Легион Видесса - Тертлдав Гарри Норман. Страница 67

Туризин Гавр все еще воевал с пиратами на востоке, а кроме Императора, ни у кого в Видессе не было горячей охоты раскручивать скрипучие колеса бюрократического аппарата. Слишком хорошо, к сожалению, была знакома Скавру эта адская машина.

Поэтому Марк принял единственное возможное решение: он собирался взять необходимую сумму у жителей Гарсавры и вернуть им долг позже – когда чиновники столицы сумеют наконец отправить золото на запад. Однако ожидать, чтобы гарсавране пошли на это с легкостью, было бы верхом наивности.

Конечно, многие местные жители поддерживали Туризина. Во всяком случае, немалое их количество заявляло об этом во всеуслышание, пока имперские войска удерживали город. Но почти столько же до сих пор жалели о Баане Ономагуле. Обширные владения разбитого Драксом мятежника располагались совсем недалеко отсюда – к югу от Гарсавры. Баан был мертв, он погиб от руки ненавистных многим чужеземцев-наемников (прежде чем те пошли по его стопам). Теперь уже никто не вспоминал о том, что Ономагул был предателем. Самоуверенный, раздражительный, коварный, он каким-то чудом был произведен чуть ли не в святые.

Полной противоположностью сторонникам Баана оказались те, кто жалел о поражении намдалени и восстановлении императорской власти в Гарсавре. Покойный Антакин говорил Марку о том, что островитяне довольно популярны в городах. Сообщение гонца оказалось чистой правдой. «Государство» Дракса было куда меньше Империи, поэтому барон не облагал города тяжелыми налогами, как это делал Туризин. Возможно также, мягкое отношение к городам было красивым жестом намдалени, которые не желали возбуждать против себя недовольство всего видессианского населения. Во всяком случае, эти действия – чем бы они ни были продиктованы – обеспечили Драксу поддержку у немалого числа гарсавран. Они даже начали перенимать обычаи победителей и ходили поклоняться Фосу в храме, который Dракс передал намдаленским жрецам (с точки зрения ортодоксальных видессиан – злостным еретикам!).

Последнее обстоятельство особенно разъярило Стипия. Целитель не упустил случая вступить в громкие препирательства с одним намдаленским жрецом, когда увидел того на рыночной площади. Скавр в ту минуту увлеченно торговался над приглянувшимся ему поясом. Заслышав вопли, охваченный тревогой трибун поднял голову.

– Сладкоречивый соблазнитель!.. Пес!.. Умаститель льда Скотоса!..

Багровый от ярости, со стиснутыми в праведном гневе кулаками, жреццелитель протиснулся к намдалени. У того под мышками было по жирному гусю.

– Клянусь Игроком! Ты, напыщенный индюк! Твой-то путь ведет прямо в ад! – закричал в ответ намдалени, глядя прямо Стипию в лицо.

Жреческий плащ намдалени был более серого оттенка и напоминал скорее осеннее небо, но тоже отливал синевой. Жрец «Игрок» не выбривал головы, как это делали видессианские жрецы, в том числе и Стипий. Но в собственную непогрешимость он веровал не менее фанатично, чем его имперский коллега.

– Прости, – тихо сказал Марк торговцу и бегом, будто в атаку, подлетел к двум жрецам, осыпающим друг друга проклятиями, точно двое пастухов. Успеть, остановить Стипия прежде, чем их спор превратится в драку, а драка – в бунт…

Слишком поздно. Толпа уже окружила обоих жрецов. Но горожане хотели вовсе не бунта.

– Дебаты! Дебаты! Идем слушать дебаты!..

Публичные теологические диспуты были еще одним развлечением видессиан. В Гарсавре они происходили и прежде, когда местные жрецы дискутировали с намдалени. Теперь горожанам не терпелось узнать, какие доводы приведет новый жрец.

Стипий вспыхнул, будто не верил собственным ушам. Скавр был также скорее удивлен, нежели огорчен. В конце концов, возможно, все-таки обойдется без крови… Трибун усмехнулся, когда увидел, как Стипий драматически хлопнул себя по лбу и объявил:

– Ложную веру надлежит выкорчевывать, но отнюдь не обсуждать.

– Хо! Я готов потолковать с тобой об этом! – сказал намдалени.

Жрецу-намдалени было около сорока лет. Глядя на его угловатое жесткое лицо и крепкую фигуру, Скавр скорее был склонен принять его за командира пехотинцев, нежели за священнослужителя. Почти такой же толстый, как Стипий, он был, в отличие от видессианского «коллеги», похож скорее на атлета, бросившего заниматься спортом, чем на обычного толстяка.

Намдаленн отвесил жрецу-целителю иронический поклон.

– Герунгус из Таппера, к твоим услугам.

Стипий поперхнулся и закашлялся, наливаясь злобой. Толпа, к величайшему облегчению Марка, продолжала требовать дебатов. В конце концов жрец-целитель, весьма грубо, буркнул свое имя.

– Поскольку ты – жалкий еретик, то я начну первым. А потом защищай свое лжеучение, насколько это тебе по силам.

Герунгус пробормотал сквозь зубы что-то едкое, чего трибун не расслышал. Затем намдалени пожал широкими плечами и ответил безразлично:

– Кто-то же должен начать.

Видессианский язык жреца звучал почти без акцента.

Стипий приступил:

– Для начала я задам тебе такой вопрос. Каким это образом вы, намдалени, пришли к извращению святой веры Фоса? Кто дал вам право добавлять к нерушимому символу веры отвратительную фразу «…и на это мы поставим свои души»? Какой синод постановил искажать изначальные слова, завещанные от Фоса? Учение передано нам нашими святыми отцами. Оно должно храниться в чистоте и неприкосновенности. Добавлять же к святому символу веры пустые еретические фразы – святотатство!

Марк удивленно поднял бровь. На своей территории, в пылу богословского спора, Стипий оказался куда более опытным бойцом, чем полагал трибун. Толпа разразилась одобрительными криками.

Однако каждый видессианский жрец, который брался дискутировать с Герунгусом, бросал ему подобный вызов, и потому ответ намдалени был скорым:

– Святые отцы древности жили в раю для индюков. Тогда рука Империи простиралась до самого Халогаланда, а зло Скотоса казалось неизмеримо далеким. Но имперцы были грешны и падали все ниже и ниже, и Скотос стал набирать силу, дабы показать мощь своей власти над вами. Именно поэтому варвары оторвали от вас Хатриш и Татагуш. Это Скотос привел из необъятных степей диких хаморов. Это Скотос отнял у вас силу, дабы вы не могли отразить их натиска. И вот, по грехам вашим, сила Скотоса росла, и вот стала она слишком могущественна, и ощутили вы ее дыхание на своем лице. Ныне Скотос близко! Кто уверен теперь, что Фос победит в конце концов и на закате всех времен?

Теперь Стипий был уже не багровым, а белым, как стена.

– Весовщик! – воскликнул он.

Толпа недобро загудела. Для видессиан ересь весовщиков – вера хатришей в равновесие сил Добра и Зла – была еще хуже, чем та, которую исповедовали намдалени.

– Вовсе нет. Позволь закончить, – спокойно возразил Герунгус. – Ни тебя, ни меня не будет здесь, когда разразится последняя великая битва между Фосом и Скотосом. Откуда же нам, слабым и грешным, заранее знать ее исход? Но мы должны жить так, словно мы твердо уверены в грядущей окончательной победе Добра. Иначе нам уготован вечный лед Скотоса. Не знаю, как ты, а я честно и с гордостью делаю свою ставку. Я ставлю душу на победу Добра.

Он резко повернулся и огляделся по сторонам, словно бросая вызов толпе.

Марк тоже стал приглядываться к людям. К своему удивлению, он обнаружил, что видессиане притихли. Это было непривычно. Герунгус выражался не столь цветисто, как Стипий, но его ораторские приемы были достаточно эффектны.

Трибун заметил Неврат. Ее густые черные волосы копной падали на плечи. Когда глаза трибуна и молодой васпураканки встретились, ока улыбнулась и сделала легкое движение, как бы указывая на возбужденную толпу, затем показала на себя и Скавра и кивнула. Он кивнул в ответ. Марк отлично ее понял. Уроженка горного Васпуракана, Неврат имела свое представление о вере Фоса. А римлянин вообще стоял вне этой религии. Они были чужими в этой толпе, и это их объединяло.

Стипий между тем пыхтел и пускал пузыри, как выброшенный на берег кит.