Плененные любовью - Барбьери Элейн. Страница 28

Несмотря на то что она не была избалована прежней жизнью и смолоду была приучена трудиться наравне со взрослыми, изматывающий ритм охотничьего лагеря забирал у Аманды все силы, и по вечерам она мечтала лишь о том, как бы побыстрее согреться, прижавшись к Чингу, и заснуть в его теплых, надежных объятиях. Она так уставала, что моментально проваливалась в забытье, и понятия не имела о том, как долго лежит без сна Чингу. Его неутоленное желание прогоняло сон, однако он понимал, что в общем шалаше Аманда не смогла бы заниматься любовью, не переступила бы через привитое ей чувство стыда.

Однажды к концу второй недели Аманда надолго задержалась одна в том жарком шалаше, где сушили шкуры. Она трудилась не разгибая спины с самого утра, и царившая здесь духота лишала ее последних сил. Устало подняв руку, чтобы откинуть со лба упрямую прядь волос, выскочившую из небрежно скрученного узла на затылке, она вдруг услышала какое-то движение возле входа. Аманда едва успела обернуться, как Чингу оказался рядом, порывисто прижал к себе разгоряченное, потное тело и жадно приник к ее пухлым розовым губам. Ее слабые попытки протестовать моментально сгорели в пламени его страсти. Сильные, гибкие руки скользили повсюду. Поцелуй становился все настойчивее, и Чингу осторожно проник к ней за пазуху, чтобы коснуться чутких розовых сосков. Задыхаясь, он отстранился на миг и прошептал;

– Аманда, мое тело изнывает от тоски по тебе. Идем со мной туда, где мы сможем уединиться, чтобы снова стать единым целым и утолить наше желание. Мне больше не под силу находиться рядом и не иметь возможности насладиться этой близостью. Идем же, скорее.

Не дожидаясь ее ответа, Чингу подхватил одеяло, забытое кем-то у входа, и вытащил Аманду наружу. Двигаясь быстро и бесшумно, словно беглецы, парочка скрылась в лесу и припустила бегом. Наконец Чингу счел возможным остановиться и осмотрелся. Довольный тем, что они достаточно удалились от лагеря и на этой глухой поляне их никто не потревожит, он расстелил на земле одеяло и обернулся к Аманде, возбужденно сверкая глазами. В мгновение ока Чингу избавился от одежды и стал раздевать ее, слишком разгоряченный проснувшимся желанием, чтобы обращать внимание на холодный ноябрьский воздух. Аманда густо покраснела от стыда, но теперь уже не оттого, что Чингу нисколько не стеснялся своей наготы, а оттого, что она слишком страстно отвечала на его откровенные чувства. Не в силах вымолвить ни слова, едва справляясь с охватившим ее нервным ознобом, она предстала перед Чингу во всей своей красоте. И он, словно услышав невысказанную мольбу, обнял Аманду, осторожно опустил на одеяло и накрыл ее своим сильным телом.

– Аманда! – Он даже застонал от наслаждения, наконец-то имея возможность обнять ее вот так, наедине. – Аманда, я люблю тебя!

Не в силах более сдерживаться, Чингу овладел ею нежно, но решительно, и его стремительные рывки разбудили в ее теле костер ответной страсти. Разрядка наступила быстро, внезапно, она одновременно захватила их обоих, отчего сладостный взрыв показался им еще чудеснее. Они надолго затихли, крепко прижимаясь друг к другу.

Опасаясь, как бы разгоряченная Аманда не подхватила простуду, Чингу ласково заставил ее подняться, сам надел ей платье и накинул поверх одеяло. Только потом он стал одеваться сам, пока Аманда стояла, замерев, готовая провалиться сквозь землю от стыда за столь откровенное наслаждение – по ее понятиям, грешное и непристойное.

Чингу оделся и посмотрел на жену. По ее поникшим плечам он понял, что с Амандой что-то не так. Как всегда, удивительная чуткость моментально позволила юному абнаки настроиться на ее мысли. Он ласково взял ее за подбородок и прошептал:

– Аманда, ты стала смыслом моей жизни. Тебе не следует стыдиться того, что ты вознесла меня на вершину блаженства: поверь, я горжусь твоей любовью и счастлив вдвойне от того, что могу доставить тебе хоть малую толику удовольствия в награду за то наслаждение, которое ты даришь мне.

Аманде в который уже раз не оставалось ничего, кроме как подивиться такой проницательности Чингу и его способности одной искренней фразой развеять терзавшие душу сомнения. На дне его темных глаз светилась такая чистая любовь, что Аманда, влекомая каким-то новым, незнакомым ей пока чувством, вдруг поднялась на цыпочки, обняла его за шею и крепко поцеловала в губы. Чингу охнул, прижал ее к себе что было сил, и молодая пара снова отдалась на волю охватившей их страсти.

Прошло немало времени, пока Аманда с Чингу вернулись в лагерь и молча, не обращая внимания на лукавые взгляды и перемигивания окружающих, принялись за работу.

Минуло еще две недели. Было заготовлено столько мяса, сколько смогли бы донести до деревни и без того утомленные охотники. Все нагрузились огромными тюками с мясом, кое-кто прицепил за лямки волокуши. Охотники вместе с женами и детьми двинулись в обратный путь.

Аманда, непривычная к такому способу носить тяжести, едва шагала под весом огромного тюка. Однако она упорно двигалась вперед под пристальным взглядом Чингу. В тот день она измучилась так, что моментально заснула, стоило ей оказаться возле Чингу на разостланном одеяле. На второй лень ноша казалась еще тяжелее. Аманде хотелось остановиться и закричать от отчаяния, но гордость и чувство долга по отношению к соплеменникам, терпеливо делившим с ней тяготы пути, заставляли ее упрямо двигаться по тропе.

Тяжело нагруженные охотники не успели добраться до деревни за два дня, и третий день давно перевалил за половину, когда Аманде показалось, что они идут по знакомым местам. Она обернулась к Чингу и с улыбкой сказала:

– Мы почти дома!

Эта искренняя улыбка и то, что она назвала его родную деревню домом, не остались незамеченными. Он просиял в ответ и вымолвил, преодолевая тугой комок в горле:

– Да, Аманда, мы дома!

Те, кто оставался в деревне, встретили охотников радостными криками. Сразу начались приготовления к празднику. Веселье затянулось допоздна, и под ясными осенними звездами абнаки долго пели и плясали, стараясь выразить свою любовь и благодарность Великому Манито за его щедрость. Аманда, едва живая после похода, была очень довольна своим вкладом в общее дело и тоже сидела у костра, молча любуясь черным бархатным небом, завороженная сверканием бесчисленных звезд и красотой этой ночи. Было так приятно чувствовать себя своей среди счастливых, беззаботных абнаки, а кроме того, она радовалась, что выдержала все испытания.

На плечо ей легла ласковая рука, и знакомый голос шепнул на ухо:

– Аманда, нам пора возвращаться в вигвам. Мы славно потрудились в эти дни и заслужили отдых.

Она послушно поднялась и пошла за мужем. Едва переступив порог, Чингу потянулся к ней, и в благоговейном изумлении промолвил:

– Аманда, с каждым днем, прожитым подле тебя, мои любовь и гордость становятся все сильнее. Великий Манито наверняка хотел выразить свое благоволение, когда ниспослал мне встречу с тобой.

Он ласково обнял жену и наклонился над ней, и Аманда, зажмурившись и подставляя губы для поцелуя, довольно подумала, что в этот вечер они не заснут еще долго-долго…

Ясные, морозные ноябрьские дни становились все короче. Пронизывающий, резкий ветер безжалостно ободрал с деревьев последнее золото листьев, обнажив тонкие скрюченные ветви, темными силуэтами проступавшие на фоне серого неба. Аманде казалось, что сковавшая деревню лютая стужа поселилась в самой ее душе. Она ничего не могла поделать с тем, что едва обретенное чувство смирения, покоя и принятия нового образа жизни утекало, ускользало тем быстрее, чем больше зима вступала в свои права.

Тем не менее она старательно выполняла всю женскую работу: на примитивном станке ткала грубые циновки, чтобы повесить их на стены и защититься от холода, и искусно расшивала заново выделанные шкуры и меха так, как это принято у индейцев, – с помощью костяной иглы с продетым в нее кожаным шнурком. Но несмотря на приобретенные ею навыки и умения, несмотря на явное восхищение Чингу, не скупившегося на похвалы, ее все сильнее снедали неуверенность и тревога. С иссушавшей душу беспощадностью вновь и вновь возвращались воспоминания о прежней жизни и о той неуловимой прелести, которая всегда пронизывала последние дни декабря, занятые приготовлениями к Рождеству. Конечно, нечего было рассчитывать на то, что среди абнаки ей когда-то снова удастся приобщиться к этому светлому, святому празднику, и Аманда все чаще плакала, когда оставалась в вигваме одна.