Крисп Видесский. Страница 67

— Как скажете, ваше величество, — пробормотал Тировизий. Крисп знал, что евнух все равно будет торговаться из принципа, и надеялся лишь, что после такого приказа не снимет со священника последнюю рубашку.

Когда постельничий удалился, Крисп обернулся к Ризульфу:

— Пошли, святой отец.

— Подождите минутку, — попросил Ризульф, вставая. Он положил руку Даре на плечо. — Хотел бы я, доченька, чтобы все обернулось иначе.

Дара не подняла взгляда.

— Я бы хотела, чтобы ты оставил все как было, — пробормотала она, едва не плача.

— Я тоже, дитя мое, я тоже. — Ризульф выпрямился и глянул на Криспа:

— Я готов.

У дверей императорских палат стояло больше халогаев, чем требовалось для охраны. Те, кто не находился на посту, окружили Ризульфа.

— Отведите святого отца на «Морского льва». Он стоит у причала в Неорезианской гавани, — приказал Крисп. — Посадите его на борт.., нет, лучше стерегите его на борту, пока корабль завтра утром не отчалит в Присту.

— Слушаемся, твое величество. — Стражники отдали честь.

— Вы для меня все приготовили, — заметил Ризульф. — Отлично сработано.

— Стараюсь, — коротко ответил Крисп. Он кивнул халогаям, и те увели новообращенного монаха. Крисп глядел им вслед, пока Ризульф и его свита не скрылись за углом. Он глубоко вздохнул, впивая чистый ночной воздух, и вернулся под крышу.

Когда он вошел в кабинет, Яковизий глянул на него, на Дару и поспешно вскочил на ноги. «Мне пора», — нацарапал он на табличке большими буквами, показал супругам, откланялся и удалился с поспешностью, которая в других обстоятельствах показалась бы непристойной. В этом же случае Крисп не винил севаста за бегство.., правда, хотел бы, чтобы тот оставался подольше. Но ничего не поделаешь; он наедине с Дарой, только что отправив ее отца в ссылку.

— Прости, — искренне сказал он. — Я ничего больше не мог поделать.

Она кивнула.

— Если ты хочешь удержаться на троне, если хочешь выжить — ты поступил верно. Только… — Она отвернулась. Голос ее прервался. — Это тяжело.

— Мне тоже. — Крисп подошел, погладил ее пышные черные волосы. Он боялся, что она отшатнется от него, но Дара сидела спокойно.

— Когда я был крестьянином, — негромко произнес он, — я все думал, как легко живется Автократору. Он только приказывает, а остальные на него работают. — Он невесело хохотнул. — Если бы все было так просто.

— Если бы.., но все иначе. — Дара подняла взгляд на мужа. — Ты редко рассказываешь о своем детстве.

— Потому что рассказывать не о чем. Поверь, так лучше, — ответил Крисп. Дара не настаивала. Это вполне устраивало его. Он не говорил о годах своей молодости в основном потому, что не желал напоминать ей о своем низком происхождении. А так как без этого в объяснениях не обошлось бы, Крисп с радостью сменил тему.

— Пошли спать, — предложила Дара. — Владыка благой и премудрый знает, что я все равно не высплюсь, — малыш так пинает меня изнутри, что я полдюжины раз за ночь встаю по нужде, но попытаться стоит.

— Ладно, — ответил Крисп.

Скоро последняя лампа была задута, и он лег в темноте рядом с Дарой. В памяти его всплыла насмешка Ризульфа. Как он осмелится заснуть рядом с Дарой, когда Ризульф отплывает в Присту? Крисп задремал, так и не решив этот вопрос, и проспал всю ночь без сновидений.

* * *

На северной окраине дворцового комплекса, невдалеке от Чародейской коллегии, находился небольшой парк, городскими остряками прозываемый охотничьим. Ни кабаны, ни благородные олени там не бродили. Посреди обнесенной забором рощи, на поляне, стояла изрубленная дубовая колода такой высоты, чтобы на нее удобно было положить голову стоящему на коленях.

Крисп повернулся спиной к утреннему солнцу и посмотрел на колоду. Рядом ждали двое телохранителей-халогаев, оживленно переговаривающихся на своем языке и поглядывающих на палача. Высокий — почти как северяне — мужчина опирался подбородком на рукоять длинного меча. Наконец один из северян не выдержал.

— Прошу вас, разрешите мне испробовать ваш клинок, — обратился он к палачу.

— Сколько угодно.

Палач улыбнулся, когда северянин, взявшись за меч, изумленно присвистнул. Халогай отошел на пару шагов, сделал пару взмахов — сначала на уровне пояса, потом рубящих, снова присвистнул и вернул оружие владельцу.

— Взаправду могучий клинок, но для меня зело тяжел.

— Вы с ним получше многих обходитесь, — признал палач. — Привыкли, должно быть, к секире, а она тоже не легка. Я видал, как здоровые мужики, привычные к кавалерийским сабелькам, едва не падали, взявшись за мой меч.

Двое умельцев в родственных ремеслах еще немного поболтали, сравнивая профессиональный опыт. Потом палачу пришлось отвлечься. Двое халогаев приволокли Гнатия, облаченного в белую льняную рубаху. Руки его были связаны за спиной.

При виде Криспа он замер.

— Ваше величество, умоляю вас… — Он пал на колени. — Смилуйтесь, во имя Фоса, ради той помощи, которую я оказал вам в деле с Арвашем…

Крисп закусил губу. Он пришел на казнь только потому, что ощущал себя в долгу перед Гнатием. В долгу — но таком ли? Он покачал головой.

— Пусть Фос смилуется над тобой, во имя той помощи, что ты оказал мне в деле Петрония и в деле Ризульфа. Кто стал бы следующим, Гнатий? — Он обернулся к стражникам:

— На плаху его.

Последние пару шагов Гнатия несли на руках — без злобы и сочувствия, просто выполняя свою работу.

— Не дергайся, и все кончится быстро, — посоветовал один халогай.

— Он прав, — подтвердил палач. — Не стоит вертеться, а то я с первого раза не попаду.

Стражники невозмутимо пристроили голову бывшего патриарха на плахе. Глаза Гнатия, блестящие от ужаса, были раскрыты так широко, что зрачки окружил белый ободок. Он со всхлипами втягивал воздух, грудь его вздымалась и опадала, все тело тряслось от страха.

— Пожалуйста, — шептал он одними губами. — Пожалуйста…

Палач шагнул к плахе, занося меч. Гнатий завизжал. Меч опустился. Клинок рассек плоть и кость; вопль оборвался. Голова Гнатия откатилась в сторону, отрубленная с одного удара. Крисп с отвращением заметил, что мертвые глаза дважды моргнули.

В миг казни все тело Гнатия дернулось так, что вырвалось из рук халогаев. Кровь хлынула из разрубленной шеи — сердце еще сжалось пару раз, пока не осознало собственной смерти. Кишечник опорожнился, замарав белую рубаху и добавив вонь испражнений к горячему железному запаху крови.

Крисп отвернулся; его подташнивало. Он читал о кровожадных тиранах, чьим любимым развлечением было обезглавливать врагов — настоящих или мнимых. Теперь его интересовало одно: останется ли на месте ломоть хлеба, съеденный им за завтраком. Зрелище смерти беспомощного пленника было на свой лад страшнее всех кошмаров битвы. И то, что Арваш смог предать подобной смерти целый город, становилось еще загадочнее — и ужаснее.

Крисп глянул в сторону палача; тот стоял, гордо выпрямившись, ожидая похвалы за отлично исполненную работу.

— Он не мучился, — выдавил Крисп единственную похвалу, на которую был способен.

Палач просиял — видимо, на эти слова он и надеялся.

— Голову, — продолжал Крисп, не глядя в сторону тела, — отнесите на Веховой Камень. Я возвращаюсь в палаты.

— Как скажете, ваше величество. — Палач поклонился. — Я польщен вашим присутствием.

Вскоре после того как Крисп вернулся к себе, Барсим осведомился, что подать на обед.

— Ничего, — выдавил Крисп. — Спасибо. — Лицо вестиария не изменило выражения, но такой ответ явно Барсима не удовлетворил. Криспу пришлось объяснить:

— Вам не стоит бояться, что я превращусь в кровожадного тирана, почитаемый господин. Желудок у меня слабоват.

— А. — Одним междометием Барсим выразил полное понимание. — Вечером вы намерены вернуться к армии?

— Перед этим у меня еще пара дел. Если мне не изменяет память, Пирр в бытность свою патриархом проклял иерарха Савиана за какой-то проступок.