде. Готовый провалиться сквозь землю от стыда, он решил вообще не думать на эту тему. Ведь пока Аманда одна, и она нуждается в его помощи. Значит, он не оставит ее.

Аманда наплакалась, успокоилась и расслабленно затихла у него на груди.

Слегка отстранившись, Адам посмотрел в грустные синие глаза, блестевшие от слез, улыбнулся и сказал:

– Послушай-ка, Аманда! Я столько времени возился с кроликом. Не хочешь ли попробовать?

Адам встал и помог подняться Аманде. Он ласково обнял ее за плечи, и они медленно пошли к костру.

От кролика, покрывшегося золотистой корочкой, исходил чудесный аромат.

– Ну, что скажешь? Он уже готов? – При виде того, как милое грустное личико осветилось улыбкой, а на щеках появились знакомые обворожительные ямочки, у Адама, как всегда, екнуло сердце.

Девушка взяла предложенное ей мясо, откусила большущий кусок и, прожевав, воскликнула:

– Адам, он просто превосходный!

Когда на лес снова опустилась ночная мгла, уже не было споров из-за одеяла. Адам поправил в последний раз костер, подошел к Аманде и быстро улегся рядом. Обнимая Аманду, он прошептал в душистые волосы:

– Спи спокойно, Аманда, и не пугайся, если утром меня не окажется возле тебя. Я не уйду далеко.

Она покорно закрыла глаза и быстро заснула. Последующие несколько дней, пока больная набиралась сил, между ними царили все те же непринужденные дружеские отношения. Отдых и золотые летние деньки вернули румянец на бледные щеки и добавили живых искорок в лучистые синие глаза. Адам и не думал, что такое возможно, глядя, как по мере выздоровления девушка хорошеет с каждым днем. Под конец он вообще стал всякий раз вздрагивать от острого, незнакомого наслаждения, глядя на ее красоту. Бесконечные ночи, которые он проводил почти без сна, держа в объятиях это восхитительное юное, невинное создание, становились таким мучением, какого не знал ни один грешник на земле. Но по мере того как девушка набиралась сил, Адам не мог не испытывать все большего беспокойства. Он разрывался между желанием как можно дольше просидеть в этой глуши наедине с Амандой и стремлением поскорее вернуться в форт. Прошло еще четыре дня, и стало ясно, что больше тянуть с ращением невозможно. Аманда успела поправиться настолько, что уже могла перенести тяготы пути – если время от времени будет как следует отдыхать. Скрывая собственную неуверенность, он как бы между делом заметил:

– Аманда, завтра утром мы оставим это место и отправимся в путь. – По тому, как она напряглась всем телом, можно было судить о нежелании бедняжки возвращаться в тот мир, где продолжается война, где были убиты ее родные и жених и где она должна была остаться совершенно одна. Ах, с какой радостью Адам готов был развеять эти страхи! Однако инстинктивно он понимал, что девушка не имеет ни малейшего представления о его истинных чувствах и что в ответ она способна предложить своему спасителю всего лишь горячую признательность – не более того. Любая поспешная попытка объясниться не принесет пользы, а еще сильнее осложнит и без того неловкую ситуацию. Бедняжка все еще не оправилась от постигшего ее удара и не способна обратиться лицом к будущему.