Плененные любовью - Барбьери Элейн. Страница 16

Аманда была так испугана, что даже не почувствовала жалости к юному индейцу. Она с бешено бьющимся сердцем поспешила скрыться в столовой. Через пару часов, успев утомиться от хлопот, связанных с приготовлением завтрака, и окончательно успокоившись, она принялась ругать себя за столь унизительное проявление трусости. Роберт явился в столовую уже час назад и теперь терпеливо дожидался, пока она закончит добровольно взятую на себя работу. Жених не спускал глаз со своей суженой и не пытался скрыть обожание и страсть. Весь его вид как бы говорил: «Вот, полюбуйтесь, какая красота всего через три дня станет принадлежать исключительно мне!» Каждый раз при мысли об этом кровь вскипала у него в жилах, а во рту становилось сухо от желания. «Пусть она только станет моей женой, а уж тогда ей нечего будет тревожиться и сомневаться!» – так Роберт впервые посмел признаться себе в том, что заметил ее смятенное состояние.

Но вот Аманда сняла с себя передник, повязанный поверх взятого у кого-то платья, и Роберт поспешно поднялся в надежде побыть минутку наедине с невестой, прежде чем она вернется к Бетти Митчелл и сядет шить свадебное платье. Придерживая девушку под локоть, он повел ее из столовой наружу, в залитый ярким солнечным светом крепостной двор.

– Как продвигается ваше шитье, Аманда? – Этим вежливым вопросом он надеялся разрушить неловкое молчание, возникавшее между ними всякий раз, когда они оказывались вдвоем. Куда-то бесследно пропала прежняя легкость общения, о чем Роберт думал с болью. В такие минуты он готов был кричать, умолять дорогую Аманду вернуть былую близость.

Тем не менее Роберт старался выглядеть спокойным – разве что улыбка стала неестественно напряженной. Шагая по вытоптанному двору, он упрямо повторял, что непременно добьется своего, что, несомненно, все это обычные девичьи страхи и переживания. Возле дальней стены Роберт вдруг почувствовал, как напряглась рука Аманды. Он проследил за ее взглядом и обнаружил, что девушка застыла как вкопанная, не в силах отвести полных ужаса глаз от избитого до полусмерти индейца, который имел наглость смотреть на нее.

Глухо зарычав от ярости, Роберт метнулся вперед и сильно ударил пленного дикаря по окровавленному лицу. Из разбитых губ потекла на подбородок темная струйка крови.

– Роберт! – Ее запоздалый крик не смог предотвратить жестокий удар, и девушка задрожала, увидев, как посинело место удара, а кровь с подбородка капает пленнику на грудь. – Роберт, как ты мог? Он же связан и беспомощен. И кто-то уже успел его жутко избить!

– Аманда, не смей тратить на него свою жалость! – раздраженно крикнул Роберт, неприятно пораженный тем, что она может жалеть какого-то там грязного дикаря, пялившегося на нее с позорного столба. – Тебе прекрасно известно, что вот такой, как он, мог убить твоих родителей и содрать с них скальпы!

Испуганно охнув при виде этой яростной вспышки, Аманда повернулась и опрометью кинулась к Митчеллам. Запыхавшись, она вбежала в гостиную и тут же захлопнула за собой дверь.

Весь день Аманда не выходила из дома, занятая шитьем. Бетти Митчелл суетилась так, будто готовила свадебный наряд для собственной дочери-невесты. Она всегда была самой близкой подругой матери Аманды, очень привязалась к милой девочке и относилась к ней как к родной дочке.

У Аманды было тяжело на душе. Она часто подходила к окну, чтобы взглянуть на одинокую фигуру пленного индейца, по-прежнему привязанного к столбу под жгучими лучами жаркого августовского солнца. Юноша старался сохранять гордый, независимый вид, насколько это вообще возможно для человека с разбитым в кровь лицом. В душе у девушки зародилась симпатия к дикарю, считавшему необходимым хранить достоинство и гордо державшемуся под беспощадным солнцем. Подумать только, всего пару дней назад она готова была проклясть любого индейца, но… но сейчас думала о том, что кто-то ведь должен дать пленному поесть и попить – ну хотя бы глоток воды!

– Аманда, что ты без конца торчишь у этого окна? Целый день высматриваешь там кого-то. Этак нам ни за что не удастся закончить платье в срок!

Аманда, явно слишком занятая собственными мыслями, невпопад спросила:

– Бетти, как ты думаешь, они дали ему попить?

– Кому, детка? О ком ты толкуешь?

– Ну, тому индейцу, пленному абнаки! Он целый день стоит, привязанный, на самом солнце.

– Ох, вот уж не думаю. Мой муж говорил, что его схватили на рассвете – негодяй вынюхивал что-то возле форта. Он запросто мог бы удрать, но второй индеец, который пришел с ним, был ранен, и этот потащил его на себе, да только далеко не унес. Раненый индеец вскоре умер, а этого генерал Уэбб приказал привязать к столбу, пока не решат, что с ним сделать.

– Он что, также отдал приказ его избить?

– Нет, Аманда. Но я полагаю, что последние события сильно настроили всех обитателей форта против абнаки и кое-кто не удержался и излил на него свою ненависть.

– Но, Бетти, – нежный голосок Аманды трогательно звенел от боли, – он ведь тоже человек!

На что добродетельная Бетти Митчелл ответила с искренним удивлением:

– Как, Аманда, да с чего ты это взяла?

Аманда лежала на диване в гостиной у Митчеллов и не могла заснуть. Пока было светло, она занималась шитьем. А вечером ей не раз пришлось уворачиваться от Роберта, который норовил обнять ее где-нибудь в укромном углу. В конце концов он разозлился настолько, что умоляюще воскликнул:

– Аманда, я понимаю, что тебе сейчас не до любви – после всего, что пришлось пережить! Но ведь я-то люблю тебя еще сильнее! Так неужели ты не хочешь хотя бы обнять меня?!

Наконец она уступила и позволила ему несколько раз себя поцеловать, после чего снова вспомнила о ласковых зеленых глазах и еще больше сконфузилась.

Не зная, как выпроводить Роберта, девушка пожаловалась, что ужасно устала. Осталось еще два дня, и они станут мужем и женой. И что тогда ей делать?

В отчаянии она зарылась лицом в полушку. Память снова вернула ее в дальний угол двора, где, как она убедилась, индеец так и стоял, привязанный к столбу. Неужели ему никто не дал еды и питья?

Нет, она никому не позволит так издеваться над человеком, И мама, и папа не успокоились бы на ее месте, пока не дали бы несчастному глоток воды. Вот и Аманда решила непременно сделать для него хотя бы такую малость.

Неслышно соскользнув с дивана, девушка набросила одолженную у Бетти накидку прямо на ночную рубашку, из ведра в углу комнаты зачерпнула кружкой воды, отворила дверь и нерешительно двинулась через двор к столбу.

Прячась а тени, она добралась до спящего индейца. Яркий лунный свет падал прямо ему на лицо. Аманда решила, что этому воину двадцать один или двадцать два года. Согласно обычаю здешних индейцев, его черные волосы были сориты на висках и по бокам головы, а со лба назад до самой шеи свисала одна длинная прядь. Она была завязана на макушке в тугой узел и болталась, как конский хвост. Юношеское лицо, невинное во сне, несмотря на ссадины и синяки, оставалось весьма привлекательным благодаря высокому выпуклому лбу, слегка приподнятым скулам, четко вылепленному, прямому носу и полным, но красивым губам. Медный оттенок кожи стал глубже, темнее в лунном свете.

Аманда смогла хорошо рассмотреть спящего индейца. Своим телосложением он не походил на Адама и Роберта. Хотя он был невысок ростом, его мускулистое тело казалось сильным и гибким. Снова взглянув на его лицо, Аманда едва не вскрикнула: жгучие черные глаза смотрели ей прямо в душу. Медленно, неловко пленник заставил связанное тело напрячься и гордо выпрямиться.

Двигаясь, как во сне, Аманда шагнула поближе и заговорила, не зная, поймет ли он ее слова и захочет ли вообще их слушать:

– Я не знала, удалось ли тебе сегодня попить, я не могла заснуть, думая, как ты должен мучиться от жажды. Я принесла тебе немного воды.

Она поднесла кружку к его губам и немного наклонила. Поначалу пленник лишь недоверчиво сделал маленький глоток. Но уже в следующий миг понял, что это действительно вода, и жадно выпил все до капли.