Флот вторжения. Страница 51

Лю Хань с неописуемым ужасом глядела на маленького дьявола, который, похоже, был очень доволен собственной находчивостью. Несколько минут назад ее занимал вопрос: может ли быть что-нибудь хуже, чем оказаться в этом странном, противном месте?

Теперь она знала ответ.

***

Бобби Фьоре поднял камень и швырнул его в обрывок газеты, валяющийся в сорока или пятидесяти футах от него. Он промахнулся не более чем на два-три дюйма. Бобби кисло усмехнулся. Швыряние камней было практически единственным занятием в лагере с тех пор, как ящеры схватили его. Но Бобби никогда не отваживался бросать камни у лагерной ограды. Последний раз, когда кто-то швырнул камнем в одного из ящеров, те немедленно застрелили пятерых человек. С тех пор это прекратилось.

С северо-запада показался один из винтокрылых самолетов ящеров. Он приземлился вблизи лагеря, прямо за забором, отрезавшим полуостров, на котором стоял городок Каир, штат-Иллинойс. Фьоре подобрал еще один камень, швырнул его и отметил свои бросок еще более кислой усмешкой. Он даже не предполагал, что когда-нибудь снова вернется — точнее, его вернут в Каир. Здесь он играл в лиге «Китти», класс Д. В каком же году это было: в тридцать первом или в тридцать втором? Этого он уже не помнил. Бобби лишь помнил, что это был забавный городишко. Таким он и остался.

Каир стоял у слияния Миссисипи и Огайо, окруженный дамбой, которая защищает город от разливов рек. Над восточным краем дамбы взору Бобби открывались заросли магнолий. Они придавали городу южный облик и совсем не вязались с природой Иллинойса. С югом были связаны и воспоминания о давно прошедших хороших временах для этого города. Когда-то думали, что Каир будет пароходной столицей Миссисипи. Этого не произошло. Теперь городишко стал одним из концлагерей ящеров.

Хорошим лагерем, надо полагать, поскольку с трех сторон его окружала вода. Ящеры просто повредили мост на Миссисипской автомагистрали и наставили своих заграждений поперек косы Каир-Пойнт. Военных судов на реке у них не было, зато на дамбе и на дальних берегах хватало солдат с пулеметами и ракетами. Говорили, что нескольким лодкам удалось вырваться отсюда под покровом ночи, но потопленных было гораздо больше.

Слоняясь без дела, Фьоре добрел до ограды ящеров. Это не было заграждением из колючей проволоки; ограда больше напоминала длинные полосы узкой обоюдоострой ленты, похожей на бритвенные лезвия. Лента выполняла ту же функцию, что и колючая проволока, и делала это столь же успешно.

С другой стороны забора, с его свободной стороны, ящеры установили сторожевые башни. Они выглядели точно так же, как, наверное, сторожевые башни в нацистском концлагере. Солдат, что стоял на ближайшей к Фьоре башенке, направил на него дуло пулемета.

— Идти, идти, идти! — закричал он.

Должно быть, это было единственным английским словом, которое тот знал. Но пока в его когтистых руках находился пулемет, ему и впрямь хватало одного этого слова.

Бобби пошел, пошел, пошел. Не подчиниться лагерному охраннику можно только один раз. Когда Фьоре медленно шагал к городу по шоссе-51, плечи его были низко опущены. Еще совсем недавно Соединенные Штаты готовились как следует дать по заднице Японии и Германии. Все об этом знали. Всем это нравилось. А теперь — на тебе, концлагерь, прямо в центре США.

Дело было не в том, справедливо это или нет. Подобное вообще представлялось невозможным. Будучи гражданином самой сильной страны мира, оказаться узником концлагеря, словно какой-то поляк, итальянец, русский или жалкий, нищий филиппинец… Никто и подумать не мог, что американцам придется пережить такое унижение. Его родители покидали свою родину, уверенные, что больше никогда не столкнутся с подобным.

Бобби брел посередине шоссе, раздумывая о том, каково сейчас приходится его родителям. С момента появления ящеров он ничего не слышал о положении в Питтсбурге. Когда Бобби пришел в Каир, шоссе-51 плавно перешло в Сикамор-стрит. Он продолжал идти по белым черточкам центральной линии. Автомобилей не было. Правда, торчали несколько обгорелых кузовов машин. Только горстка стариков, кому перевалило за девяносто, помнили времена, когда война в последний раз приходила на землю Соединенных Штатов. Теперь она пришла вновь, без всякого предупреждения.

Навстречу Фьоре по Сикамор-стрит двигался чернокожий. Он катил тележку, которая здорово смахивала на переделанную детскую коляску. Старый колокольчик для коров, свисавший с погнутой одежной вешалки, возвещал о его появлении, но парню этого было мало, и он через каждые несколько шагов выкрикивал:

— Тамале! Покупайте горячие тамале!"Тамале — мексиканское блюдо из рубленого мяса, приправленного красным перцем и другими специями, которое сварено в обертках кукурузных початков»

— И почем они у тебя сегодня? — спросил Бобби, когда торговец подъехал ближе. Негр выпятил губы:

— Допустим, что доллар за штуку.

— Боже милостивый! — присвистнул Фьоре. — Да ты просто грабитель, если хочешь знать.

Торговец посмотрел на него так, как в былые времена не отважился бы посмотреть на белого человека ни один негр. Равнодушным, отчужденным голосом он ответил:

— Не хотите, мистер, не беда. Вокруг полно желающих.

— Дерьмо ты! — Фьоре расстегнул клапан кармана на поясе и вытащил бумажник. — Дай-ка мне две порции.

— Как скажете, босс, — согласился чернокожий, но взялся за дело не раньше, чем долларовые бумажки оказались в его руках.

Торговец открыл стальную крышку тележки, взял щипцы и подцепил жирные тамале. Чтобы остудить их, негр на них подул, а затем подал Фьоре. В прежние времена Департамент здравоохранения обрушился бы на него, словно кирпичная стена.

Бобби тоже не был в восторге от способа охлаждения этим парнем тамале, но попридержал язык. Уже хорошо, что у него есть деньги на покупку еды. Когда ящеры вытолкали Бобби из своей винтокрылой машины, в его карманах насчитывались два доллара и двадцать семь центов плюс монета, которую он считал своим счастливым четвертаком. Однако этих денег хватило, чтобы начать игру в покер. Бесконечные часы, проведенные Бобби в пригородных автобусах и поездах по дороге из одного города провинциальной бейсбольной лиги в другой, отточили его мастерство картежного игрока, и он играл лучше тех парней, с кем ему довелось здесь встретиться. Сейчас в его бумажнике хрустело куда больше, чем два доллара.