Крисп Видесский. Страница 43

— Отступаем, — приказал Крисп и сплюнул желчью.

— Отлично, ваше величество, — сказал Маммиан. Пораженный Крисп повернулся к нему. — Отлично, — повторил генерал. — В нашем деле едва ли не главное — знать, когда отойти вовремя. Я боялся, что вы прикажете наступать, несмотря на потери, и превратите поражение в катастрофу.

— Это уже катастрофа, — ответил Крисп.

По ущелью пронесся скорбный сигнал к отступлению. Но Маммиан покачал головой.

— Нет, ваше величество. Мы еще не потеряли строй, паники нет, и люди готовы сражаться в будущем — или в будущем году. Но если этот ведьмак и дальше будет нас гонять в хвост и в гриву, наши солдаты станут бежать, едва завидев его разбойников.

Слабое утешение, но уж лучше такое — немного лучше — чем никакого. Телохранители-халогаи Криспа сомкнулись вокруг него, пока армия выходила из ущелья. Если бы северяне хотели убить его и перейти на сторону собратьев, лучшего момента им не представилось бы. Но императорская стража оборачивалась, лишь чтобы погрозить кулаками врагам Видесса.

И все же верность телохранителей заботила Криспа меньше всего.

Взгляд его, как и взгляды всей армии, постоянно обращались вверх, на стены ущелья — не грянутся ли вниз новые валуны, сминая людей и коней? Если Арваш сумел подготовить ловушки по всей длине ущелья, поражение еще может превратиться в катастрофу даже по критериям Маммиана.

Но отступление не стало бегством. Валуны оставались на своих местах. И наконец склоны разошлись, открывая пологие предгорные холмы.

— Назад, к лагерю? — спросил Маммиан.

— А почему нет? — горько ответил Крисп. — Так мы можем сделать вид, что ничего не случилось. Те, кто еще живы.

— Такие вещи без потерь не делаются, — попытался успокоить его Маммиан.

— Мы и с потерями ничего сделать не можем, — бросил Крисп, на что генерал только хмыкнул.

Лагерь разбитой армии всегда мрачен. Вокруг шатров победителей тоже кричат от боли раненые, но и они, и их товарищи знают, что добились цели, за которую сражались. Побежденные лишены подобного утешения. Они не просто гибли — они гибли зря.

Именно поражение сломило армию Петрония, вспомнил Крисп. Он приказал усилить охрану не с северной стороны лагеря, а с южной.

Офицеры, которым он отдал это распоряжение, вслух своих мнений не высказали, но многозначительно кивнули.

Крисп бродил по окраинам лагеря, где тяжелораненые ждали, пока до них дойдет внимание жрецов-целителей. Те, кто мог шевелиться, с улыбками отдавали императору честь, отчего совесть грызла Криспа еще сильнее. Но он постарался повидаться со всеми и поговорить с большинством, прежде чем отправиться к себе в шатер.

К этому времени спустилась темнота. Больше всего Криспу хотелось уснуть и забыть на несколько часов про злосчастный сегодняшний день. Но перед ним стояла еще одна задача, куда более тяжелая, чем посещение раненых. Крисп все откладывал с письмом Танилиде: он хотел написать в нем, что смерть ее сына отмщена. Теперь эта надежда исчезла — да и что ей в том утешении? Она потеряла единственного сына. Крисп опустил перо в чернильницу и уставился на пустой пергаментный лист. Как же начать?

«От Криспа, Автократора видессиан, превосходной и благороднорожденной госпоже Танилиде привет». Формула закончилась, оставив Крисп в затруднении. Тут нужны были гладкие фразы, выстроить которые не составило бы труда человеку, получившего вместе с образованием и знание риторики. Образования Крисп не получал, а доверять это письмо секретарю не собирался.

— Твое величество? — пробасил снаружи Гейррод.

— В чем дело? — Крисп отложил перо со смешанным чувством облегчения и вины.

Как оказалось, облегчение было преждевременным.

— Дело чести, твое величество, — отозвался Гейррод.

Последний раз с ним в таком тоне разговаривал нацелившийся на самоубийство Вагн.

— И чем я затронул твою честь, Гейррод? — осведомился Крисп, выскакивая из шатра.

— Не мою, твое величество, но всех нас, кто получает от тебя золото, — ответил Гейррод. Высокому для видессианина Криспу пришлось поднять голову, чтобы посмотреть халогаю в глаза. — Меня выбрали говорить за нас всех из-за того, что я первым склонился перед тобой.

— Верно, — согласился Крисп, — и за это я держу тебя и всех вас в почете. Сомневаешься ли ты в этом? — Гейррод покачал тяжелой головой. — Так чем я оскорбил тебя — то есть вас всех? — нетерпеливо кинул Крисп.

— Тем, что не послал нас сегодня в бой против тех, кто следует за Арвашем, несмотря на то что я сказал тебе на дороге южнее Имброса, — ответил Гейррод. — Многим из нас это мнится обидой и знаком недоверия. Лучше нам вернуться домой в землю Халога, чем носить секиры, не обагренные кровью. Видессиане любят парадные полки. Мы же давали клятву сражаться за тебя, твое величество, а не вышагивать на парадах.

— Если ты думаешь, что я удержал вас, опасаясь измены, руби сейчас, Гейррод. — С некоторой внутренней дрожью — халогаи могли воспринимать фигуры речи удивительно буквально — Крисп склонил голову. — Удара не последовало; император выпрямился и вновь глянул телохранителю в лицо. — Если ты думаешь иначе, то чем я мог затронуть твою честь?

Телохранитель встал по стойке «смирно».

— Ты говоришь мудро, твое величество. Теперь я вижу, что ошибался. И так я передам своим товарищам. Те, кто не согласится, пусть спорят с этим. — Гейррод многозначительно потрогал лезвие секиры.

— Хорошо, — ответил Крисп. — И передай им, что я не послал их в бой потому, что надеялся выбить халогаев — халогаев Арваша из-за баррикады стрелами. Если бы нам это удалось, мы победили бы малой кровью.

Гейррод громко фыркнул.

— Порой ты думаешь, как один из нас, но в сердце своем ты все же видессианин. Так, верно, и быть должно, и этому не поможешь. Но бой сладок сам по себе. Время считать сраженных приходит потом, а не прежде.

— Как скажешь, Гейррод. — Криспу слова северянина показались безрассудными до безумства. Халогай же прекрасно знал, что большинство имперцев думает так, как Крисп, и считал их в военном деле в лучшем случае излишне осторожными, а то и просто трусоватыми. Поэтому, наверное, никто из видессиан не служил телохранителем у северных вождей и вряд ли будет.

Гейррод вновь занял свой пост, явно удовлетворенный беседой, а Крисп вернулся в шатер и позволил себе тихо вздохнуть. Он не солгал Гейрроду впрямую, но в верности халогаев все же одно время усомнился. Однако, спросив Гейррода, а верит ли тот в подобное, Крисп как бы снял с себя вину. Но в следующем сражении с головорезами Арваша он не станет сдерживать своих телохранителей.

Император присел за складной столик, который служил ему вместо письменного. Пергамент и перо лежали там, где он их оставил, выходя. На листе одиноко красовалось приветствие. Крисп снова вздохнул. Если бы только у Трокунда нашлось заклятье, по которому неприятные письма писались бы сами… но это было бы уже не чародейство, а чудотворство.

Вздохнув в третий раз, Крисп макнул перо в чернильницу и по привычке приступил сразу к сути:

«Госпожа моя, покуда я сражался с Петронием в западных землях, Мавр, узнав о поражении Агапета, вывел из города Видесса армию, дабы остановить Арваша Черного Плаща от продвижения в глубь империи. Со скорбью должен сообщить вам, что, как вы и предсказывали, ваш сын потерпел поражение и погиб сам».

Выведенные на пергаменте, эти слова вновь вызвали в памяти день гибели побратима. Крисп перечитал написанное. Не слишком ли прямолинейно?.. Нет, решил он. Танилида предпочитала неприукрашенную правду… и, кроме того, она могла узнать о случившемся раньше его.

Он подумал немного и приписал: «Я любил Мавра, как родного брата. Я удержал бы его от нападения на Арваша, если бы знал, что у него на уме, но он скрывал свои намерения от меня, пока не стало поздно. Вы лучше меня знаете, что Мавр всегда шел вперед, не оглядываясь».

Крисп присыпал написанное песком, чтобы высушить чернила, потом свернул пергамент и надписал на свитке: «Превосходной и благороднорожденной госпоже Танилиде, в ее поместье близ Опсикиона». Эти слова он тоже присыпал песком, стянул свиток лентой и, перевязав, капнул на ленту немного алого воска. В еще мягкий воск он вдавил свою печать и долго смотрел на нее.